Крик, Фрэнсис

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фрэнсис Крик»)
Перейти к: навигация, поиск
Фрэнсис Крик
англ. Francis Crick

Фрэнсис Крик
Дата рождения:

8 июня 1916(1916-06-08)

Место рождения:

Нортгемптон, Англия

Дата смерти:

28 июля 2004(2004-07-28) (88 лет)

Место смерти:

Сан-Диего, Калифорния, США

Страна:

Великобритания Великобритания, США США

Научная сфера:

Молекулярная биология, нейробиология

Место работы:

Кембриджский университет
Университетский колледж Лондона
Кавендишская лаборатория
Лаборатория молекулярной биологии Совета по медицинским исследования
Институт Солка

Альма-матер:

Нортгемптонская средняя школа
Школа Милл-Хилл
Университетский колледж Лондона
Колледж Гонвилла и Киза
Колледж Черчилл

Научный руководитель:

Макс Ф. Перуц

Известен как:

открывший молекулярную структуру нуклеиновых кислот
ввел термин "адапторные молекулы"

Награды и премии:

Нобелевская премия по физиологии и медицине (1962)
Международная премия Гайрднер (1962)
Королевская медаль(1972)
Медаль Копли(1975)
Медаль Альберта (Королевское общество искусств) (1987)

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Крик (значения).

Фрэнсис Крик (англ. Francis Crick; 8 июня 1916, Нортгемптон, Англия — 28 июля 2004, Сан-Диего, Калифорния, США) — британский молекулярный биолог, биофизик и нейробиолог. Лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине 1962 года — совместно с Джеймсом Д. Уотсоном и Морисом Х. Ф. Уилкинсом с формулировкой «за открытия, касающиеся молекулярной структуры нуклеиновых кислот и их значения для передачи информации в живых системах».[1][2]

В статье, опубликованной в журнале Nature в 1961 году, Крик с соавторами предположили четыре свойства генетического кода[3]:

  1. три азотистых основания (триплет) кодируют одну аминокислоту
  2. триплеты генетического кода не перекрываются
  3. последовательности триплетов считываются с определенной начальной точки, знаки препинания внутри кодирующей последовательности отсутствуют
  4. генетический код вырожден — одна аминокислота может быть закодирована разными триплетами

Также Крик известен тем, что сформулировал центральную догму молекулярной биологии: генетическая информация передается в клетке в одну сторону, от ДНК к РНК, а затем к белку.

В течение оставшейся части своей карьеры, Крик занимал пост Дж. В. Кикхефера, выдающегося профессора и исследователя в Институте биологических исследований Солка в Ла-Хойя, Калифорния. Его дальнейшие исследования были направлены на теоретическую нейробиологию. «Он редактировал рукопись на смертном одре, он оставался ученым до самого конца.» − писал Кристоф Кох.





Детство и образование

Отцом Фрэнсиса Крика был Гарри Крик (англ. Harry Crick, 1887—1948), матерью − Энни Элизабет Крик (англ. Annie Elizabeth Crick, девичья фамилия Уилкинс; 1879—1955). Фрэнсис Крик родился и воспитывался в Уэстоне Фэвелле (англ. Weston Favell), затем в небольшой деревне около английского города Нортгемптона (англ. Northampton), где у его отца и дяди была фабрика обуви. Его дедушка, Уолтер Дробридж Крик (англ. Walter Drawbridge Crick; 1857—1903), был биологом, геологом и палеонтологом. Он написал обзоры о местных одноклеточных организмах − фораминиферах (их отличительная особенность — наличие раковины) и о двух видах гастропод. У него также было несколько совместных публикаций с Чарльзом Дарвином[4].

Ещё в раннем возрасте Фрэнсис заинтересовался наукой, он любил читать научно-популярную литературу. В детстве родители часто ходили с Фрэнсисом в церковь. В двенадцать лет он отказался посещать церковь и молиться. Свой поступок он объяснил тем, что только развитие науки поможет найти ответы на все вопросы, а религиозная вера — нет[5].

Его дядя, Уолтер Крик (англ. Walter Crick), жил в небольшом доме на южной стороне Абингтон-Авеню (англ. Abington Avenue). Рядом с домом был небольшой сарай, где Уолтер учил Крика выдувать стекло, проводить химические эксперименты и делать фотоснимки. В восемь или девять лет Фрэнсис начал учиться в Нортгемптонской средней школе для мальчиков на Биллинг-Роуд (англ. Billing Road). Школа находилась приблизительно на расстоянии 1.25 мили от дома. Дорога проходила через Южный Парк-авеню и через Парк Абингтон, но Крик чаще всего добирался до школы на автобусе или на велосипеде. Его учительца − миссис Холдинг была учителем с большой долей энтузиазма и проводила очень интересные уроки. Образование в старших классах, к сожалению, никак не поддерживало интерес к науке. После 14 лет он продолжил обучение в Школе Милл-Хилл (англ. Mill Hill School) в Лондоне (со стипендией), где он изучил математику, физику и химию со своим лучшим другом Джоном Шилстоном (англ. John Shilston). 7 июня 1933 года он получил премию Уолтера Нокса (англ. Walter Knox Prize) по химии. Он отметил, что его вдохновляет качество обучения в Милл-Хилле.

В 21 год Крик получил ученую степень бакалавра в области физики в Университетском колледже Лондона[6]. Тем не менее, Крик не получил место в Кембриджском колледже, возможно, из-за плохого знания латыни. Крик позже стал аспирантом и почетным членом колледжа Гонвилла и Киза (англ. Gonville and Caius College) и работал в Кавендишской лаборатории и в Совете по медицинским исследованиям в Кембридже. Он был также почетным членом Колледжа Черчилл (англ. Churchill College) и Университетского колледжа Лондона.

Для получения степени доктора наук Крик начал научно-исследовательскую работу по определению вязкости воды при высоких температурах (как он позже писал «самая неинтересная научная проблема»[7]) в лаборатории физика Эдварда Невил да Коста Андраде (англ. Edward Neville da Costa Andrade) в Университетском колледже Лондона, но из-за внезапного начала Второй мировой войны (в частности во время Битвы за Британию бомба попала в крышу лаборатории и разрушила его экспериментальный аппарат)[2] Крику пришлось временно забыть о возможной карьере физика. Однако на втором курсе аспирантуры его наградили почетной научной премией Кэри Фостер (англ. Carey Foster Research Prize).[8]

Во время Второй мировой войны он работал в научно-исследовательской лаборатории ВМС (в которой также работали и другие известные ученые, включая Дэвида Бэйтса, Роберта Бойда, Джорджа Дикона, Джона Ганна, Гарри Мэсси и Невилла Мотта (англ. David Bates, Robert Boyd, George Deacon, John Gunn, Harrie Massey, and Nevill Mott). Крик занимался разработкой магнитных и акустических мин и участвовал в проектировании новых морских мин, остающихся невидимыми для немецких кораблей-тральщиков (корабли специального назначения для обнаружения и удаления препятствий в виде мин).[9]

Работа Крика в послевоенный период

В 1947 году Крик начал изучать биологию. Ему пришлось перейти от «элегантности и глубокого понимания» физики на «сложные химические механизмы, естественный отбор которых развивался в течение миллиардов лет». Крик писал, что, для того чтобы перейти от физики к биологии нужно «почти заново родиться». Крик объяснил свой переход тем, что физика уже и так достигла больших высот, необходимо было развитие биологических дисциплин. Крика очень воодушевляла эта мысль.

