Фролов, Владимир Александрович
Поделись знанием:
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
| Владимир Александрович Фролов | ||||
 В. А. Фролов в конце 1930-х гг. | ||||
| Дата рождения: | ||||
|---|---|---|---|---|
| Место рождения: | ||||
| Дата смерти: | ||||
| Место смерти: | ||||
| Подданство: | ||||
| Гражданство: | ||||
| Жанр: |
художник-мозаичист | |||
| Награды: |
| |||
 Работы на Викискладе | ||||
Владимир Александрович Фролов (1874, Санкт-Петербург — 3 февраля 1942, Ленинград) — русский художник-мозаичист; сын художника А. Н. Фролова.
Содержание
Биография
Родился, жил и всю жизнь работал в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде.
В. А. Фролов принадлежал к потомственной семье русских мозаичистов. Отец, Фролов Александр Никитич (1830–1909), входил в состав художников Императорского мозаичного отделения Академии художеств, до 1891 года, исполняя с 1883 г. и обязанности заведующего работами. Работал над исполнением высокохудожественных мозаик для Исаакиевского собора[1] С 1883 года А. Н. Фролов стал заведующим мозаичным отделением, Академией художеств, был удостоен званий: неклассного художника (1857), младшего художника-мозаичиста (1861), классного художника 3-й степени по исторической и портретной живописи (1865), академика (1872) и почетного вольного художника (1876). Вслед за отцом, мозаикой стал заниматься его старший сын - архитектор Фролов Александр Александрович (1861–1897). В 1890 году, А. А. Фролов, при помощи Академии художеств основал первую в России частную мозаичную мастерскую и возглавлял ее с 1890 по 1897 год.
В 1893 году в мастерскую как участник дела зачислен младший Фролов — Владимир.В 1894 году он поступает на живописное отделение Высшего художественного училища при Императорской Академии художеств.
В 1895 году недавно основанная мастерская выигрывает у Мозаичного отделения ИАХ и двух итальянских фирм заказ на исполнение наружных мозаик храма Воскресения Христова (Спаса на крови). Спустя год Фроловы получают и крупнейший заказ на исполнение мозаичного убранства интерьера собора.
В 1897 году скончался старший брат Александр Александрович Фролов, и Владимир Александрович был вынужден оставить занятия в Академии ради продолжения семейного дела.
В 1900 году В. А. Фролов становится руководителем мастерской, где за два десятилетия было создано множество выдающихся произведений.
В 1918 году мастерская закрыта, художник переехал в мозаическую мастерскую Академии Художеств, где созданы его последние работы.
Скончался в Ленинграде во время блокады. Похоронен на Смоленском кладбище в братской могиле профессоров Академии художеств.
Работы
- Церковь Св. Марии Магдалины в Дармштадте (освящена в 1899 г.; худ. Васнецов В. М.; арх. Бенуа Л. Н.);
- Церковь Св. Георгия на Гусевских стекольных заводах Ю. С. Нечаева-Мальцева (Гусь-Хрустальный) (освящена в 1902 г.; худ. Васнецов В. М.; арх. Бенуа Л. Н.);
- Мозаичный фриз по эскизам С. Т. Шелкового на доходном доме герцога Н. Н. Лейхтенбергского (Большая Зеленина улица, дом 28; 1904—1905 гг.);
- Собор Св. блгв. кн. Александра Невского в Варшаве (освящен в 1912 г.; худ. Васнецов В. М.; арх. Бенуа Л. Н.);
- Особняк С. П. Рябушинского на Никитской ул. в Москве (арх. Шехтель Ф. О.);
- Церковь во имя Святых апостолов Петра и Павла на Шлиссельбургских пороховых заводах (освящена в 1907 г.; худ. Рерих Н. К., арх. Покровский В. А.) Мозаики не сохранились.
- Церковь Покрова Св. Богородицы в селе Пархомовка Киевской губ. (освящена в 1907 г.; худ. Рерих Н. К.; арх. Покровский В. А.);
- Pokrov Bogorodicy Parhomovka mart2006-1.JPG
"Покров Богородицы"
- Пархомовка Колокольня.JPG
- Феодоровский Государев собор в Царском Селе (освящен в 1912 г.; худ. Н. С. Емельянов; арх. Покровский В. А.);
- Feodorovsky Cathedral main entrance mosaic.JPG
Мозаика главного входа.
