Карл Прусский

Фридрих Карл Александр Прусский
Prinz Friedrich Carl Alexander von Preußen
принц Прусский Фридрих Карл Александр
Дата рождения	29 июня 1801(1801-06-29)
Место рождения	дворец Шарлоттенбург
Дата смерти	21 января 1883(1883-01-21) (81 год)
Место смерти	Берлин
Принадлежность	Пруссия
Род войск	артиллерия
Награды и премии	Орден Святого Иоанна Иерусалимского (Пруссия) Большой крест ордена Калакауа I (Гавайское королевство)

Карл Прусский (Фридрих Карл Александр Прусский, нем. Friedrich Carl Alexander von Preußen; 29 июня 1801—21 января 1883) — принц Прусский, генерал-полковник со званием прусского генерал-фельдмаршала (5 февраля 1857).

Биография

Третий сын Фридриха Вильгельма III и Луизы Мекленбург-Стрелицкой, брат Фридриха Вильгельма IV и Вильгельма I.

Принимал участие в походах Вильгельма I, считался одной из опор консервативной партии. Из его наследства государство приобрело включённое в берлинский Цейхгауз крупное собрание оружия. Именно с подачи Карла в прусской армии указом Фридриха Вильгельма IV в 1842 году введены знаменитые «пикельхельмы» (кожаные каски с остроконечной пикой на тулье), скопированные с русского образца, подаренного принцу российским императором Николаем I во время дружественного визита Карла в Россию в 1837 году.

26 ноября 1869 года российский император Александр II пожаловал ему орден Св. Георгия 4-й степени и 22 октября 1872 года тот же орден 3-й степени (№ 526 по кавалерским спискам).

25 июня 1820 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного.

Семья

В 1827 году Карл женился на принцессе Марии (1808—1877), дочери Карла Фридриха Саксен-Веймар-Эйзенахского и великой княжны Марии Павловны, дочери российского императора Павла I. Супруга приходилась ему четвероюродной племянницей (оба являются потомками прусского короля Фридриха Вильгельма I и его жены Софии Доротеи Ганноверской). Дети:

• Фридрих Карл (1828—1885), женат на Марии Анне Ангальт-Дессауской
• Луиза (1829—1901), замужем за Алексисом Гессен-Филипсталь-Барфельдским
• Мария Анна (1836—1918), супруга Фридриха Вильгельма Гессен-Кассельского.

Воинские звания

• 26.6.1811 второй лейтенант
• 13.4.1816 первый лейтенант
• 2.3.1818 майор
• 23.5.1822 полковник (минуя чин подполковника)
• 30.4.1824 генерал-майор
• 30.4.1832 генерал-лейтенант
• 23.9.1844 генерал пехоты
• 30.3.1854 генерал-фельдцейхмейстер (последний в прусской армии, кто занимал эту должность)
• 5.2.1857 генерал-полковник со званием прусского генерал-фельдмаршала

Родословная

Предки Фридриха Карла Александра Прусского

16. Фридрих Вильгельм I король Пруссии               8. Август Вильгельм Прусский                       17. София Доротея Ганноверская               4. Фридрих Вильгельм II король Пруссии                             18. Фердинанд Альбрехт II Брауншвейг-Вольфенбюттельский               9. Луиза Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская                       19. Антуанетта Амалия Брауншвейг-Вольфенбюттельская               2. Фридрих Вильгельм III король Пруссии                                   20. Людвиг VIII (ландграф Гессен-Дармштадта)               10. Людвиг IX (ландграф Гессен-Дармштадтский)                       21. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская               5. Фридерика Луиза Гессен-Дармштадтская                             22. Христиан III (герцог Пфальц-Цвейбрюккена)               11. Генриетта Каролина Пфальц-Биркенфельдская                       23. Каролина Нассау-Саарбрюкенская               1. Фридрих Карл Александр Прусский                                         24. Адольф Фридрих II Мекленбург-Стрелицкий               12. Карл Мекленбург-Стрелицкий                       25. Кристиана Эмилия Шварцбург-Зондерсгаузенская               6. Карл II (великий герцог Мекленбург-Стрелица)                             26. Эрнст Фридрих I Саксен-Гильдбурггаузенский               13. Елизавета Альбертина Саксен-Гильдбурггаузенская                       27. София Альбертина Эрбах-Эрбахская               3. Луиза Мекленбург-Стрелицкая                                   28. Людвиг VIII (ландграф Гессен-Дармштадта) (=20)               14. Георг Вильгельм Гессен-Дармштадтский                       29. Шарлотта Кристина Ганау-Лихтенбергская (=21)               7. Фридерика Гессен-Дармштадтская                             30. Кристиан Карл Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургский               15. Мария Луиза Альбертина Лейнинген-Дагсбург-Фалькенбургская                       31. Катарина Поликсена Сольмс-Рёдельхеймская             </center>

Ссылки

• Карл-Фридрих-Александр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Карл Прусский

– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.