Фронт освобождения животных

Фронт освобождения животных
Тип	Движение «прямого действия»
Год основания	1976 год
Основатели	Ронни Ли
Расположение	Отделения активны в более чем 40 странах
Сфера деятельности	Освобождение животных
Слоган	Любая акция, которая приводит к освобождению животных, где предприняты все разумные меры по предотвращению вреда человеческой и не человеческой жизни, может быть названа акцией ФОЖ.
Веб-сайт	[www.animalliberationfront.com/ AnimalLiberationFront.com]

«Фронт освобождения животных» (ФОЖ; англ. Animal Liberation Front, ALF) — основанное в 1976 году международное подпольное движение безлидерного сопротивления, объединяющее вегетарианцев и веганов, практикующее «прямые действия» для освобождения животных, находящихся в неволе. В соответствии с его директивами, любая акция, ведущая к освобождению животных, при которой соблюдены все разумные меры по предотвращению вреда человеческой и не человеческой жизни, может быть названа акцией «Фронта освобождения животных». Активисты ФОЖ освобождают животных из научных лабораторий и звероферм, находят им жилища и ветеринарную помощь, а также разрушают предприятия, задействованные в отраслях промышленности, использующих животных. Тайные отделения «Фронта», состоящие из небольших групп или отдельных людей, действуют в более чем 40 странах, включая Россию; в некоторых странах действуют также публичные отделения, занимающиеся поддержкой тайных добровольцев. По собственным заявлениям, ФОЖ не использует насилие, однако движение подвергалось критике в связи с тем, что его активисты или представители в различных ситуациях не осуждали применение силы, либо сами использовали её под именем ФОЖ и других организаций. Эта критика сопровождалась разногласиями внутри движения за права животных по поводу допустимости таких действий.

«Фронт освобождения животных» признан ФБР представляющим террористическую угрозу. В 2005 году движение находилось в запланированном для выпуска документе Министерства внутренней безопасности США среди внутренних террористических угроз, на борьбу с которыми должны быть направлены государственные ресурсы. В 2002 году организация Southern Poverty Law Center (SPLC), отслеживающая проявления экстремизма в США, отметила участие «Фронта» в кампании Stop Huntingdon Animal Cruelty и оценила проявившиеся в ходе протеста тактики как террористические. В более позднем докладе SPLC было сказано, что, несмотря на порчу имущества членами ФОЖ, в ходе их акций никто не был убит. В Великобритании акции «Фронта» считаются экстремистскими и регулируются государственной организацией National Extremism Tactical Coordination Unit, созданной в 2004 году для наблюдения как за этим движением, так и другой нелегальной активностью в сфере борьбы за права животных.

Возникновение

«Отряд милосердия»

Предпосылки для появления «Фронта освобождения животных» возникли в декабре 1963 года, когда британский журналист Джон Престиж должен был подготовить репортаж о мероприятии с участием борзых собак, где он стал свидетелем преследования и убийства беременной оленихи охотниками. В знак протеста журналист основал «Ассоциацию саботажников охоты», состоявшую из групп добровольцев, обученных сбивать охотничьих собак со следа, издавая звуки и подкладывая ложные приманки.

По данным писателя Ноела Молланда, следившего за движением за права животных, одна из таких групп была основана в 1971 году студентом юридического факультета города Лутона Ронни Ли. В 1972 году Ли совместно с другим активистом, Клиффом Гудманом, решили перейти к более активным действиям. Они основали «Отряд милосердия», позаимствовав название у молодёжного сообщества против жестокости к животным, и совместно с небольшой группой активистов начали прокалывать шины и разбивать стекла в автомобилях охотников с целью заранее предотвратить начало охоты вместо попыток остановить её в процессе.

