Фриде, Нина Александровна

Нина Александровна Фриде
Фриде в роли Филиппа в опере А. С. Танеева «Месть амура»
Основная информация
Имя при рождении	Антонина Александровна Фриде
Место смерти	Ленинград
Годы активности	с 1882
Профессии	оперная певица, педагог
Певческий голос	меццо-сопрано, контральто
Жанры	опера
Коллективы	Мариинский театр

Ни́на Алекса́ндровна Фри́де (настоящее имя Антонина; 10 [22] января 1859, Петербург — 16 марта 1942, Ленинград) — российская и советская оперная и концертная певица (меццо-сопрано, контральто), вокальный педагог.

Биография

Родилась в семье генерала артиллерии. Училась музыке вначале у матери, ученицы А. Г. Рубинштейна, с 1877 года — в Петербургской консерватории (класс фортепиано профессора К. К. Фан-Арка; с весны 1880 — класс пения Н. А. Ирецкой). С осени 1980 года совершенствовалась за границей: у профессора М.Маркези (Вена, 1880—1881), у Ж.Дюпре (Париж, 1881—1882).

18 октября 1882 года дебютировала во Флоренции (Пьеретто в «Линда ди Шамуни» Г.Доницетти, театр Niccolini). С декабря 1882 пела в Барселоне (театр Лисео), после февраля 1883 — в Вене, во Флоренции (Новый театр); занималась у профессора А.Буцци (Милан).

В 1883 году, вернувшись в Россию, концертировала в Тифлисе, Кисловодске, Владикавказе, Пятигорске и Баку, затем (1883—1884) — в Москве и Петербурге.

В 1884—1891, 1895—1903 и 1914 годах — солистка Мариинского театра (дебют — Амнерис в «Аиде» Дж. Верди 16.4.1884). Гастролировала в Мадриде (где также совершенствовалась у Дж. Ронкони), Барселоне и Лиссабоне (1884), в Тифлисе (1884, 1885), Ревеле (1885), Париже (1888, 1894), Одессе и Владимире (1889), Москве (1890, 1891; Анна Болейн в «Генрихе VIII» К. Сен-Санса, Большой театр, 1898), Варшаве (1891, 1892), Монте-Карло и Ницце (1894), Риге (1898). Совершенствовалась у профессора С. Бакса (Париж, 1887) и г-жи Ришар (1895).

В 1914—1918 годах работала сестрой милосердия в действующей армии.

После революции преподавала в Петроградской консерватории (с 1921 — профессор). С 1920 года жила в Луге; преподавала в педагогическом техникуме и в музыкально-сценической школе, организовала и вела зимние курсы для инструкторов-вокалистов из числа колхозниц. Со своими учениками ставила отрывки из опер («Евгений Онегин», «Мазепа» и «Пиковая дама» П. И. Чайковского, «Самсон и Далила» К.Сен-Санса, «Кроатка, или Соперницы» О. И. Дютша, «Аида» Дж. Верди, «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова).

В 1940 году участвовала в работе научной сессии, посвящённой 100-летию со дня рождения П. И. Чайковского. С 1941 года жила в Ленинграде.

Творчество

Обладала сильным голосом теплого, «бархатного» тембра; была яркой представительницей бельканто; её исполнение отличалось изяществом и артистичностью.

Партнёрами Н. А. Фриде на сцене были: А. Ю. Больска, А. М. Давыдов, М. М. Корякин, М. И. Михайлов, Е. К. Мравина, И. П. Прянишников, К. Т. Серебряков, Л. В. Собинов, Ф. И. Стравинский, И. В. Тартаков, М.Фигнер, Н. Н. Фигнер, Ф. И. Шаляпин. Пела под управлением Ф. М. Блуменфельда, Э. А. Крушевского, Э. Ф. Направника, В. И. Сафонова, Н. А. Римского-Корсакова, Х. Рихтера, П. И. Чайковского, М.Фидлера.

Её репертуар включал 59 партий в 53 операх, симфонических произведениях (финал 9-й симфонии Л. Бетховена, Маргарита в «Осуждении Фауста» Г. Берлиоза), а также вокальные произведения и романсы А. С. Даргомыжского, А. Г. Рубинштейна, М. А. Балакирева, П. И. Чайковского, Ц. А. Кюи, Н. А. Римского-Корсакова, Ф.Листа, Ф.Шопена, Ж.Массне, П.Виардо.