- Feodorovsky Cathedral officer's entrance mosaic.JPG
Мозаика на крыльце.
- Feodorovsky Cathedral apse.JPG
Мозаика на абсиде.
- Церковь Марфо-Мариинской обители на Большой Ордынке в Москве (освящена в 1912 г.; худ. Нестеров М. В.; арх. Щусев А. В.);
- Троицкий собор в Почаевской лавре (освящен в 1912 г.; худ. Рерих Н. К., Быстренин В. И.; арх. Щусев А. В.);
- Saviour Pochayev.gif
«Спас Нерукотворный и Князья Святые». Рерих Н. К.
- Морской собор во имя Николая Чудотворца в Кронштадте (освящен в 1913 г.; худ. Васильев М. Н.; арх. Косяков Вас. А.);
- Храм-памятник во имя Свт. Алексия в Лейпциге (освящен 4 (17) октября 1913 г.; худ. Н.П. Пашков; арх. Покровский В.А.);
- Усыпальница Прохоровых в Новодевичьем монастыре в Москве (1911 г.; арх. Покровский В. А.);
- Мавзолей Эрлангеров на Введенском кладбище в Москве (худ. Петров-Водкин К. С.; арх. Шехтель Ф. О.);
- Церковь Св. Троицы в г. Балаково Саратовской губернии. Наружные мозаики. (1911 г.; худ. И. О. Чириков; арх. Шехтель Ф. О.);
- Церковь Святого Духа в с. Талашкино Смоленской губернии (худ. Рерих Н. К., Малютин С. В.; арх. И. Ф. Барщевский, В. В. Суслов);
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Храм Святого Духа
- Church of Holy Spirit fragment.JPG
- Киевский вокзал в Москве. Два герба СССР; (установлены в 1925 г.; арх. И. И. Рерберг);
- Мавзолей В. И. Ленина в Москве (1929—1930 гг.; арх. Щусев А. В.);
- Памятник Героям революции 1905 года в Нижнем Новгороде (1931 г.; худ. М. А. Зернина, Е. Байкова; арх. А. А. Яковлев);
- Дом Правительства Белорусской ССР в Минске. Декоративные мозаики (1932—1933 гг.; арх. Лангбард И. Г.);
- Снятие и перенос мозаик Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве (1934—1935 гг.);
- Павильон СССР на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Карта Союза Советских Социалистических Республик (1935—1937 гг.);
- Театр В. Э. Мейерхольда в Москве. Сцены из комедии «Ревизор». (1935—1937 гг.; худ. В. Ф. Бордиченко, Б. В. Покровский; арх. Щусев А. В.);
- Военная Академия им М. В. Фрунзе в Москве. Композиция «Знамена» в памятном зале. (1935—1937 гг.; худ. Е. Е. Лансере, Л. Е. Фейнберг; арх. Руднев Л. В., Мунц В. О.);
- Реставрация мозаик Софийского собора в Киеве (1936—1941 гг.);
- Кинотеатр «Днепр» в Киеве. Декоративная композиция «Павлин»;
- Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ) в Москве. 1939 г.
Павильон Северо-западных областей. Портрет В. И. Ленина (худ. Б. В. Покровский);
- Павильон Московской области. Портрет В. И. Ленина;
- Павильон «Татария». Панно;
- Павильон «Азербайджанская ССР» (арх. С. Дадашев, М. Усейнов);
- Павильон СССР на Всемирной выставке 1939 г. в Нью-Йорке. Панно.