В послевоенное время Крик работал над изучением физических свойств цитоплазмы в Кембриджской Лаборатории Страйнвайджа (англ. Cambridge’s Strangeways Laboratory), возглавляемой Хонор Бриджет Фелл (англ. Honor Bridget Fell). Крик был студентом Совета по медицинским исследованиям. Затем его приняли Макс Перутц (англ. Max Perutz) и Джон Кендрю (англ. John Kendrew) в Кавендишскую лабораторию. Руководителем Кавендишской лаборатории был сэр Лоуренс Брэгг (англ. Sir Lawrence Bragg), который получил Нобелевскую премию в 1915 году в возрасте 25 лет. Брэгг стремился опередить ведущего американского химика Лайнуса Полинга в открытии ДНК структуры (ранее Полингу удалось установить альфа-спиральную структуру белка). Также Кавендишская лаборатория под руководством Брэгга активно конкурировала с Королевским колледжем в Лондоне, где отделением биофизики руководил сэр Джон Рэндалл (англ. Sir John Randall, Рэндалл не разрешил Фрэнсису Крику работать в Королевском колледже). Дружба Фрэнсиса Крика с Морисом Уилкинсом (англ. Maurice Wilkins) в Королевском колледже, безусловно, повлияла на их последующую научную работу.

За свою жизнь Крик женился дважды. Он был отцом троих детей. Его брат Антоний (родился в 1918 году) умер намного раньше Крика в 1966 году.[10] Впервые Крик женился в 1940 году на Рут Дорин Додд. У них родился сын Майкл Фрэнсис Комптон (англ. Michael Francis Compton). Они развелись в 1947 году. Позже в 1949 году он женился на Одиллии Спид. У них было две дочери Габриель Энн (англ. Gabrielle Anne) и Жаклин Мария-Тереза (англ. Jacqueline Marie-Therese, позже Николс). Они оставались вместе до смерти Крика в 2004 году[11].

Смерть

Фрэнсис Крик умер 28 июля 2004 года от рака толстого кишечника в больнице Торнтон при Калифорнийском университете в Сан-Диего в районе Ла Джолла. Он был кремирован, его пепел рассеяли над Тихим океаном. Траурные мероприятия проводили 27 сентября 2004 года в институте Солка (англ. Salk Institute). Мероприятия проводили Джеймс Уотсон, Сидней Бреннер, Алекс Рич (англ. Alex Rich), Сеймур Бензер, Аарон Клуг, Кристоф Кох, Пат Чёрчленд, Вилейанур Рамачандрен, Томазо Поджио (англ. Tomaso Poggio), Лесли Оргел (англ. Leslie Orgel), Терри Сейновски (англ. Terry Sejnowski), его сын Майкл Крик и его младшая дочь Жаклин Николс[12].

Научные исследования

Крик интересовался двумя основными нерешенными проблемами в биологии: как молекулы позволяют осуществить переход от неживого к живому, и каким образом мозг осуществляет мышление[13]. Он понимал, что его положения в научном обществе недостаточно для проведения серьезных исследований во второй области, поэтому он приступил к решению первой проблемы. Крика также воодушевляли открытия Лайнуса Полинга и Эрвина Шредингера[14]. Из учебников по биологии Крик уяснил, что ковалентные связи в биологических молекулах должны обеспечить структурную стабильность, необходимую для проведения генетической информации в клетках. Оставалось только обратиться к экспериментальной биологии, чтобы понять, в каких именно молекулах была генетическая информация.[15][16] По мнению Крика, теория Чарльза Дарвина об эволюции путём естественного отбора и заложение основ генетики Грегором Менделем раскрыли тайну жизни.[17] Крик считал, что уже скоро можно будет синтезировать «жизнь» в пробирке. Тем не менее, некоторые его коллеги (например, исследователь Эстер Ледерберг (англ. Esther Lederberg)) считали взгляды Крика утопическими[18].

Также ученые понимали, что некоторые макромолекулы, такие как белок, вероятно, могут быть генетическими молекулами.[19] Но также было хорошо известно, что белки − структурные и функциональные макромолекулы, некоторые из которых осуществляют ферментативные реакции в клетках[19]. В 1940-е годы было показано, что другая молекула, ДНК, содержится в хромосомах и может отвечать за передачу наследственной информации. В 1944 году в эксперименте Эвери-Маклеода-Маккарти, Освальд Эвери с коллегами показали, что наследственная фенотипическая разница в бактериях может быть вызвана отличающимися молекулами ДНК[16].

Однако были и другие ученые, которые считали, что ДНК − это не более чем каркас для закрепления более интересных белковых молекул[20]. Крик оказался в нужном месте в нужном настроении и в нужное время (1949 год) и присоединился к проекту Макса Перутца в Кембриджском университете, где он начал заниматься рентгеноструктурным анализом белков[21]. Рентгеноструктурный анализ теоретически предоставлял возможность выявить молекулярную структуру больших молекул, таких как белки и ДНК, но были и серьезные технические проблемы, которые не давали использовать метод для исследования сложных молекул[21].

1949 − 1950

Крик изучал математическую теорию рентгеноструктурного анализа[22]. В период изучения им дифракции рентгеновских лучей, исследователи в лаборатории Кембриджского университета пытались определить самую стабильную спиральную конформацию цепей аминокислот в белках (альфа-спираль). Лайнус Полинг был первым, кто определил, что[23] 3,6 аминокислоты занимают 1 оборот спирали в белке в альфа-конформации. Крик видел, какие ошибки делали сотрудники Кембриджского университета в своих неудачных попытках определить правильную молекулярную структуру альфа-спирали. Эти уроки помогли ему в будущем правильно установить структуру ДНК. Например, он узнал, роль жесткости структуры, понял, что двойные связи делают структуру более жесткой, а двойные связи встречаются не только в белках, но и в ДНК[24].