В 1973 году члены «Отряда» узнали о стройке научной лаборатории компании Hoechst возле британского города Милтон-Кинс. 10 ноября два активиста устроили пожар в здании, нанося убыток в 26 000 фунтов. Через шесть дней они вернулись и подожгли незатронутую часть лаборатории. Эти действия стали первым известным поджогом в истории движения за освобождение животных. В июне 1974 года двое участников «Отряда» подожгли несколько судов, вовлеченных в ежегодную охоту на тюленей на берегу Норфолка. По словам Молланда, после случившегося охота на тюленей в этой области прекратилась. С июня по август «Отрядом» было проведено восемь операций по повреждению зданий и автомобилей, направленных на лаборатории, где проходили тесты на животных, имущество заводчиков куриц и магазины оружия. Первая акция «Отряда милосердия» по освобождению животных прошла в тот же период времени. Активисты выпустили из клеток несколько морских свинок на ферме в Уилтшире, после чего её владелец был вынужден закрыть предприятие, опасаясь других нападений. Вопросы о допустимости повреждении имущества привели к разногласиям внутри формирующегося движения. В июле 1974 года «Ассоциация саботажников охоты» предложила награду в 250 фунтов за идентифицирующую информацию об «Отряде милосердия» и сообщила СМИ о своей поддержке идеалов этой группы, но несогласии с методами.

Формирование «Фронта освобождения животных»

В августе 1974 года Ли и Гудман были арестованы за участие в нападении на лабораторию в Бистере. Во время судебного процесса возле здания суда ежедневно проходили демонстрации, среди участников которых был член парламента от партии лейбористов в Лутоне Ивор Клемитсон. Активисты были приговорены к трем годам тюремного заключения. В тюрьме Ли впервые в истории движения объявил голодовку ради получения веганской пищи и одежды. Гудман и Ли были условно-досрочно освобождены через 12 месяцев. Пребывание Ли в заключении лишь привело к более радикальным взглядам, проявившимся весной 1976 года. Он собрал 30 человек, объединив оставшихся активистов «Отряда милосердия» и набрав новых. Молланд писал, что старое название группы уже не выглядело подходящим для движения, которое Ли считал революционным. Ронни Ли хотел выбрать название, преследующее людей, использующих животных. Таким образом был создан «Фронт освобождения животных».

Структура и принципы

Публичные и тайные отделения

Движение делится на публичные и тайные группы, является полностью децентрализованным, не имеет четкой структуры и возможности формального членства, что создает проблему привлечения конкретных людей к юридической ответственности. Предполагается, что добровольцы должны придерживаться установленных принципов «Фронта освобождения животных» при желании ассоциировать себя с движением:

• Наносить экономический ущерб тем, кто зарабатывает деньги на страданиях и эксплуатации животных.
• Освобождать животных из мест, где им причиняют вред, — со звероферм, ферм, из лабораторий и т. д. — и пристраивать туда, где они смогут жить полноценной жизнью, свободной от страданий.
• С помощью проведения ненасильственных акций прямого действия и освобождения животных открывать глаза общественности на ужасы и проявления жестокости к животным за закрытыми дверьми.
• Предпринимать все возможные меры предосторожности, чтобы не причинить вреда людям и животным.
• Любой человек или группа людей, являющиеся вегетарианцами или веганами и проводящие акции согласно директивам «Фронта освобождения животных», имеют право считать себя частью «Фронта».

Работает несколько публичных отделений, занимающихся поддержкой тайных добровольцев. Группа сторонников «Фронта освобождения животных» называет заключенных активистов узниками совести и за небольшие ежемесячные взносы позволяет каждому человеку стать её членом. Группа поддержки заключенных веганов, созданная в 1994 году, когда один из активистов ФОЖ, Кейт Манн, был впервые посажен в тюрьму, связывается с управляющими тюрьм в Великобритании, пытаясь обеспечить заключённых активистов веганскими продуктами. Пресс-служба «Фронта» получает и публикует анонимные сообщения от добровольцев. Она считается отдельной организацией, финансируемой через общественные пожертвования, но в 2006 году Верховным судом Англии было постановлено, что её пресс-агент Робин Вебб являлся одной из основных фигур ФОЖ.

Доступны три издания, тесно связанных с движением. [www.arkangelweb.org/ Arkangel] — британский журнал, выходящий два раза в год, основанный Ронни Ли. [www.directaction.info/ Bite Back] — сайт, на котором активисты берут ответственность за конкретные проведенные акции. Так, по его докладу, вышедшему в 2005 году, только в 2004 году члены ФОЖ освободили 17 262 животных и заявили о 554 акциях вандализма и поджогов. Существует также журнал [www.nocompromise.org/ No Compromise], основанный в Сан-Франциско, и публикующий отчеты об акциях «Фронта».

