Фрипп, Роберт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Фрипп
Robert Fripp
Основная информация
Дата рождения

16 мая 1946(1946-05-16) (77 лет)

Место рождения

Уимборн Минстер (англ.), Англия

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

композитор
гитарист

Жанры

прогрессивный рок

Коллективы

Giles, Giles and Fripp
King Crimson
The League of Gentlemen

Роберт Фрипп (англ. Robert Fripp; 16 мая 1946, Уимборн Минстер (англ.), Англия) — британский рок-музыкант, гитарист, композитор, музыкальный деятель, педагог. Один из основателей и постоянный участник рок-группы «King Crimson», автор оригинального гитарного строя и собственной техники игры медиатором на гитаре. Его творчество, охватывающее четыре с лишним десятка лет, относится к различным музыкальным стилям и жанрам. Один из наиболее уважаемых и влиятельных гитаристов в мире. Включен журналом Classic Rock в список величайших гитаристов всех времен. Женат на Тойе Уиллкокс.





Биография и творчество

Детские годы и ранняя юность

Фрипп родился 16 мая 1946 года в г. Уимборн Минстер (графство Дорсит, юго-запад Англии) в семье торговца недвижимостью. В 1957 г. Фрипп с матерью, совершая предрождественские прогулки, купили по случаю подержанную гитару. Роберт в течение трех месяцев пытался научиться играть сам, затем познакомился с пианисткой и учительницей музыки из Армии спасения Кэтлин Гартелл (Kathleen Gartell), которая за несколько недель объяснила ему азы музыкальной грамоты и порекомендовала в качестве учителя Дона Страйка (Don Strike), с которым он занимался три года. С 13 лет Фрипп играет в группе («Ravens»), а в 14 — сам начинает давать уроки игры на гитаре в школе Гартелл, а затем и на курсах при музыкальном магазине. По настоянию родителей с 16 лет Фрипп помогает отцу в делах фирмы и поступает в Борнмутский Колледж, где изучает экономику, экономическую историю и историю. Однако, проучившись полтора года с отличными оценками (и параллельно играя в ансамбле танцевальной музыки), Фрипп принимает решение о карьере профессионального музыканта.

Начало профессиональной карьеры (1967-74 годы) и основание «King Crimson»

В 1967 году Фрипп, откликнувшись на газетное объявление, знакомится с братьями Майклом и Питером Джайлзами, с которыми образует рок-фьюжн-группу «Giles, Giles and Fripp», не слишком успешную на концертах, но выпустившую в 1967-68 годах два сингла и альбом. После роспуска «Giles, Giles and Fripp» Фрипп и Майкл Джайлз формируют «King Crimson», состав которой в первый период существования (1969-74 годы) непрерывно менялся. «King Crimson» этого периода считается одним из основоположников жанра прогрессивного рока (хотя Фрипп неоднократно высказывал свой скепсис как по отношению к жанровому определению, так и по отношению к самому жанру). Параллельно с работой в «King Crimson» Фрипп участвует в ряде сторонних проектов. С Китом Типпетом (и другими участниками записей «King Crimson») он работает над проектами, далекими от рок-музыки, выпуская альбомы «Septober Energy» (1971 год) и «Ovary Lodge» (1973 год). В это же время он сотрудничает с группой «Van Der Graaf Generator», а также записывается на альбоме её лидера Питера Хэммилла (Peter Hammill). Совместно с Брайаном Ино Фрипп выпускает альбомы «No Pussyfooting» (1972 г.) и «Evening Star» (1974 год), на которых представлены результаты экспериментирования с новыми технологиями извлечения, генерации и преобразования звука. Ино познакомил Фриппа с системой задержки звука, которая используется последним до сего дня (под названием «фриппертроника»).

Перерыв в карьере (1974-77 годы)

В 1974 году, после роспуска «King Crimson» образца семидесятых и завершения работы над вторым альбомом с Ино, Фрипп прерывает свою профессиональную карьеру в музыке. Он увлекается учением Георгия Гурджиева в интерпретации его ученика Джона Беннета, проводит некоторое время на семинарах Американского общества непрерывного образования (ASCE), основанного последним, и даже выполняет для Общества организационную работу. (Фрипп признает влияние учения и организационных практик, разработанных в Обществе, на свою деятельность (в частности, на школу «Гитарного мастерства»), однако в позднейшие годы старается дистанцироваться от учения и организационных структур последователей Гурджиева).

Возвращение к музыкальной карьере (1976-81 годы)

В 1976 году Фрипп возвращается к профессиональной работе в качестве студийного гитариста при записи первого студийного альбома Питера Гэбриэла, а затем участвует в гастролях в поддержку этого альбома (под псевдонимом Дасти Родс). В 1977 году по приглашению Ино Фрипп участвует в записи альбома Дэвида Боуи «Heroes». Затем он принимает участие в записи второго сольного альбома Гэбриэла и альбома Дэрила Холла «Sacred Songs». В этот же период Фрипп начинает записывать материал для своего собственного первого сольного альбома («Exposure», 1979 год), привлекая Ино, Гэбриэла, Холла, а также Питера Хэммила, Джерри Маротту, Фила Коллинза, Тони Левина (впоследствии — участника «King Crimson») и Терр Роше. После записи альбома он проводит малобюджетные «гастроли», выступая в американских клубах, музыкальных магазинах и на открытых площадках с «фриппертроникой». В это же время Фрипп участвует в записях и выступлениях групп «Blondie» и «Talking Heads» и продюсирует первый альбом трио «The Roches». Затем, в сотрудничестве с Бастером Джонсом, Полом Даскином и Дэвидом Бирном Фрипп выпускает второй сольный альбом «God Save the Queen/Under Heavy Manners» (1981 год). Параллельно он организует коллектив, который характеризует как «нововолновую гастрольную инструментальную танцевальную группу второго эшелона» под названием The League of Gentlemen, включающей Сару Ли, Барри Эндрюза и Джонни Тубада, просуществовавший в течение 1980-84 годов.