1951—1953 гг., открытие структуры ДНК

В 1951 году вместе с Уильямом Кокраном и Владимиром Вандом Крик участвовал в развитии математической теории дифракции рентгеновских лучей на спиральной молекуле[25]. Этот теоретический результат хорошо согласовался с рентгеновскими данными для белков в конформации альфа-спиралей[26]. Теория дифракции рентгеновских лучей помогла впоследствии лучше понять структуру ДНК.

В конце 1951 г. Крик начал работать с Д. Уотсоном в Кавендишской лаборатории в Кембриджском университете Англии. Используя «фотографию 51» (эта рентгенограмма ДНК, полученная Розалинд Франклин (англ. Rosalind Franklin) и её аспирантом Реймондом Гослингом (англ. Raymond Gosling). Фотография была передана сотруднику лаборатории Морису Уилкинсу), Уотсон и Крик вместе разработали модель спиральной структуры ДНК. В 1953 году они опубликовали свои результаты[27]. За эту и последующие работы Джеймс Уотсон, Фрэнсис Крик совместно с Морисом Уилкинсом в 1962 году получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине.[28][29].

В 1951 году, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик начали совместную работу, Уотсон в свои 23 года уже защитил диссертацию, в то время как Фрэнсис Крик был 35-летним аспирантом. Но их объединил интерес к вопросу о хранении генетической информации в молекулярной форме[30][31]. Уотсон и Крик много размышляли о ДНК, о возможной подходящей модели структуры[15]. Ключевую роль в разгадке структуры сыграла фотография, полученная Морисом Уилкинсом, Розалинд Франклин и аспирантом Раймондом Гослингом. В ноябре 1951 года Уилкинс поделился своими данными с Уотсоном и Криком. Александр Стокса (англ. Alexander Stokes), другой эксперт в теории дифракции, и М. Уилкинс (оба из Королевского колледжа в Лондоне) пришли к выводу, что данные по дифракции рентгеновских лучей для ДНК указывают на то, что молекула имеет спиральную структуру, но Франклин не соглашалась с этим выводом (этому поспособствовали её плохие отношения с Уилкинсом, она часто с ними спорила). По этим результатам в 1951 году Д. Уотсон и Ф. Крик предложили и опубликовали модель структуры ДНК, которая оказалась ошибочной. Ученые хорошо понимали, что их главный конкурент, Лайнус Полинг, может опередить их открытие в любой момент. Их настораживал успех Полинга в открытии альфа-спирали белка, они опасались, что Полинг может также стать первым, кто определит правильную структуру ДНК[32].

Тот факт, что Полинг не смог первым определить структуру ДНК, впоследствии многие ученые объясняли тем, что Полинг не поехал в Великобританию, как и планировал в мае 1952 г[33]. Из-за политической деятельности правительство США запретило ему выезжать заграницу, поэтому он не посетил Великобританию и не встретился с исследователями ДНК в Англии. Поэтому Полинг продолжил заниматься белками[33][34]. Официально Уотсон и Крик также не занимались исследованиями ДНК. Крик писал диссертацию; Уотсон занимался другой научной работой, например, пытался получить кристаллы миоглобина для рентгеновских дифракционных экспериментов. В 1952 году Уотсон получил рентгенограмму вируса табачной мозаики: результаты указывали, что вирус имел спиральную структуру. Потерпев неудачу в 1951 году, Уотсон и Крик неохотно продолжили поиск новой модели структуры ДНК, хотя некоторое время им не давали разрешения на исследования структуры ДНК.

Неоспоримую роль для построения модели ДНК было понимание Франклин базовых законов химии: гидрофильные фосфат-содержащие группы нуклеотидной цепи ДНК должны быть расположены так, чтобы взаимодействовать с молекулами воды (то есть быть на внешней стороне молекулы), в то время как гидрофобные азотистые основания должны быть обращены внутрь. Франклин поделилась своими знаниями с Уотсоном и Криком, тем самым она указала на главную ошибку предложенной ими модели в 1951 году.

Из-за плохих взаимоотношений у Уилкинса и Франклин не получалось работать вместе в направлении поиска молекулярной модели ДНК. Понимая это обстоятельство, Крик и Уотсон предприняли вторую попытку установить структуру. Для продолжения работы им потребовалось разрешение Уильяма Лоренса Брэгга и Уилкинса. Для построения новой модели ДНК Уотсон и Крик использовали информацию из неопубликованных рентгенограмм Франклин (эту рентгенограмму Уилкинс показал Уотсону, даже не спросив разрешения Франклин) и из её предварительных расчетов по рентгенограмме. Все эти данные были включены в письменный доклад о проделанной работе в лаборатории сэра Джона Рэндалла Королевского колледжа в конце 1952 года.

Почему Уотсон и Крик получили доступ к результатам Франклин и не спросили у неё разрешение — это вопрос, который до сих пор является предметом дискуссий. Франклин не успела официально опубликовать результаты и расчеты по рентгенограмме. Однако Уотсон и Крик обнаружили ошибки в её неуклонном утверждении, что по её данным спиральная структура − не единственно возможная форма ДНК. Кроме того, Макс Фердинанд Перутц показал Уотсону и Крику годовой отчет Совета по медицинским исследованиям с обзором работ всех сотрудников, включая Р. Франклин[35]. При этом Перутц утверждал, что в отчете не было ничего такого, что Франклин сама не рассказала в своем выступлении (на котором присутствовал Уотсон) в конце 1951 года. Далее Перутц пояснил, что отчет был на собрании Совета по медицинским исследованиям. Собрание же было организовано в целях «установления контакта между различными группами людей, работающих в Совете». Лаборатории Перутца и Рэндалла финансировались Советом по медицинским исследованиям.

Также до сих пор не ясно, как неопубликованные результаты Франклин повлияли на построение модели Уотсоном и Криком. Первые рентгенограммы ДНК были собраны в 1930 году Уильямом Астбери (англ. William Astbury). Из них Астбери сделал вывод, что ДНК состоит из стопок нуклеотидов расположенных на расстоянии 3,4 ангстрем (0,34 нанометра) друг от друга. Эти результаты Франклин цитировала в своей первой работе по структуре ДНК[36]. Анализ опубликованных результатов Астбери и рентгенограммы, собранные Уилкинсом и Франклин, обосновывали спиральную природу ДНК. По этим данным можно было предсказать количество азотистых оснований, сложенных в один ход спирали ДНК (10 оснований за ход; полный оборот спирали составляет 27 ангстрем (2,7 нм) в компактной A-форме, 34 ангстрем (3,4 нм) во влажной B-форме). Уилкинс поделился этой информацией о B-форме ДНК с Криком и Уотсоном. Крик не видел рентгенограммы B-формы Франклин (Фото 51) до публикации модели двойной спирали ДНК (Уилкинс показал фотографию только Уотсону)[37].

