Фруассар, Жан

Жан Фруассар

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Жан Фруасса́р (фр. Jean Froissart, род. в 1333 или в 1337 году в Валансьене, † ок. 1405 года) — французский писатель XIV века, автор знаменитых «Хроник» — важнейшего источника по истории начального этапа Столетней войны.

Биография

Сведения о жизни Фруассара ограничены тем, что он сам указал о себе в тексте «Хроник».

Годы его жизни остаются объектом дискуссий. Фруассар в своем повествовании говорил о двух датах своего рождения — 1333 и 1337 годы.

В первой версии ссылаются на то место в «Хронике», где Фруассар утверждает, что в 1390 году ему было 57 лет. Этой дате склонен был верить барон Кервин де Леттенхове, один из главных издателей и комментаторов Фруассара в XIX веке.

Однако, в конце «Книги IV» автор вспоминает, что ему было 24 года, когда он присутствовал на прощании королевы Филиппы и принца Уэльского в Берквемстеде, в 1361 году. Эта ссылка датирует его рождение 1337 годом.

Фруассар по своему рождению был валлоном и происходил из Валансьена в Эно (Геннегау). Его отец, вероятно, был ремесленником, изготовлявшим дворянские гербы.

В юности Фруассар некоторое время был торговцем, затем устроился писарем.

К 24 годам располагал уже рекомендацией короля Богемии, аттестовавшего его как придворного поэта, и в 1361—1369 служил хронистом (историком) при дворе английской королевы Филиппы, супруги Эдуарда III.

Много путешествовал по Британским островам и континентальной Европе. В 1364 и 1366 годах, возможно, побывал во Франции.

В 1367—1368 годах находился в Италии, вместе с Джеффри Чосером присутствовал на свадьбе Галеаццо II Висконти в Милане; в Болонье познакомился с Петраркой.

После смерти Филиппы (1369) Фруассар перешёл под покровительство Иоанны, герцогини Брабантской, которая вознаградила его труды поместьем в Эно; доходы от поместья позволили ему путешествовать за материалами для хроник за свой счёт.

Помимо исторических изысканий, он до конца жизни продолжал писать стихи. В 1395 году Фруассар вернулся в Англию, но был разочарован произошедшими там переменами и угасанием рыцарского духа военных лет.

Дата его смерти, так же как и дата рождения, является спорной. Люблинская А. Д. и Акимова Е. Ю. сходятся во мнении, что год его смерти — это 1404.

Аникеев М. В. же называет более позднюю дату смерти — это 1410 год, объясняя это тем, что именно с 1410 года след автора теряется и прекращается его историческое повествование.

Творчество

Хроники

«Хроники» состоят из 4 книг.

Особый интерес для исследователей представляет «Книга I», известная несколькими редакциями.

Выделяют три основных редакции: «Амьенский манускрипт», «Манускрипт семейства А/В» и «Римский манускрипт».

«Амьенский манускрипт» дошел до нас лишь в одном списке, который выполнен безызвестным копиистом не позднее 1491 года.

«Манускрипт семейства А\В» сохранился в несколько десятках списках, которые до сих пор еще не систематизированы.

«Римский манускрипт» дошел до нас лишь в одном списке.

В 1860 г. Кервин де Леттенхове обнаружил его в библиотеке Ватикана и подготовил его первое научное издание.

Временные рамки манускриптов тоже весьма дискуссионы.

Аникеев М.В. считает, что «Амьенский манускрипт» охватывает временной промежуток с 1325 по 1378 гг., Люблинская А.Д. же говорит о периоде 1326-1370 гг. Так же в медиевистике до сих пор ведутся споры, какая из редакций «Книги I» является более ранней.

Центральным сюжетом «Хроник» является англо-французский конфликт Столетней войны. Описанию главных битв, более мелких сражений и просто небольших стычек в ходе Столетней войны посвящены подавляющее число глав.

Особое место в его повествовании занимает Фландрия, являющаяся узлом противоречии между Англией и Францией.

Именно Фландрия была одной из причин Столетней войны и сыграла важную роль в ней.

Так, Фруассар описывает политику Англии и Франции в союзе с Фландрией.

Например, в одной из глав «Книги I» описан случай о заключенном союзе Эдуарда III и жителями Фландрии. Эдуард III предложил «напасть на Францию и пройтись по Турени и кастелянствам Лилля и Дуэ». Но жители Фландрии отказались, так как у них был договор с Папой Римским, что если они начнут войну против Франции, то «подвергнутся за это огромному денежному штрафу и отлучению. На совете было решено, что если Эдуард III хочет быть королём Франции, то пусть поместит на своем геральдическом щите герб Франции и в грамотах называется королём Франции. Тогда они станут почитать его за короля и будут ему повиноваться». Так они избегали денежного штрафа. Договор был заключен.

Помимо политических союзов и военных действий, внимание автора привлекают события политические: рождение и смерть королевских особ, мирные переговоры, посольства, выборы Пап, торжественные въезды в город и праздники; кроме того, от пера Фруассара не ускользают народные движения и восстания городов. Городской тематике достаточно много уделяется глав в его повествовании.

Так многие страницы его «Хроник» посвящены рассказу о восстании городов Фландрии, волнению в Париже 1383 гг.

Фруассар заслуженно получил звание «певец рыцарства» и «лучший из средневековых историков Франции». Он сам подчеркивал, что побудительным мотивом написания «Хроники» послужило желание рассказать о «славных военных деяниях и подвигах во Франции, Англии и соседних странах». Героями и участниками выступают доблестные рыцари и высокородные сеньоры.

Сохранилось более сотни иллюминированных рукописей его «Хроник», наиболее известная была выполнена в 1470 году мастерами из Брюгге по заказу фламандца Людвига Груутхузе.

Прочие произведения

Кроме «Хроник», Фруассар написал ряд стихотворных сочинений (пастурели, лэ, вирелэ, рондо, ди).

«Любовное сокровище» — объёмистый трактат о любви, который строится, подобно большинству произведений этой эпохи, как серия рамочных конструкций: связные ряды баллад встроены в дидактический дискурс, подчинённый сновидению, которое вводится типом встречи.

Фруассар является также автором последнего стихотворного рыцарского романа «Мелиадор» (Meliador), примыкающего к артуровскому циклу. Он специально переделал его, чтобы включить в него в наиболее выгодном свете около восьмидесяти лирических стихотворений своего покровителя герцога Люксембургского.

Именем Фруассара названа симфоническая увертюра Эдварда Эльгара (1890).

Публикации

• Фруассар, Жан. Любовный плен. / Пер. М. Гринберга. Вступ. статья Л. Евдокимовой. — М.: Carte blanche, 1994. — 240 с.
• Фруассар, Жан. Хроники 1325—1340. / Пер. и прим. М. В. Аникеева. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2008. — 656 с.
• Фруассар, Жан. Хроники 1340—1350. / Пер. и прим. М. В. Аникеева. — СПб.: РХГА; Ювента, 2012. — 856 с.

Ссылки

• Фруассар // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
• [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/F.phtml?id=2061 ФРУАССАР, ЖАН. Хроники Англии, Франции, Испании и соседних стран]. Восточная литература. Проверено 18 мая 2011. [www.webcitation.org/61ABIFvSH Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].
• [www.medievalist.globalfolio.net/eng/f/index.php Full edition of Froissart’s Chronicles in12 volumes translated by Thomas Johnes]

Отрывок, характеризующий Фруассар, Жан

За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.