«King Crimson» «волнового» периода (1981-84 годы)

В 1981 году Фрипп и участник «King Crimson» образца семидесятых барабанщик Билл Бруфорд приглашают гитариста, вокалиста и поэта Адриана Белью и басиста Тони Левина и формируют в таком составе возрождённую «King Crimson», просуществовавшую по 1984 год и записавшую три альбома. Параллельно Фрипп записывает два альбома со своим старым другом Энди Саммерсом из группы «The Police». На альбоме «I Advance Masked» (1982 год) оба соисполнителя выступают в качестве композиторов, аранжировщиков и мультиинструменталистов; альбом «Bewitched» в большей степени представляет собой работу Саммерса с участием Фриппа и других привлеченных музыкантов.

«Гитарное мастерство» (с 1985 года)

После роспуска «King Crimson» образца восьмидесятых, Фрипп принимает приглашение Американского общества непрерывного образования в Клеймонт-Корте (шт. Западная Виргиния, США) провести семинар гитарного мастерства. «Гитарное мастерство» в последующие годы приобретает характер самостоятельной организационной структуры, через семинары которой прошли сотни участников. Из выпускников семинара образован коллектив «The League of Crafty Guitarists», выпустивший в разном составе (от 7 до 33 участников) несколько альбомов и породивший, в свою очередь, коллективы «California Guitar Trio» и «Gitbox». «Гитарное мастерство» включает обучение техникам собственно гитарной игры с использованием «нового стандартного строя» шестиструнной гитары, предложенного Фриппом (C-G-D-A-E-G, то есть по квинтам), физические и ментальные упражнения, образ жизни, сложившийся на семинарах, проводимых в разных странах.

Сотрудничество с Дэвидом Силвианом (с 1985 года) и «Саундшафты» (с 1994 года)

В середине восьмидесятых Фрипп участвовал в записи двух альбомов Дэвида Силвиана, бывшего солиста весьма своеобразной глэм-рок-группы «Japan». В 1992 году они провели совместные гастроли в Японии и Италии, а в последующие два года записали пять альбомов, партии Фриппа на которых относятся к самым виртуозным и ярким его работам. К сотрудничеству с дуэтом были привлечены также басист Трей Ганн и ударник Пат Мастелотто, впоследствии вошедшие в состав возрождённой группы «King Crimson». В 1994 году Фрипп возобновил сольные записи с использованием усовершенствованного варианта «фриппертроники» (применяя цифровую вместо аналоговой задержки). В этой технике им записаны альбомы «1999 Soundscapes», «Radiophonics», «A Blessing of Tears», «That Which Passes», «November Suite» и «The Gates of Paradise».

Возвращение «King Crimson» (с 1994 года)

В конце 1994 года группа «King Crimson» начала выступления и записи в новом составе, включавшем Фриппа, Белью, Бруфорда, Левина, Ганна и Мастелотто. На протяжении следующих десяти лет группа выступала и записывалась в составе «двойного трио», сокращенных составах (известных как «ПроеКкты») и, наконец, в качестве квартета Фрипп—Белью—Тони Левин —Мастелотто. В 2003-м году Фрипп в составе «King Crimson» (Фрипп—Белью—Ганн—Мастелотто) в первый раз посетил с гастролями Россию. Помимо участия в «King Crimson» Фрипп в девяностых годах—начале XXI века продолжает выпускать сольные альбомы и сотрудничать с другими исполнителями и коллективами.

Дискография

(См. также дискографии к статьям «King Crimson» и «Giles, Giles and Fripp».)

Напишите отзыв о статье "Фрипп, Роберт"

Примечания

Ссылки

  • [www.dgmlive.com/diaries.htm?member=3 Дневник Роберта Фриппа] (англ.)
  • [www.disciplineglobalmobile.com/ Discipline Global Mobile] — Независимая студия звукозаписи, основанная Фриппом.
  • [www.dgmlive.com/ DGM Live] — Музыкальный сервис, представляющий, помимо прочего, записи Фриппа и «King Crimson».
  • [www.elephant-talk.com Elephant Talk] — Еженедельный бюллетень о музыке Фриппа и «King Crimson» (на англ. языке).
  • [www.progressiveears.com/frippbook/ Eric Tamm. Robert Fripp: From Crimson King to Crafty Guitarist] — Книга о творчестве Фриппа (на англ. языке).
  • [www.agharta.net/Tamm.html Эрик Тамм «Роберт Фрипп»] (русский перевод).
  • [www.chewbakka.com/sound/robert_fripp_diary/ Дневник Роберта Фриппа: 80-81 год]
  • [www.netslova.ru/madison/fripp.html Роберт Фрипп: Введение в Гитарное Ремесло (перевод на рус. яз.)] в «Сетевой Словесности»

Отрывок, характеризующий Фрипп, Роберт

– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.