Философия «прямого действия»

Активисты «Фронта освобождения животных» утверждают, что животные не должны рассматриваться как собственность, и что ни ученые, ни работники промышленности не имеют прав на владение живыми существами. По мнению ФОЖ, отказ от признания этого является проявлением видовой дискриминации — приписывания определенного значения существам лишь на основании их принадлежности к какому-либо виду — что морально некорректно так же, как расизм или сексизм. «Фронт» отвергает позицию сторонников улучшения жизни животных и говорит, что его целью является не увеличение размера клеток для животных, а их опустошение. Активисты считают, что животные никогда справедливо не были чьей-то собственностью, в связи с чем рассматривают выпуск животных из лабораторий и ферм как освобождение, а не кражу.

Несмотря на то, что «Фронт» выступает против применения физической силы, многие его активисты допускают возможность повреждения имущества и не причисляют таковое к насильственным действиям, сравнивая разрушение лабораторий и других предприятий с акциями движения Сопротивления по подрыву газовых камер в нацистской Германии. Причиной для подобных акций представители ФОЖ считают то, что исключительно освобождение животных из лаборатории приведет к их замене другими, но при её уничтожении этот процесс замедлится и вызовет бо́льшие финансовые издержки, вероятно, делая проведение опытов на животных слишком дорогим. По мнению «Фронта», такой экономический ущерб заставит людей искать более гуманные альтернативы.

Деятельность «Фронта освобождения животных» в разных странах

Деятельность в России

Некоторые российские СМИ, в частности агентство «Регнум», называет ФОЖ «международной подпольной организацией защитников прав животных».

Действия российского «Фронта освобождения животных» начались в 2000 году на юге России, предположительно в Сочи. Административные здания мясоперерабатывающих предприятий и их транспорт были неоднократно расписаны лозунгами. На заборе местного цирка появились граффити c надписью «Цирк — камера пыток». Далее последовали акции против использования меха животных: несколько рекламных щитов расписаны лозунгами против натурального меха. Аналогичные надписи появились на магазине, торгующем мехами. Его рекламный щит был сожжён. Ответственность за действия впервые в России взял на себя «Фронт». В Сочи из зоопарка активистами «Фронта освобождения животных», с юридической точки зрения, выкраден, а по мнению защитников животных, освобождён енот.

Свои первые акции по освобождению животных «Фронт» провёл в Москве. 21 апреля 2004 года активисты «Фронта освобождения животных» проникли в виварий Первой медицинской академии им. Анохина Российской академии медицинских наук, сломав двери и испортив оборудование. Из его помещения было вынесено 119 лягушек, предназначенных для опытов. Как следует из опубликованного заявления, все лягушки были вывезены за пределы города и отпущены на свободу. В качестве доказательства на сайте «Группы поддержки ФОЖ» была размещена видеозапись. Очень скоро последовало следующее действие: 8 мая из вивария биологического факультета Московского государственного университета исчезли 110 крыс и 5 кроликов. При этом были сломаны несколько клеток, нанесён серьёзный экономический ущерб и сорвано много экспериментов. На стенах оставлены надписи с призывами против вивисекции.

По мнению заведующего кафедрой Высшей нервной деятельности МГУ Валерия Шульговского, акция «Фронта освобождения животных» в виварии МГУ была бессмысленна:

Животные не выживут в природе, они даже боятся покидать клетку. И главное, на этих крысах мы разрабатывали средства против алкоголизма. Эти крысы не могут пить чистую воду, только разбавленную спиртом

По мнению учёных МГУ, выпущенные активистами «Фронта освобождения животных» животные через несколько дней погибли, поскольку были не приспособлены к жизни вне лаборатории.

