Фрэзер, Брюс

Брюс Остин Фрэзер
Bruce Austin Fraser
Адмирал Брюс Фрэзер на борту линкора «Дюк оф Йорк», Гуам 1945 год
Дата рождения	5 февраля 1888(1888-02-05)
Место рождения	Лондон
Дата смерти	12 февраля 1981(1981-02-12) (93 года)
Место смерти	Лондон
Принадлежность	Королевский военно-морской флот Великобритании
Род войск	Военно-морской флот
Годы службы	1902 - 1951
Звание	Адмирал
Командовал	Британский тихоокеанский флот, Флот Метрополии
Сражения/войны	Бой у Нордкапа, Битва за Окинаву
Награды и премии
В отставке	1951

Брюс Остин Фрэзер, 1-й барон Фрэзер Нордкапский (англ. Bruce Austin Fraser, 1st Baron Fraser of North Cape, 5 февраля 1888 — 12 февраля 1981, Лондон) — британский флотоводец, адмирал флота, барон Нордкапский (1946).

Участвовал в Первой и Второй мировых войнах. После завершения Второй мировой войны стал Первым морским лордом и руководителем военно-морского штаба Великобритании (1948). Покинул службу в 1951 году в звании адмирала флота.

Начало карьеры во флоте

Фрэзер начал службу в Королевском флоте 15 января 1904 года в качестве кадета. С первых дней он показал себя весьма перспективным молодым человеком. На офицерских экзаменах, которые проходили с марта 1907 по декабрь 1908 года, он показал высшие баллы. 15 марта 1907 года Фрэзер получил звание суб-лейтенанта, а ровно через год — лейтенанта. Будучи в этих чинах, он служил во Флоте Канала и британском Средиземноморском Флоте. В августе 1910 года Фрэзер вернулся в Англию, получив назначение на крейсер «Боадицея» в составе Флота Метрополии. 31 июля 1911 года он начинает обучение в Артиллерийской школе в гавани Портсмуте. В марте 1916 года Фрэзеру присваивается очередное звание — капитан-лейтенанта (лейтенант-коммандера). Капитаном 2 ранга (коммандером) он становится в июне 1919 года, а капитаном 1 ранга (кэптеном) — в июне 1926 года.

В течение Перовой мировой войны Фрэзер служит на крейсере «Минерва» в Дарданеллах и Ост-Индии, после этого — на линкоре «Резолюшен» После окончания войны с 1919 по 1920 содержался в плену у большевиков в Советской России, но был отпущен. Затем с 1922 по 1927 год последовала служба в Департаменте артиллерийского вооружения (англ. Naval Ordnance Department), а с 1927 — служба в качестве флагманского артиллериста флота (англ. Fleet Gunnery Officer) и начальника Тактического отдела штаба ВМФ. В 1930 году Фрэзер принял командование крейсером «Эффингем». В 1933 году он становится главой Департамента артиллерийского вооружения (англ. Director of the Naval Ordnance Department).

В 1936 году следует новое назначение в море — Фрэзер принимает командование авианосцем «Глориес». В этом же году он становится начальником штаба при командующем авианосными силами. В январе 1938 года Фрэзеру присваивается звание контр-адмирала. В 1939 году он получает должность начальника штаба командующего британским Средиземноморским Флотом. В мае 1940 года повышен в чине до вице-адмирала.

Вторая мировая война

С началом Второй мировой войны Фрэзер находится в должности Третьего Морского Лорда. В 1942 году он становится младшим флагманом Флота Метрополии, одновременно с этим командующим 2-й эскадрой линкоров. В мае 1943 года Фрэзер сменяет адмирала сэра Джона Тови на посту командующего британским Флотом Метрополии с присвоением временного звания адмирала, которое было заменено на постоянное в феврале 1944 года.

Самым известным фактом в биографии Фрэзера во время нахождения на посту командующего Флотом Метрополии стало потопление германского линкора «Шарнхорст» в Битве у мыса Нордкап 26 декабря 1943 года. Соединения британского флота занимались эскортированием конвоев с боеприпасами и снаряжением в Мурманск. Во время проводки одного из таких конвоев, JW 55B, получив данные разведки о намерении линкора «Шарнхорст» атаковать конвой, адмирал Фрэзер, держа флаг на линкоре «Дюк оф Йорк», расположил свою эскадру между конвоем и германским кораблём. В день перед битвой Фрэзер предстал перед глазами одного из офицеров в следующем образе:

"На нём не было морской униформы как таковой, он был одет в старые брюки, рубашку-поло, свитер и потрёпанную адмиральскую фуражку, с трубкой, испускавшей искры и пламя ... это был настоящий триумф личности ..."

В результате последовавшего боя «Шарнхорст» был потоплен артиллерией и торпедами с британских кораблей, а адмирал, таким образом, отомстил за гибель авианосца «Глориес», которым он ранее командовал, погибшего от снарядов «Шарнхорст» и его собрата «Гнейзенау» в 1940 году.

Летом 1944 года адмирал Фрэзер получает назначение командующим британским Восточным Флотом, а позже - Британским Тихоокеанским Флотом - мощным соединением из нескольких десятков кораблей разных классов, в том числе множества авианосцев и линейных кораблей, предназначенным для борьбы против Японии. Но, в отличие от периода командования Флотом Метрополии, когда адмирал держал флаг на боевых кораблях, на этот раз его штаб находился на берегу, в Австралии. Британский Тихоокеанский Флот принял участие в Битве за Окинаву и серии атак японской метрополии в 1945 году.

.

Послевоенная служба

В 1946 году Фрэзер получил титул барона Нордкапского. После войны в 1947 году адмирал Фрэзер получает должность командующего базой в Портсмуте, а в 1948 году становится Первым Морским Лордом и начальником военно-морского штаба. В 1951 году Фрэзер выходит в отставку со званием Адмирала Флота. Умер адмирал в феврале 1981 года в возрасте 93 лет.

Источники

• [www.hrono.info/biograf/bio_f/freizer_b.html Адмирал Брюс Фрейзер]
• (англ.) Murfett, Malcolm H.(1995). The First Sea Lords from Fisher to Mountbatten. Westport. ISBN 0-275-94231-7
• (англ.) Heathcote T. A. (2002). The British Admirals of the Fleet 1734–1995. Pen & Sword Ltd. ISBN 0-85052-835-6

Ссылки

• Murfett, Malcolm H.(1995). The First Sea Lords from Fisher to Mountbatten. Westport. ISBN 0-275-94231-7
• Heathcote T. A. (2002). The British Admirals of the Fleet 1734–1995. Pen & Sword Ltd. ISBN 0-85052-835-6

Отрывок, характеризующий Фрэзер, Брюс

– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.