Фриденау
| ||||||||||||||||||||||||||
район Берлина в составе округа '</td></tr> | ||||||||||||||||||||||||||
</td></tr>
</table> Фридена́у (нем. Friedenau) — район в седьмом (после реформы 2001 года) административном округе Берлина Темпельхоф-Шёнеберг. Расположен в северо-западной части округа. До 2001 года Фриденау вместе с соседним районом Шёнеберг входил в самостоятельный округ Шёнеберг. Несмотря на то, что Фриденау — самый маленький по площади район Берлина, он имеет наибольшую плотность заселения во всей столице. СодержаниеПоложение районаГраница района проходит на севере параллельно Берлинскому Рингбану. На западе вдоль Лаубахер-штрассе (нем. Laubacher Straße) Фриденау граничит с Вильмерсдорфом, на юго-западе вдоль Борнштрассе (нем. Bornstraße) — с Штеглицем. На востоке район отделяется от соседнего Шёнеберга улицами Хауптштрассе (нем. Hauptstraße) и Фрегештрассе (нем. Fregestraße). Городское планирование Фриденау весьма структурировано. Большинство зданий района возникло в XX веке. Поэтому Фриденау имеет весьма единообразную архитектуру. 185 объектов района находятся под защитой как памятники архитектуры. Разумеется, во время бомбёжек Второй мировой войны многие части района были разрушены, поэтому в городском облике Фриденау имеются «дыры», многие из которых были, однако, заполнены новостройками после войны. Новые здания часто не вписываются в гомогенную архитектуру Фриденау. ИсторияВозникновение ФриденауВ отличие от других многочисленных районов Берлина Фриденау не имеет многовековой истории. Район был построен «с нуля» во времена кайзера Вильгельма II. Всего через несколько месяцев после окончания Франко-прусской войны в 1871 г. более 50 000 человек остро нуждались в жилье в Старом Берлине, так что вскоре после войны столицу охватила массовая стройка.[1] Основанный 9 июля 1871 г. строительный союз должен был в период 1871-75 годов построить недорогое и практичное жильё.[2] Селение было построено по чёткому плану. На бывшей Рингштрассе (нем. Ringstraße) (сейчас Дикхардштрассе — нем. Dickhardtstraße) возникли первые здания района.[3] 9 ноября 1874 г. Фриденау вошло в состав округа Тельтов в качестве самостоятельной общины.[4] В 1875 г. во Фриденау проживало 1 104 человек в 258 квартирах.[5] В 1912 г. число жителей достигло около 43 000 человек. Население Фриденау стремительно росло. К 1914 г. в районе преобладали хорошо оборудованные дома с садами, лифтами и большими квартирами. Между 1913-18 годами во Фриденау возникает множество общественных строений, в частности ратуша Фриденау и импозантное здание бывшей кайзеровского почтамта I класса (сейчас почтамт 410) архитектора Людвига Мейера. Район Фриденау в составе БерлинаВ 1920 г. согласно Закону о Большом Берлине Фриденау становится районом Берлина и вместе с соседним городом Шёнебергом включается в округ Шёнеберг. В ночь погрома с 9 на 10 ноября 1938 г. во Фриденау в доме на Штирштрассе 21 (нем. Stierstraße) были разрушены находящиеся в нём принадлежавшие евреям магазины, лавки, врачебные практики и т. п.[6] Во времена Третьего рейха во Фриденау на улице Фрегештрассе 76 (нем. Fregestraße) проживал министр пропаганды национал-социализма Йозеф Геббельс.[7] В одной из квартир в доме 79 на сегодняшней Бундесаллее (нем. Bundesallee) в 1943 г. Эдит Вольф организовала клуб еврейской молодёжной повстанческой организации «Chug Chaluzi». Часть группы «Красная капелла» также пряталась под крышами домов Вильгельмсхёэр-Штрассе 17-20 (нем. Wilhelmshöher Straße).[8][9] После Второй мировой войны с 29 апреля по 30 июня 1945 года район Фриденау находился под советской оккупацией, но затем был передан американскому сектору. В сравнении с другими районами Берлина, Фриденау не был столь сильно разрушен во время войны. После административной реформы 2001 года Фриденау включается в состав округа Темпельхоф-Шёнеберг. Напишите отзыв о статье "Фриденау"Примечания
Ссылки
|
Отрывок, характеризующий Фриденау
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.