В своей работе Уотсон и Крик процитировали одну из немногих других моделей — модель Свена Фарберга (англ. Sven Furberg), в которой также указывалось, что азотистые основания должны находиться внутри спирали. В результатах Фарберга также приводилась правильная ориентация сахара по отношению к основаниям. При построении модели Крик и Уотсон показали, что антипараллельная ориентация двух цепей нуклеотидов позволяет лучше сориентировать пары оснований в центре двойной спирали. Доступ Крика к работам Франклин в конце 1952 года, возможно, лишний раз подтвердил, что ДНК − двойная спираль с антипараллельными цепями, но были и другие цепочки рассуждений, которые также привели к этим же выводам.[38]

В начале 1953 года Франклин сообщила о переходе из Королевского колледжа в Биркбек. Тогда же стало ясно, что поисками модели ДНК активно занимается Лайнус Полинг (в январе Уотсон привёз в Королевский колледж препринт статьи Лайнуса Поллинга, содержащий неверное предположение о структуре ДНК). Понимая все обстоятельства, Уилкинс и руководители лаборатории передали Уотсону и Крику рентгенограммы ДНК Франклин и результаты её расчетов. Эти экспериментальные данные были очень важны для определения структуры ДНК. Ключевая проблема для Уотсона и Крика, которую необходимо было разгадать, была пониманием того, каким же образом нуклеотидные основания образуют ядро двойной спирали. Другими подсказками к открытию правильной структуры ДНК были так называемые соотношения Чаргаффа − экспериментально определенные соотношения нуклеотидных субъединиц ДНК: количество гуанина равно количеству цитозина и количество аденина равно количеству тимина. Приезд Эрвина Чаргаффа в Англию в 1952 году лишний раз подчеркнул этот важный факт для Уотсона и Крика[39]. Для определения структуры ДНК эти соотношения не находили никакого применения до тех пор, пока Уотсон, занимаясь построением структурных моделей, понял, что А-T и C-G пары структурно похожи. В частности, длины этих пар оснований одинаковы. Чаргафф также заметил Уотсону, что в водной среде клетки преобладающими таутомерами пиримидиновых оснований (C и Т) будут амино- и кето- таутомеры цитозина и тимина, а не иминные и енольные формы, как изначально считали Крик и Уотсон. Они также консультировались с Джерри Донохью, который подтвердил наиболее вероятные структуры нуклеотидных оснований.[40] Азотистые основания удерживались вместе водородными связями − теми же нековалентными взаимодействиями, которые стабилизировали белок α-спирали. Правильные структуры были важны для определения правильного расположения водородных связей. После открытия водородного связывания между парами A:T и C:G, Уотсон и Крик вскоре расставили цепи нуклеотидов антипараллельно в виде двойной спирали, азотистые основания были обращены внутрь спирали и соединялись между собой водородными связями. Тем самым был наглядно представлен способ распаковки двух комплементарных цепей (разрыв водородных связей) в репликации. Возможность репликации была последним требованием к модели генетической молекулы. Впоследствии Крик отметил, что без сотрудничества с Уотсоном он не смог бы найти правильную структуру молекулы ДНК самостоятельно[41].

Крик предварительно пытался поставить несколько экспериментов для установления закономерностей связывания нуклеотидов между собой, но он был больше биологом-теоретиком, чем экспериментатором. Крик начал думать о взаимодействиях между основаниями. В начале 1952 года он попросил Джона Гриффита вычислить силы притяжения между основаниями ДНК из химических принципов и законов квантовой механики. Наилучшие результаты Гриффит получил при рассмотрении взаимодействий пар А-T и G-C. В то время Крик не знал правил Чаргафф, но эти немногочисленные расчеты подсказали ученому о возможной комплементарности азотистых оснований. Окончательные правильные соотношения (A-T, G-C) были получены Уотсоном. Он нарезал из картона детали, моделирующих пурины и пиримидины и стал раскладывать вырезки на столе подобно тому, как Лайнус Полинг открыл альфа-спираль несколько лет раньше. Уотсон и Крик смогли открыть двойную спираль ДНК благодаря их готовности совмещать теорию, моделирование и экспериментальные результаты (хотя эти результаты были получены другими учеными).

Структура двойной спирали ДНК, предложенная Уотсоном и Криком, основывалась на связях «Уотсона-Крика» между четырьмя основаниями, которые наиболее часто встречаются в ДНК (A, C, T, G) и РНК (A, C, U, G). Однако более поздние исследования показали, что для трехцепочечных и четырёхцепочечных и других более сложных молекулярных структур ДНК необходим альтернативный вариант связывания − Хустинговые пары. Кроме того, известные биологи-синтетики начали поиск альтернативных синтетических ДНК, построенных из азотистых оснований, отличных от аденина, тимина, цитозина, гуанина. Также предпринимались попытки создать синтетический кодон (последовательность из трех нуклеотидов, точно устанавливающая одну аминокислоту), синтетические эндонуклеазы, синтетические белки и синтетические цинковые пальцы. В синтетической ДНК вместо 43 кодонов (из 4-ёх азотистых оснований у природной ДНК) можно получить уже n3 кодонов (из n-азотистых оснований у синтетической ДНК). Новые кодоны могут участвовать в формировании новых аминокислот, которые, в свою очередь, сформируют новые белки[42].

Открытие двойной спирали ДНК было сделано 28 февраля 1953 года. Статья Уотсона и Крика была опубликована в журнале Nature 25 апреля. Её содержание было дублировано публичным докладом заведующего лабораторией, в которой работали Уотсон и Крик, Уильямом Брэггом, 14 мая. Уже 15 мая о нём была помещена заметка «Why You Are You. Nearer Secret of Life» в лондонской газете News Chronicle. Victor K. McElheny в книге «Watson and DNA: Making a Scientific Revolution» указывает на короткую заметку в газете «The New York Times», состоящую всего из 6 абзацев с названием «Form of ‘Life Unit» in Cell Is Scanned", датированную 16 мая 1953 года. Заметка вышла только в ранних тиражах газеты, затем была заменена на другие новости (затем, 12 июня 1953 года, вышла длинная статья об открытии структуры ДНК в газете «The New York Times»).

19 марта 1953 года Крик написал своему сыну, который учился в британской школе-интернате, письмо[43], сообщив о своем открытии. Он начал письмо словами: «Дорогой Майкл, Джим Уотсон и я, вероятно, сделали самое важное открытие…»[44]. 10 апреля 2013 года это письмо было продано на аукционе Кристис в Нью-Йорке за $6,059,750[45].