В 2005 году активисты «Фронта» похитили из племсовхоза «Пушкинский» в Подмосковье 205 хорьков, выпустив их на свободу в лесу. Замдиректора племсовхоза Светлана Юмашева после серии нападений активистов «Фронта освобождения животных» называет их «фашистами». По её словам, часть зверьков сотрудникам племсовхоза удалось отловить. Хорьки нашли моток старой сетки, из которой делают клетки, и сбились вокруг неё в кучу — животных, никогда не живших в условиях воли, пугал лес; часть хорьков погибли.

В 2006 году в результате неоднократных нападений на питомник лабораторных животных в деревне Сидориха Московской области активистами «Фронта» было выпущено более 20 000 крыс, хомяков и мышей.

В том же году в Ленинградской области они похитили 500 лабораторных крыс. 3 сентября 2006 года они пробрались на звероферму в Ленинградской области, освободив 32 000 норок.

В 2006 году они выпустили на волю около 10 000 лабораторных крыс, мышей и хомяков из питомника «Столбовая» в Чеховском районе Московской области, чем, по данным газеты «Известия» вызвали переполох среди местных жителей и дачников, которые, пытаясь справиться с нашествием грызунов, обращались в МЧС, милицию и травили их с помощью ядов.

В декабре 2007 года журналистом газеты «МК» Мариной Черницыной была опубликована статья «Побег из крысятника», в которой рассказывалось о задержании «зеленых хулиганов», «освободивших» 18 000 лабораторных грызунов с территории питомника НЦБМТ РАМН «Столбовая» в Чеховском районе Московской области. Неназванный представитель УВД Чеховского района сообщил о задержании 14 человек с пистолетами и газовыми баллончиками и возбуждении уголовного дела по факту грабежа. Все задержанные отрицали свою причастность к «Фронту освобождения животных» или любым другим экстремистским организациям. Репортёр связался с одним из задержанных в сентябре, 20-летним Артуром Волковым, который заявил в ходе интервью:

Одно время я был мясником. Да-да, разделывал туши животных. Могу и человека разделать… И порой с человеком я бы это сделал с большей охотой, чем с животным. С чего мы вообще взяли, что можем подчинять себе зверей? И ставить на них различные опыты. Для этого за границей существуют альтернативные способы. Испытывать лекарства, косметику и оружие можно с помощью химии и компьютеров.

Деятельность в США

Американская «ветвь» «Фронта» прежде имела связи с другой организацией, «Люди за этичное обращение с животными» (People for the Ethical Treatment of Animals, PETA), и предоставляла ей записи экспериментов над животными, украденные из лаборатории.

По данным Департамента юстиции США, за период с 1979 по 1993 год на территории США во имя освобождения животных активистами «Фронта» было совершено около 313 актов вандализма, погромов, краж и поджогов. В частности, атакам подверглись Университет Миннесоты, Корнелльский университет, Государственный университет Юты и др.

«Фронт освобождения Земли» (Earth Liberation Front, ELF) — отдельная, но близкая по духу организация — взял на себя ответственность за поджог лаборатории по исследованию норок одного из кампусов Государственного университета Мичигана в декабре 1999 годаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан).

В 2006 году была арестована группа из 11 человек, причислявших себя к «Фронту освобождения животных» и ELF. По данным обвинения, в течение пяти лет группа совершала преступные вылазки, ставящие собой целью нанести урон экономике США. Объектами нападений становились линии электропередач и фермерские хозяйства. Обвинительный акт содержит 65 пунктов преступлений, общий ущерб от причинённых действий группы составляет 23 млн долларов США.

Госдепартамент США и Федеральное Бюро Расследований причисляют «Фронт освобождения животных» к террористическим организациям.

Глава департамента по борьбе с терроризмом ФБР Джеймс Харбоу заявил, что с 1996 года члены ФОЖ совершили в США более 600 уголовно наказуемых деяний, ущерб от которых превысил 43 млн долларов. При этом официальные представители ФБР опровергают утверждения самих членов ФОЖ, которые говорят о ненасильственном характере своих действий.

В 1982 году участники «Департамента справедливости» направили посылки с бомбами в адреса руководителей парламентских фракций и тогдашнего премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер.