Избранные оперные партии

• Кончаковна («Князь Игорь» А. П. Бородина)
• Ваня («Жизнь за царя» М. И. Глинки)
• Ратмир («Руслан и Людмила» М. И. Глинки)
• Фёдор («Борис Годунов» М. П. Мусоргского)
• Любава Буслаевна («Садко» Н. А. Римского-Корсакова) — первая исполнительница в Мариинском театре (1901)
• Любаша («Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова)
• Весна-красна; Лель («Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова)
• Рогнеда (одноимённая опера А. Н. Серова)
• Андреино («Корделия» Н. Ф. Соловьёва) — первая исполнительница (1885)
• Филипп («Месть амура» А. С. Танеева) — первая исполнительница (1899)
• Няня; Ларина; Ольга («Евгений Онегин» П. И. Чайковского)
• Любовь Кочубей («Мазепа» П. И. Чайковского)
• Миловзор («Пиковая дама» П. И. Чайковского) — первая исполнительница (1890)
• Полина, Графиня («Пиковая дама» П. И. Чайковского)
• Боярыня Морозова; Басманов («Опричник» П. И. Чайковского)
• Иоанна д’Арк («Орлеанская дева» П. И. Чайковского)
• Солоха («Черевички» П. И. Чайковского)
• Мерседес («Кармен» Ж. Бизе) — первая исполнительница в Мариинском театре (1885)
• Фрикка («Валькирия» и «Золото Рейна» Р. Вагнера)
• Гримгерда («Валькирия» Р. Вагнера)
• Зибель («Фауст» Ш. Гуно)
• Стефано («Ромео и Джульетта» Ш.Гуно)
• Жавотта («Манон» Ж. Массне) — первая исполнительница в России (1885)
• Шарлотта («Вертер» Ж. Массне)
• Урбан («Гугеноты» Дж. Мейербера)
• Марцелина («Свадьба Фигаро» В. А. Моцарта) — первая исполнительница в Мариинском театре (1901)
• Миссис Пэдж («Виндзорские кумушки» О. Николаи)
• Памела («Фра-Дьяволо, или Гостиница в Террачине» Д. Обера)
• Никлаус («Сказки Гофмана» Ж. Оффенбаха) — первая исполнительница в Мариинском театре (1899)
• Лаура Адорно («Джоконда» А. Понкьелли)
• Далила («Самсон и Далила» К. Сен-Санса)
• Угомон («Гензель и Гретель» Э.Хумпердинка) — первая исполнительница в Мариинском театре (1897)
• Гензель («Гензель и Гретель» Э.Хумпердинка)
• Фидальма («Тайный брак» Д. Чимарозы) — первая исполнительница в России (1895)

Дискография

В 1903 году записала на грампластинки 10 произведений (Петербург, «Колумбия» / Columbia).

• [www.allmusic.com/artist/nina-de-friede-mn0002178213 Nina de Friede] (англ.) на сайте Allmusic (проверено 20 июня 2015).

Сочинения

• Воспоминания о Чайковском // Огонёк. — 1940. — № 12.

Награды и признание

• звание «Солистка Его Величества» (1902).

В музыке

Н. А. Фриде посвятили свои романсы А. К. Глазунов («Муза»), М. А. Балакирев («Я любила его»), Н. А. Римский-Корсаков («Вертоград»), Э. Ф. Направник («Я нарву вам цветов к именинам»), Ц. А. Кюи, П. И. Чайковский.

Литература

• Григорьева А. П. Фриде Н. А. // Музыкальная энциклопедия / Под ред. Ю. В. Келдыша. — М.: Советская энциклопедия: Советский композитор, 1973—1982.
• Соловьёв Н. Ф. Фриде, Нина Александровна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• Фриде Нина Александровна // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
• [hosting.operissimo.com/triboni/exec?method=com.operissimo.artist.webDisplay&id=ffcyoieagxaaaaabaquy&xsl=webDisplay&searchStr=Nina%20Friede Friede Nina Alexandrowna] (нем.). Operissimo. Проверено 13 июля 2015.

Персоналии   Классическая музыка   Опера   Театр

Отрывок, характеризующий Фриде, Нина Александровна

Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.