Сидней Бреннер, Джек Данитц (англ. Jack Dunitz), Дороти Ходжкин, Лесли Оргел и Берил М. Оухтон (англ. Beryl M. Oughton) были одними из первых, кто в апреле 1953 года смог увидеть модель структуры ДНК, построенную Криком и Уотсоном; в то время они работали на химическом факультете Оксфордского университета. Все были впечатлены новой моделью ДНК, особенно Бреннер, который впоследствии работал с Криком в Кембридже в Кавендишской лаборатории и новой лаборатории молекулярной биологии[46]. Оргел также позже работал с Криком в институте биологических исследований Солка.

Молекулярная биология

В 1954 году в возрасте 37 лет Крик закончил работу над своей докторской диссертацией: «Дифракция рентгеновских лучей: полипептиды и белки» и получил ученую степень Ph.D. Крик затем работал в лаборатории Дэвида Харкера (англ. David Harker) в Бруклине в политехническом институте, где он продолжал развивать свои навыки в анализе дифракционных данных для белков, работая в основном с рибонуклеазами и механизмами синтеза белка.

После открытия двойной спирали ДНК модели Крик занялся исследованием возможного биологического значения этой структуры. В 1953 году Уотсон и Крик опубликовали ещё одну статью в журнале Nature, в которой говорилось: «Поэтому вполне вероятно, что точная последовательность оснований образует код, который несёт в себе генетическую информацию»[47].

В 1956 году Криком и Уотсоном была предположена структура малых вирусов. Они предположили, что сферические вирусы, такие как вирус кустистой карликовости томатов имеют симметрию икосаэдра и состоят из 60 идентичных субъединиц[48].
Крик недолго работал в Нью-Йорке. Он вскоре вернулся в Кембридж, где работал до 1976 года, затем он переехал в Калифорнию. Крик был участником нескольких совместных работ в области рентгеновской дифракции, среди них работа с Александром Ричем по установлению структуры коллагена[49]. Однако Крик вскоре отказался от продолжения работы.

В 1954 году Георгий Гамов основал группу ученых по исследованию роли РНК в качестве посредника между ДНК (хранение генетического материала в ядре клетки) и синтезом белков в цитоплазме («the RNA Tie Club»). Крик понимал, что в РНК должен быть код, в котором есть короткие последовательности нуклеотидов, определяющие конкретную аминокислоту в синтезированном белке. В 1956 году Крик написал неофициальный документ о проблеме генетического кодирования для научной группы Гамова[50]. В этой статье Крик рассмотрел доказательства, подтверждающие мысль о том, что для синтеза белка необходим набор из двадцати аминокислот. Крик предложил, что для кодирования аминокислот должен быть набор малых «адапторных молекул» («adaptor molecules»), которые бы соединялись водородными связями с короткими фрагментами нуклеиновой кислоты и аминокислотами, определяющими эти фрагменты. Он также исследовал многие другие варианты, с помощью которых короткие последовательности нуклеиновых кислот могут закодировать 20 аминокислот. Во второй половине 50-х годов Крик пытался теоретически определить механизм синтеза белка. К 1958 году он перечислил ключевые особенности процесса синтеза белка:[51]

  • генетическая информация хранится в виде молекул ДНК
  • матричная РНК содержит информацию для создания одного белка
  • адапторные молекулы («adaptor molecules») ставят в соответствие фрагменты матричной РНК с аминокислотами будущего белка
  • рибосомо-белковые комплексы («ribonucleic-protein complexes») катализируют сборку аминокислот в белок в соответствии с матричной РНК

Адапторные молекулы («adaptor molecules»), как известно сейчас, это транспортные РНК (тРНК), а каталитические рибосомо-белковые комплексы («ribonucleic-protein complexes») сейчас называются просто рибосомами. Позднее (в 1960 г) важным шагом стало понимание, что матричная РНК не была такой же, как рибосомальная РНК. В своей статье в 1958 г. Крик предположил, как это делали и другие ученые, что триплеты нуклеотидов могут кодировать аминокислоты. Такой код получается «вырожденным», с 4 × 4 × 4 = 64 триплетами из четырёх нуклеотидных субъединиц для 20 аминокислот. Некоторые аминокислоты могут кодироваться несколькими триплетами. Крик также изучил другие коды, в которых, по разным причинам, не все триплеты из 64 были использованы. Для дальнейшей работы Крику были необходимы экспериментальные результаты: теория сама по себе не могла разгадать природу кода.
Крик впервые ввел термин «центральная догма» (который используется и сегодня) для представления одностороннего перехода генетической информации по механизму:
ДНК −> РНК − > белок
«Информация передаётся от нуклеиновых кислот к белку, но не в обратном направлении».
Некоторые критики считали, что, используя слово «догма», Крик подразумевал, что это правило не может быть поставлено под сомнение (хотя убедительных доказательств он не привел). Крик выделил три составляющие любого биологического процесса: материальная, энергетическая, информационная. В своих работах Крик акцентировал внимание именно на последней составляющей. Доказательства того, что генетический код − вырожденный код триплетов нуклеотидов, пришли из экспериментов по генетике, некоторые из которых были выполнены Криком[52]. Особенности генетического хода стали понятны благодаря работам Маршалла Ниренберга (англ. Marshall Nirenberg) и других ученых, которые синтезировали молекулы РНК и использовали их в качестве шаблонов для синтеза белка in vitro.[53]

Дискуссия

До сих пор не ясно, как повлияло использование Уотсоном и Криком дифракционных рентгеновских данных ДНК, собранных Розалинд Франклин и её учеником Раймондом Гослингом, на открытие структуры. Дискуссия возникла из-за того, что некоторые из неопубликованных данных Франклин были использованы без её ведома и согласия Уотсоном и Криком в модели двойной спирали ДНК[29][54]. Из четырёх исследователей ДНК только у Розалинд Франклин была ученая степень в области химии:[29] Уилкинс и Крик были физиками, а Уотсон − молекулярным биологом.

Перед публикацией структуры двойной спирали Уотсон и Крик практически не делились своими результатами с Франклин. Однако им было известно об её работе. Уотсон присутствовал на её лекции в ноябре 1951, где Франклин представила две формы молекулы ДНК (тип А и тип В). Там же обсуждалось положение фосфатных групп на внешней части молекулы. Франклин также указала на количество воды, которое можно найти в молекуле — эти данные имеют большое значение в плане стабильности молекулы. Франклин была первой, кто открыла и сформулировала эти факты, которые составили основу для всех последующих попыток построить модель молекулы. До этого как Лайнус Полинг, так и Уотсон с Криком предложили ошибочные модели[55]. Её определение пространственной группы кристаллов ДНК помогло Крику догадаться, что две нити ДНК в молекуле расположены антипараллельно.