В 1984 году «Фронт освобождения животных» начал кампанию против международного концерна Mars, производящего продукты питания. Зоозащитники требовали прекратить от концерна проводить испытания на обезьянах, в частности, исследования по влиянию продукции на развитие кариеса. 17 ноября 1984 года в редакцию газеты Sunday Mirror позвонил человек, представившийся активистом «Фронта освобождения животных», и заявил, что в рамках акции «Фронта освобождения животных» шоколадки от компании Mars загрязнены крысиным ядом.

Концерну пришлось спешно изымать из продажи всю свою шоколадную продукцию. Убытки Mars составили 4,5 миллиона долларов.

В ноябре 2004 года произошёл первый инцидент, в ходе которого, по данным правоохранительных органов США, члены «Фронта освобождения животных» использовали ядовитые вещества. Активисты проникли в лабораторию в университете Айовы, выпустили на волю около 400 животных, а затем разлили на полу опасные химические вещества. По мнению руководителя лаборатории Марка Бламберга, нападавшие поступили с животными хуже, чем те, кого они обвиняют — многие из животных погибли, утонув в химикалиях. Через несколько дней один из активистов «Фронта освобождения животных» Дэвид Скортон признал ответственность «Фронта» за взятие лаборатории, но при этом он заявлял лишь о том, что все животные были выпущены на волю.

В 2007 году активисты ФОЖ, входившие в группу под названием «Семья», взяли кредит в банке, на который они приобрели зажигательную бомбу и установили её, незаконно проникнув в частный дом профессора-исследователя обезьян-приматов Университета Калифорнии в Лос-Анджелесе. Группа была захвачена при помощи осведомителей. По версии следствия, в случае если бы устройство сработало, шансов выжить у учёного бы не было. По мнению помощника Генерального прокурора Стефана Пейфера, это является «классическим терроризмом». Представитель Центра защиты гражданских свобод США назвал этот процесс первым в истории Соединённых Штатов, в котором федеральное правительство ищет признаки терроризма в преступлениях против чужой собственности, не приведших к телесным повреждениям или смерти людей.

Мнения о «Фронте освобождения животных» и его критика

Веб-сайт Wisegeek.com и Discoverthenetworks.org называют «Фронт освобождения животных» «радикальной группой, выступающей за права животных», а также «экстремистской группой».

«Новая газета» причисляет «ФОЖ» к числу радикальных анархистских организаций.

• Как считали журналисты Новой газеты в 2009 году, ФОЖ — это

одна из самых радикальных и странных для обывателя анархистских практик. В России именно ФОЖ стал вдохновителем более открытых зоозащитных инициатив

• Конгрессмен от Республиканской партии США из штата Колорадо Скотт Макиннис, характеризуя деятельность ФОЖ и других похожих организаций, предсказав, что «человеческие жертвы — дело всего лишь времени», отметил, что нападения экотеррористов на фермы и поджоги горнолыжных курортов, наподобие того что случился в 1998 году в его округе Вейл — лишь часть более широкого конфликта между Старым и Новым Западом. По его мнению, борцы за экологию из числа вновь прибывших превосходят по своей численности фермеров, лесорубов, шахтеров и других лиц, чье существование зависит от природных ресурсов, что то способствует росту и других видов преступлений на сельскохозяйственном Западе, включая хищение природных ресурсов и нападения на правительственных чиновников, занимающихся вопросами землепользования.

Интересные факты

Активисты «Фронта освобождения животных» в 2006 году пробрались в швейцарский цирк Circus Royal, чтобы выпустить на свободу белого сибирского тигра. Оказавшись около клетки хищника, защитники животных изменили свои намерения. Вместо тигра был «освобождён» белый кролик — домашний питомец дочки клоуна.

См. также

• Зелёный анархизм
• Бричес (обезьяна)
• Власак, Джерри
• «Альянс за права животных»
• «Остановите жестокость к животным в Хантингдоне»
• «Под маской» — документальный фильм о ФОЖ.
• «Фронт освобождения Земли»

Ссылки

• [www.aeliberation.net/ Российский сайт «Освобождения Земли и животных»] (недоступная ссылка — история)
• [www.directaction.info/ «Bite Back» журнал действий ФОЖ по всему миру]

Отрывок, характеризующий Фронт освобождения животных

Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.