Основные работы в Санкт-Петербурге — Ленинграде
- внутреннее убранство храма Воскресения Христова — Спаса на Крови (1895—1907 гг., эскизы В. М. Васнецова, М. В. Нестерова, Беляева В. В., Рябушкина А. П., Н. Н. Харламова, Бруни Н. А., Кошелева Н. А. и др.; арх. Парланд А. А.);
- гербы и надписи на здании института и аптеки А. В. Пеля на 7-й линии В. О., д. 16-18 (1910 г.);
- панно надгробного памятника А. И. Куинджи (1913 г., Некрополь мастеров искусств, эскиз Н. К. Рериха; арх. А. В. Щусев);
- мозаики дома Набоковых на Большой Морской улице, д. 47 (1902 г.; арх. М. Ф. Гейслер, Б. Ф. Гуслистый);
- мозаичные панно по эскизу художника-архитектора С. Т. Шелкового на здании Доходного дома герцога Н. Н. Лейхтенбергского на Большой Зелениной улице, д. 28 (1905 г.; арх. Ф. Ф. Постельс);
- Великокняжеская усыпальница в Петропавловской крепости (худ. Н. Н. Харламов; арх. Бенуа Л. Н.);
- Мозаика М. В. Ломоносова «Полтавский бой». Перенос в здание Академии наук на Университетскую набережную и её реставрация (1925—1931 гг.);
- Здание Палаты мер и весов на Московском пр., д. 17. Периодическая система элементов Д. И. Менделеева (1934—1939 гг.);
- Богоявленский храм на Гутуевском острове — вставки
Работы в Московском метро
- Мозаики на станции метро «Маяковская» (автор эскизов — А. А. Дейнека, тема — «Сутки советского неба»; 35 плафонов (открыта в 1938 г.; арх. Душкин А. Н.);
- Восемь смальтовых мозаичных панно на путевых стенах станции «Завод имени Сталина» («Автозаводская») под общим названием «Советский народ в годы Великой Отечественной Войны» (художники В. Ф. Бордиченко, Лехт Ф. К., Покровский Б. В.; арх. Душкин А. Н.; 1941-42 гг.; станция открыта в 1943 г.);
- Мозаики на станции метро «Новокузнецкая» (предназначались для установки на ст. «Павелецкая») в Москве (автор эскизов — А. А. Дейнека). Мозаики примечательны тем, что работа над ними велась Фроловым в блокадном Ленинграде в 1941—1942 годах. Фролов успел закончить работу в 1942 году, незадолго до своей смерти от голода, несмотря на то, что работал в крайне тяжёлых условиях и практически в одиночку[2]. В 1943 году мозаики были вывезены по «Дороге жизни» в Москву, где и украсили станцию метро. В 2013 году на «Новокузнецкой» открыта мемориальная доска с надписью: «На этой станции установлены мозаики, выполненные в блокадном Ленинграде в мозаичной мастерской Всероссийской Академии художеств под руководством профессора Владимира Александровича Фролова»[3].
Награды
- Орден Св. Станислава 3 ст. за реставрацию мозаики М. В. Ломоносова «Полтавский бой»
- Орден Св. Анны 3 ст. за мозаики Спаса на крови
- Малый крест Св. Филиппа Гессен-Дармштадтский за мозаики церкви в Дармштадте
- Орден Св. Станислава 2 ст. за Варшавский собор
Интересные факты
- Фамильная коллекция смальты Фроловых является крупнейшей из существующих в мире подобных коллекций. И поныне она хранится в Петербургской Академии Художеств.
- Жена В. А. Фролова — Нина Леонтьевна Бенуа (1880—1959 гг.)
- Во дворе дома (Большой пр. В. О., 64/5) до сих пор сохранились «рекламные» мозаики мастерской.
Источники
- Художник и город. — М.: Советский художник, 1988. — С. 283—314.
- Искусство. — 1966. — № 5. — С. 43-47.
- Искусство. — 1970. — № 8. — С. 62-68.
- Строительство и архитектура Москвы. — 1981. — № 6. — С. 24-26.