В январе 1953 года Морис Уилкинс показал Джеймсу Уотсону рентгеновский снимок B-формы ДНК (фото 51)[56][57][58]. Морис Уилкинс, в свою очередь, получил эту фотографию от аспиранта Франклин Раймонда Гослинга[57][59]. Уилкинс и Гослинг работали вместе в Совете по медицинским исследованиям под руководством Джона Рэндалла. Скорее всего, Рэндалл не сообщил Совету о назначении Франклин руководителем дипломной работы Гослинга, тем самым способствуя путанице и трениям между Уилкинсом и Франклин[60].

В середине февраля 1953 года научный руководитель Крика Макс Фердинанд Перутц показал Уотсону и Крику годовой отчет Совета по медицинским исследованиям с обзором работ всех сотрудников, включая Р. Франклин[61][62][63][64].

Франклин не знала, что фотография 51 и другие её научные результаты были известны Крику и Уотсону. Она подготовила три черновые статьи, в двух из которых была включена двойная спиральная структура ДНК. Её рукописи по А-форме ДНК достигли Acta Crystallographica в Копенгагене 6 марта 1953 года,[65] за один день до того, как Крик и Уотсон завершили свою модель.[66]

Рентгенограммы, собранные Гослингом и Франклин − лучшее доказательство спиральной структуры ДНК. Таким образом, экспериментальная работа Франклин оказалась решающим результатом в открытии Уотсона и Крика. Она также оценила содержание воды в кристаллах ДНК, и эти результаты объясняли, что сахаро-фосфатный остов находится на внешней стороне спирали.[67] Хотя Франклин в разговорах с коллегами категорически не признавала спиральную структуру ДНК, в своих черновиках, представленных в 1953 году, она выступает за двойную спиральную структуру ДНК.

Таким образом, у Уотсона и Крика было три источника неопубликованных данных Франклин: 1) её лекция в 1951 году с участием Уотсона[68]; 2) обсуждение Франклин своих результатов с Уилкинсом[69], который работал в той же лаборатории 3) отчет Франклин о проделанной работе за 1952 год[70].

На заключительном этапе создания модели Фрэнсис Крик и Джеймс Уотсон предложили Морису Уилкинсу стать соавтором работы, описывающей структуру ДНК. Уилкинс отказался от этого предложения, так как он не принимал участия в построении модели. В результате соглашения, заключённого между заведующими двух лабораторий, статьи Уилкинса и Франклин, которые включали данные по рентгеновской дифракции, были изменены и затем напечатаны второй и третьей в том же номере Nature[71], казалось бы, только в поддержку теоретической работы Крика и Уотсона, в которой была предложена модель формы «В» молекулы ДНК.

Карикатура на Франклин (нарисованная Уотсоном) в двойной спирали (сделанная после смерти Франклин, когда законы о клевете не применялись) отрицательно характеризовала Франклин как помощницу Уилкинса и обозначала её неспособность интерпретировать свои же собственные результаты[72].

Когда Франклин ушла из Королевского колледжа, сэр Джон Рэндалл настаивал, что все работы по ДНК принадлежат исключительно Совету по медицинским исследованиям[73]. Франклин впоследствии сделала превосходную работу в Биркбек-колледже по исследованию вируса табачной мозаики.

Религиозные предпочтения

Крик называл себя гуманистом, который верит в то, «что на человеческие проблемы должны и будут смотреть с точки зрения человеческих моральных и интеллектуальных ресурсов без привлечения сверхъестественных сил». Он публично призвал в гуманизме заменить религию в качестве направляющей силы для человечества, написав:

"Проблема человечества не нова. Мы находимся, сами того не желая, на этой медленно вращающейся планете в темном углу обширной вселенной. Наш вопрос к разуму не позволит нам жить подобно коровам. У нас есть глубокая потребность знать, почему мы здесь. Как устроен этот мир? И что более важно, как устроены люди? В прошлом религия ответила на эти вопросы, часто достаточно подробно. Теперь мы знаем, что почти все эти ответы, весьма вероятно, ерунда, возникшая от незнания человека и его огромного потенциала для самообмана… Это простые басни мировых религий пришли, чтобы стать сказками для детей. Несмотря на символическую понятность, они часто неправильны, если не достаточно неприятны… Затем гуманисты жили в таинственном, интересном и интеллектуально расширяющемся мире, мимолетное впечатление от которого делает старые миры религий приятными и черствыми фальшивками… ":[74]

Крик был критиком христианства:

«Я не уважаю христианские верования. Я думаю, что они смешны. Если бы мы могли избавиться от них, мы бы гораздо быстрее добрались до серьезной проблемы, пытаясь выяснить, как устроен мир…»:[75]

Крик как-то пошутил: «Про христианство можно говорить со взрослыми людьми в приватной беседе, но не нужно этому учить маленьких детей.»[76]

В своей книге «О Молекулах и Людях» («Of Molecules and Men») Крик изложил свои взгляды на отношения между наукой и религией[77]. После предположения, что станет возможным запрограммировать компьютер таким образом, чтобы у него была душа, он задался вопросом: в какой момент времени биологической эволюции человек получает душу? В какой момент рождения ребёнок может получить душу? Крик высказал мнение, что идея нематериальной души, которая могла бы войти в тело, а затем сохраниться после смерти − воображаемая идея. Для Крика, разум − продукт физической активности мозга, а мозг развился естественным путём в течение миллионов лет. Он понимал, что очень важно, чтобы эволюция путём естественного отбора преподавалась в школах. Он также сожалел, что в английских школах религиозное воспитание было обязательным. По мнению Крика, новая научная картина мира стремительно создается. Он предсказал, что вскоре выявятся ошибочные христианские понятия о природе человека; традиционные представления о «душе» будут заменены на новые представления о физической основе разума. Себя Крик характеризовал как скептика и агностика с «сильной склонностью к атеизму»[78].

В 1960 году Крика пригласили на стажировку в Колледж Черчилл. У этого колледжа не было капеллы. Через некоторое время благодаря большим пожертвованиям было решено построить капеллу. Крик вышел в отставку в знак протеста[79][80].
В октябре 1969 года Крик принял участие в праздновании 100-летия журнала Nature, в котором он попытался сделать некоторые прогнозы о том, что в ближайшие 30 лет произойдет в молекулярной биологии. Его рассуждения были позже опубликованы в Nature[81]. В конце статьи, Крик кратко упомянул о поиске жизни на других планетах, он надеялся, что внеземная жизнь будет найдена к 2000 году. Он также предложил новое направление для исследований, которое он назвал «биохимическая теология». Крик писал «очень много людей молятся, что трудно поверить, что они не получают удовлетворения от неё»[81].

