Фриц, Курт фон

Карл Альберт Курт фон Фриц
нем. Karl Albert Kurt von Fritz
Место рождения:	Мец, Германская империя
Место смерти:	Фельдафинг, Федеративная Республика Германия
Научная сфера:	филология и история античного общества, государства, права, науки, философии и естествознания
Место работы:	Мюнхенский университет Людвига-Максимилиана
Учёная степень:	доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Мюнхенский университет Людвига-Максимилиана
Известен как:	филолог-классик и историк античного общества

Карл Альберт Курт фон Фриц (нем. Karl Albert Kurt von Fritz; 25 августа 1900 года, г. Мец — 16 июля 1985 года, Фельдафинг) — немецкий филолог и историк античного общества, государства, права, науки, философии и естествознания.

Семья и раннее образование

Родился в военной семье. Отец, обер-лейтенант прусской армии Адольф Фриц, получил дворянство в год рождения сына, который в традициях семьи стал учиться в кадетском училище в Лихтенфельде. Но не окончил его по состоянию здоровья и в 1914 году был переведен в гимназию во Фрейбурге, которую окончил в 1918 году. В школьные годы увлекался математикой, философией и литературой, а после окончания гимназии и короткой службы в армии в качестве артиллерийского фендрика, продолжил классическое образование во Фрейбурге и Мюнхене.

Профессиональное образование и работа в Германии

Учился в Мюнхенском университете и получил ученую степень за работу о Диогене Лаэртском, а в 1927 году — должность доцента за исследование о Демокрите. В 1927 году начинается его долгое сотрудничество с Эрнстом Каппом, специалистом в области греческой философии. Тогда же Капп переехал в Гамбург, и за ним последовал К. фон Фриц. В 1933 году стал экстраординарным профессором классической филологии университета в Ростоке. Как представитель нового поколения он соединял в своих лекциях традиции классического филологического образования с новыми данными в области логики и математики.

Собственная семья

В 1931 году женился на Луизе Эйкемейр, сестре архитектора Манфреда Эйкемейера.

Период нацизма в Германии

С самого начала прихода нацистов к власти в 1933 году был принят Закон о восстановлении государственной службы, на основании которого начались массовые увольнения университетских профессоров. Прежде всего это коснулось учёных-евреев, среди которых было много выдающихся специалистов (Феликс Якоби, Пауль Маас, Эрнст Френкель, Пауль Фридлендер, Эдуард Норден и др.). Если «национальная политика» Третьего Рейха была для К. фон Фрица относительно безопасна, то вопрос о политической лояльности приобрел особую остроту. Режим требовал активного сотрудничества, что шло вразрез с собственными научными и политическими убеждениями ученого и его совестью.

2 августа 1934 года умер Президент Германии П. фон Гинденбург, после чего посты президента и рейхсканцлера оказались в руках Гитлера, потребовавшего присяги от рейхсвера, а затем государственных служащих, включая деятелей науки, культуры и образования.

К. фон Фриц стал одним из немногих профессоров, которые отказались это сделать. Как он писал в одной из служебных записок: он готов принести присягу только, если последняя «не налагает на меня требование учить чему-либо, противоречащему моим убеждениям». Подобное заявление означало конфликт с властями и увольнение, то есть потерю средств к существованию, и единственной альтернативой была эмиграция.

Эмиграция

В начале 1935 года К. фон Фриц уехал в Великобританию, где некоторое время работал доцентом Колледжа Тела Христова (Corpus Christi College, Oxford) в Оксфорде, а затем, в конце того же года, уехал в США. После недолгого периода преподавания в Рид-колледже в Портленде (штат Орегон) К. фон Фриц начал работу в Колумбийском университете (с 1937 года), где пробыл вплоть до 1954 года, став руководителем департамента.

Вновь на родине

В 1954 году К. фон Фриц вернулся в Германию (ФРГ), в начале в Западный Берлин, где некоторое время работал в Свободном университете, а затем в Баварию, где он проработал в Мюнхенском университете (1958—1968 года) вплоть до выхода на пенсию. В 1959 году он стал членом Баварской академии наук, а в 1962 году — членом-корреспондентом Австрийской академии. Член-корреспондент Британской академии (1973).

Научная деятельность и награды

В 1950 году совместно с коллегой Э. Каппом, также оказавшимся в США, К. фон Фриц опубликовал перевод и комментарии к «Афинской политике» Аристотеля, а в 1954 году вышла его фундаментальная монография «Теория смешанной конституции в античности». Проведя уникальное в антиковедении исследование государственно-правовых теорий в античном обществе (Греции и Риме), начиная с Геродота и кончая временем Полибия, К. фон Фриц особенно полно освещает так называемую теорию «смешанной конституции», синтеза монархии, аристократии и демократии, которую Аристотель считал идеальной формой государственного строя, а Полибий, нашедший её в Риме, объяснил этим все беспрецедентные успехи Римской республики. В работе всесторонний обзор государственной теории греков и римлян сочетается с не менее полным анализом реальной жизни греческих полисов и особенно римской истории, равно как и с выводами о возможностях такого сопоставления.