- В. А. Фролов. Подвиг художника. К 70-летию смерти В. А. Фролова // Невский архив: Историко-креведческий сборник. Вып. X / Сост. В. В. Антонов, А. В. Кобак. — СПб.: Лики России, 2012. — С. 154—178. ISBN 978-5-87417-424-8
Напишите отзыв о статье "Фролов, Владимир Александрович"
Примечания
- ↑ А. Н. Фролов исполнил для Исаакиевского собора образ Марии Магдалины, в образе «Бичевание» (в аттике собора) — фигуру Христа и воина, голову евангелиста Марка, образы св. Владимира и Ольги (с оригинала А. Е. Бейдемана). В храме Христа Спасителя в Москве А. Н. Фролов он руководил исполнением и установкой всех мозаичных орнаментов. В это же время им исполнены два образца из мелкой мозаики «Св. угодников Афонских» для храма Воскресения Христова в Петербурге.
- ↑ [www.vesti.ru/i/flvplayer.swf?vid=204944&autostart=false Документальный фильм «Советская империя. Метро» (2009)]
- ↑ [petersburglike.ru/2015-03-20/mozaiki-moskovskogo-metro-sdelany-v-blokadnom-leningrade/ Мозаики московского метро сделаны в блокадном Ленинграде]. Занимательный Петербург (20 марта 2015). Проверено 7 апреля 2015.
Ссылки
- [www.vesti.ru/videos?vid=204944 Документальный фильм «Советская империя. Метро» (2009)] // Телеканал «Вести», 11 апреля 2009 — в фильме рассказывается о В. А. Фролове.
- [www.vesti.ru/doc.html?id=276955 Подвиг автора уникальных мозаик Владимира Фролова] // Телеканал «Вести», 19 апреля 2009. — репортаж о В. А. Фролове (включает интервью с Д. Гаевым, В. Матвиенко, В. Фроловым (внуком В. А. Фролова), руководителем мозаичной мастерской Российской академии художеств А. Быстровым).
- [encspb.ru/object/2804008398 Биография В. А. Фролова в энциклопедии Санкт-Петербурга]
- [www.mrah.ru/about_mozaika.asp?lang=rus&re=mozaika&re1=mozaika История мозаичной мастерской Российской академии художеств (Санкт-Петербург)]
- [www.gudmosaic.ru/history/modern/frolovy Фроловы — русский мозаичный бренд: история от создания до «национализации».]
Отрывок, характеризующий Фролов, Владимир Александрович
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.
В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.
«Весна, и любовь, и счастие!» – как будто говорил этот дуб, – «и как не надоест вам всё один и тот же глупый и бессмысленный обман. Всё одно и то же, и всё обман! Нет ни весны, ни солнца, ни счастия. Вон смотрите, сидят задавленные мертвые ели, всегда одинакие, и вон и я растопырил свои обломанные, ободранные пальцы, где ни выросли они – из спины, из боков; как выросли – так и стою, и не верю вашим надеждам и обманам».
Князь Андрей несколько раз оглянулся на этот дуб, проезжая по лесу, как будто он чего то ждал от него. Цветы и трава были и под дубом, но он всё так же, хмурясь, неподвижно, уродливо и упорно, стоял посреди их.
«Да, он прав, тысячу раз прав этот дуб, думал князь Андрей, пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь, – наша жизнь кончена!» Целый новый ряд мыслей безнадежных, но грустно приятных в связи с этим дубом, возник в душе князя Андрея. Во время этого путешествия он как будто вновь обдумал всю свою жизнь, и пришел к тому же прежнему успокоительному и безнадежному заключению, что ему начинать ничего было не надо, что он должен доживать свою жизнь, не делая зла, не тревожась и ничего не желая.
По опекунским делам рязанского именья, князю Андрею надо было видеться с уездным предводителем. Предводителем был граф Илья Андреич Ростов, и князь Андрей в середине мая поехал к нему.
Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
Категории:
- Родившиеся в 1874 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Санкт-Петербурге
- Умершие 3 февраля
- Умершие в 1942 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Кавалеры ордена Святой Анны 3 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 2 степени
- Кавалеры ордена Святого Станислава 3 степени
- Художники по алфавиту
- Похороненные в братской могиле
- Художники СССР
- Художники-монументалисты Российской империи
- Художники-монументалисты СССР
- Художники-мозаичисты
- Действительные члены Академии художеств СССР
- Жертвы блокады Ленинграда
- Похороненные на кладбище Остров Декабристов