Крик считал возможным найти химические изменения в мозге, которые происходят во время акта молитвы. Он предположил, что там может быть обнаружено изменение на уровне некоторых нейромедиаторов или нейрогормонов. Он представлял такие вещества, как дофамин, которые выбрасываются в мозг при определенных условиях и производят приятные ощущения. Предложение Крика, что может когда-нибудь появится новая наука «биохимическая теология», было реализовано в рамках альтернативного названия дисциплины: в настоящее время есть новая развивающаяся область нейротеология[82] . Взгляды Крика о взаимосвязи между наукой и религией продолжали играть роль в его работе: так он сделал переход от исследований на молекулярном уровне биологии в исследования в область теоретической нейробиологии.

Крик спросил в 1998 году "и если часть Библии явно ошибочна, то почему оставшаяся часть должна приниматься автоматически? … А что было бы важнее, чем найти своё истинное место во Вселенной, удаляя по одному эти несчастные остатки прежних верований? "[83]

В 2003 году был одним из 22 лауреатов Нобелевской премии, которые подписали Гуманистический манифест.[84]

Направленная панспермия

В 1960-х Крик начал размышлять о происхождении генетического кода. В 1966 году Крик выступал вместо Лесли Оргела на встрече, где Оргел должен был говорить о происхождении жизни. Крик выдвинул гипотезу, о возможных стадиях, по которым изначально простой код с несколькими типами аминокислот развился в более сложный код, используемый существующими организмами[85]. В то время из ферментов были известны только белки, рибозимы ещё не были найдены. Многие молекулярные биологи были озадачены проблемой происхождения реплицирующей системы белка, которая существует в организмах, населяющих Землю, в настоящее время. В начале 1970-х Крик и Оргел определили, что вероятность производства живых систем из молекул — очень редкое событие во Вселенной. Но достаточно одного такого события на всю Вселенную, чтобы живые системы могли посредством репликации и космических путешествий достигнут нашей планеты. Этот процесс переноса живых систем они назвали «направленной панспермией» (англ. directed panspermia)[86]. В своей статье[87] Крик и Оргел выразили своё мнение, что шансы на абиогенез (превращение неживой природы в живую) на Земле были ничтожно малы.

В 1976 году Крик был соавтором статьи «Гипотеза происхождения белкового синтеза» («A speculation on the origin of protein synthesis») совместно с Сидней Бреннер, Аароном Клугом и Джорджем Пикзеником. В статье рассмотрено предположение, что синтез белков на этапе формирования жизни был возможен и без рибосом при выполнении следующих условий: тРНК должна иметь две конфигурации и связываться с мРНК пятью водородными связями (а не тремя)[88][89].

Неврология и другие интересы

Работа Крика в Кембриджском университете стала вершиной его долгой научной карьеры, но он покинул Кембридж в 1977 г., после 30 лет работы ему предложили стать директором (но он впоследствии отказался) колледжа Гонвилла и Киза. Джеймс Уотсон выдвинул претензию на Кембриджской конференции, отмечающей 50-ю годовщину открытия структуры ДНК в 2003 году: «Теперь, возможно, это хорошо держится в секрете, что одним из самых непонятных действий Кембриджского университета в прошлом веке был отказ в назначении Фрэнсиса Крика профессором Генетики в 1958 году. Возможно, была серия аргументов, которые заставили их отклонять кандидатуру Фрэнсиса». Его крупный вклад в молекулярную биологию в Кембридже хорошо зарегистрирован в Истории Кембриджского университета: Том 4 (1870—1990), издательство Кембриджского университета в 1992.

Согласно официальному сайту кафедры генетики Кембриджского университета, на выборах профессора не смогли достигнуть согласия, что подтолкнуло к вмешательству университетского вице-канцлера лорда Эдриана. Лорд Эдриан сначала предложил профессорство компромиссной кандидатуре, Гидо Понтекорво (англ. Guido Pontecorvo). Но тот вскоре отказался, а затем и Крик отказался от должности профессора.

В 1976 г. Крик взял академический отпуск в институте биологических исследований Солка в Ла-Хойе в Калифорнии. Крик был нерезидентным членом Института с 1960. Крик писал: «Я чувствовал себя как дома в южной Калифорнии»[90]. После творческого отпуска Крик покинул Кембридж, чтобы продолжить работу в Институте Солка. Он был также профессором в Калифорнийском университете в Сан-Диего. Он самостоятельно изучил нейроанатомию и много других областей нейробиологии. Ему потребовалось несколько лет, чтобы отойти от молекулярной биологии. Это было непросто, поскольку появлялись новые захватывающие открытия, включая открытие альтернативного сплайсинга и открытие эндонуклеаз-рестрикции, которые помогли создать генную инженерию. В конечном счете, в 1980-х, Крик смог уделить полное внимание другому интересу − сознанию. Его автобиографическая книга «Что ищет сумасшедший: Личное Представление о Научном Открытии» («What Mad Pursuit: A Personal View of Scientific Discovery»), включает описание того, почему он оставил молекулярную биологию и переключился на нейробиологию.

После освоения в теоретической нейробиологии Крик был поражен несколькими вещами:

  • было много изолированных разделов науки в пределах нейробиологии с небольшими контактами между ними
  • много людей, которые интересовались поведением, рассматривали мозг как чёрный ящик
  • сознание рассматривалось как запретная тема многими нейробиологами

Крик надеялся, что он сможет помочь развитию неврологии, продвигая конструктивное взаимодействие между специалистами из разных поддисциплин. Он даже сотрудничал со специалистами в области нейрофизиологии, например, с Патрицией Чёрчленд. В 1983 году по результатам исследований компьютерных моделей нейронных сетей Крик и Митчисон (англ. Mitchison) показали, что быстрый сон необходим, чтобы удалить определенные режимы взаимодействий в сетях клеток в коре головного мозга млекопитающих; они назвали этот процесс — «обратным обучением». На заключительном этапе своей карьеры Крик вместе с Кристофом Кохом опубликовали серию статей о сознании (1990—2005)[91]. Крик пытался понять, как сознание в течение нескольких сотен миллисекунд при просмотре сцены запоминает её. Крик и Кох понимали, что процессы кратковременной памяти пока ещё плохо изучены, поэтому сознание кажется очень сложным. Крик также опубликовал книгу, описывающую нейробиологию как достаточно самостоятельную науку, сознание — предмет изучения нейробиологии на молекулярном, клеточном и поведенческих уровнях. Книга Крика «Удивительные гипотезы» — это книга об инструментах, которые необходимы нейробиологии, чтобы объяснить, как мозг порождает сознание. Крик скептически относился к значению вычислительных моделей основанных на психической функции, которые не основывались на подробной информации о структуре мозга.