В 1958 году вышла его новая фундаментальная монография «Платон в Сицилии и проблема правления философов», посвященная попытке Платона реализовать свои философские и государственно-политические идеи на сицилийской почве. Хотя в данном случае философ руководствовался изначально утопичной идеей, эта тема становится для К. фон Фрица поводом задуматься над волновавшей его проблемой роли интеллектуалов в политике.

В 1971 году вышло его новое сочинение «Основные проблемы истории античной науки», где автор в числе прочего, формулирует своё отношение к идее прогресса. Последний имеет для него смысл только в том случае, если он сопровождается духовной эволюцией, в противном случае человек становится «одномерным».

В общей сложности перу К. фон Фрица принадлежит более 260 публикаций (в том числе — 15 монографий) в области классической филологии, истории, истории античной науки и философии, государства и права, литературы.

В 1956 году удостоен награды имени Гудвина.

Лауреат премии Зигмунда Фрейда за научную прозу (1981), присуждаемой Немецкой академией языка и поэзии.

Основные труды

• The Theory of the Mixed Constitution in Antiquity. A Critical Analysis of Polybius’ Political Ideas, New-York, 1954.
• Die griechische Geschichtsschreibung. Bd. 1 (mehr nicht erschienen) in 2 Teilbänden. de Gruyter, Berlin 1967.
• Platon in Sizilien und das Problem der Philosophenherrschaft, Berlin, 1968.
• Grundprobleme der Geschichte der antiken Wissenschaft. de Gruyter, Berlin/New York 1971, ISBN 3-11-001805-5.
• Schriften zur griechischen und römischen Verfassungsgeschichte und Verfassungstheorie. de Gruyter, Berlin/New York 1976.
• Schriften zur griechischen Logik. 2 Bände. Frommann-Holzboog, Stuttgart-Bad Cannstatt 1978, ISBN 3-7728-0687-2.
• The Relevance of Ancient Social and Political Philosophy for our Times. A short Introduction to the Problem. de Gruyter, Berlin/New York 1974.

Издания на русском языке

• Курт фон Фриц. Теория смешанной конституции в античности. Критический анализ политических взглядов Полибия. Издательство СПб Университета, 2007. Переводчики: Алексей Егоров, Георгий Лапис. 1000 экз. 424 стр. ISBN 978-5-288-04256-0

Ссылки

• Ward W. Briggs (Hrsg.): Biographical Dictionary of North American Classicists. Greenwood Press, Westport CT u. a. 1994, ISBN 0-313-24560-6, S. 203—205 (Auszug bei Google Books).
• Martin Hose: Kurt von Fritz. In: Akademie Aktuell, Nr. 3, 2005, S. 26-29 (PDF, 224 KB).
• Gerhard Jäger: Kurt von Fritz (1900—1985) als akademischer Lehrer. In: Eikasmós 4, 1993, ISSN 1121-8819 , S. 183—188.
• Walther Ludwig: In memoriam Kurt von Fritz 1900—1985. Gedenkrede. Mit einem von Gerhard Jäger zusammengestellten Schriftenverzeichnis. Institut für Klassische Philologie, München 1986.
• Sven Müller: Der nicht geleistete Eid des Rostocker Griechisch-Professors Kurt von Fritz auf Adolf Hitler — «Preußisch-starre Haltung» oder staatsbürgerliche Verantwortung von Wissenschaft? In: Zeitgeschichte regional. Mitteilungen aus Mecklenburg-Vorpommern 9, 2005, Heft 2, ISSN 1434—1794 , S. 67-77.
• Hans Peter Obermayer: Kurt von Fritz and Ernst Kapp at Columbia University. A Reconstruction According to the Files. In: Classical World 101, 2008, 2, ISSN 0009-8418 , S. 211—249.
• Hans Peter Obermayer: „Eine lebenslange Freundschaft“ – Kurt von Fritz und Ernst Kapp.'' In: Derselbe: Deutsche Altertumswissenschaftler im amerikanischen Exil. Eine Rekonstruktion. De Gruyter, Berlin 2014, S. 223–402.
• Ruth Hanna Sachs: White Rose History. Band 2. Academic Version. Exclamation! Publishers, Phoenixville Pa. 2005, ISBN 0-9710541-9-3, Kapitel 2, S. 6.

Отрывок, характеризующий Фриц, Курт фон

Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.