Отзывы о Крике

При обсуждении открытия совместно с Уотсоном двойной спирали, Крика часто описывают как очень разговорчивого, не боящегося высказать идеи человека[92]. Его характер вместе с научными достижениями дали Крику возможность повлиять на всех (и на тех, кто занимался наукой, и на тех, кто — нет). Крик обычно говорил быстро и довольно громко, у него был громкий и заразительный смех и хорошее чувство юмора. Один коллега из Института Солка описал его как «проводящую мозговой штурм интеллектуальную электростанцию с лукавой улыбкой…. Фрэнсис никогда не был подл, он мог только острить. Он находил микроскопические недостатки в логике. В комнате, где было много ученых, Фрэнсис постоянно добивался своей позиции чемпион»[93].

Евгеника

Крик иногда выражал своё мнение о евгенике, обычно в личных письмах. Например, Крик выступал за форму проявления евгеники, в которой богатым семьям будет предпочтительно иметь больше детей[94]. Он как-то заметил: «В конечном счете, общество начнет беспокоиться о следующих поколениях … на данный момент, это не тот предмет, о котором можно легко сделать выводы, потому что у людей слишком много религиозных убеждений, и пока у нас нет более равномерного взгляда на самих себя, я думаю, было бы рискованно, пытаться что-нибудь сделать на пути евгеники … Я бы удивился, если в ближайшие 100 или 200 лет, общество не смирилось бы с мнением, что оно должно пытаться помочь следующим поколениям в какой-то степени или тем или иным образом».

Креационизм

Крик был ярым критиком креационизма. В 1987 году Верховный суд Соединенных Штатов в решении Эдвардс против Агиллара (англ. case Edwards v. Aguillard) признал несоответствующим Конституции страны обязательное преподавание в школах «научного креационизма». Крик присоединился к другим нобелевским лауреатам, которые советовали: «Научному креационизму нет места в школах.»[95] Крик также предлагал сделать день Дарвина британским национальным праздником.

Признание

  • 1962 год — Нобелевская премия по физиологии и медицине
  • 1972 год — королевская медаль
  • 1975 год — медаль Копли Королевского общества
  • 1991 год — Орден Заслуг

Лекции в честь Фрэнсиса Крика

Лекции в честь Фрэнсиса Крика читаются с 2003 года на пожертвования коллеги Крика, Сиднея Бреннера − Нобелевского лауреата по физиологии и медицине в 2002 году[96]. Предпочтение отдаются лекциям по тем областям знаний, в которые внес вклад Фрэнсис Крик, хотя допускаются чтения лекций из любой области биологической науки. Также предпочтение отдается молодым лекторам (до 40 лет).

Институт Фрэнсиса Крика

В настоящее время институт биологических исследований находится на стадии строительства и расположен в Лондоне в Великобритании[97]. Институт Фрэнсиса Крика строится за счет спонсоров: Cancer Research U.K., Имперского колледжа в Лондоне, Королевского колледжа в Лондоне, Совета по медицинским исследованиям, Университетского колледжа Лондона и Wellcome Trust[98]. После завершения строительства в 2015 году это будет самый большой центр для медико-биологических исследований в Европе[97].

Памятники

  • Надпись на спиральной скульптуре ДНК (которая была подарена Джеймсом Уотсоном) в Клэр-колледже в Кембридже гласит: «Структура ДНК была открыта в 1953 году Фрэнсисом Криком и Джеймсом Уотсоном, в это время Уотсон жил здесь на Клэр», на основании скульптуры была надпись: «Модель двойной спирали поддержали работы Розалинд Франклин и Мориса Уилкинса.»
  • Другая скульптура под названием «Открытие» художника Люси Глендиннинга была установлена во вторник, 13 декабря 2005 года на улице Абингтон, Нортгемптон. Председатель фонда Уилсона Линн Уилсон (умер в 2008 году) говорил: «Скульптура воспевает жизнь мирового ученого, которого, безусловно, можно считать известнейшим жителем города Нортгемптон всех времен. Открыв структуру ДНК, он открыл будущее генетики и алфавит жизни».
  • Кроме того, Крик был членом Королевского общества, членом Международной академии гуманизма и членом CSICOP.
  • Витраж с изображением спиральной структуры B-ДНК в честь Фрэнсиса Крика в столовой колледжа Гонвилла и Киза в Кембридже.
  • Медаль Бенджамина Франклин за выдающиеся достижения в науках Американского философского общества (2001), вместе с Джеймсом Д. Уотсоном[99].

Книги Крика

«О молекулах и человеке» (англ. «Of Molecules and Men») (Prometheus Books, 2004; original edition 1967)
«Жизнь как она есть: её происхождение и природа» (англ. Life Itself: Its Origin and Nature) (Simon & Schuster, 1981)
«Что ищет сумасшедший: Личное Представление о Научном Открытии» (англ. What Mad Pursuit: A Personal View of Scientific Discovery) (Basic Books reprint edition, 1990)
«Удивительные гипотезы: научный поиск души» (англ. «The Astonishing Hypothesis: The Scientific Search For The Soul») (Scribner reprint edition, 1995).

См. также

Напишите отзыв о статье "Крик, Фрэнсис"

Примечания

  1. ↑ [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1962/ The Nobel Prize in Physiology or Medicine 1962] (англ.). Nobel Foundation. Проверено 18 октября 2009. [www.webcitation.org/65HD4JSoR Архивировано из первоисточника 7 февраля 2012].
  2. ↑ 1 2 Rich A.; Stevens C.F.. «Obituary: Francis Crick (1916–2004)». Nature 430: 845–847. DOI:10.1038/430845a. PMID 15318208.
  3. ↑ Crick FH, Barnett L, Brenner S, Watts-Tobin RJ (December 1961). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/B/J/_/scbcbj.pdf General nature of the genetic code for proteins]» (PDF reprint). Nature 192: 1227–32. DOI:10.1038/1921227a0. PMID 13882203.
  4. ↑ Darwin, Charles (1882). «On the Dispersal of Freshwater Bivalves». Nature 25 (649): 529–30. DOI:10.1038/025529f0. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1882Natur..25R.529D 1882Natur..25R.529D].
  5. ↑ Crick (1990) p. 10: «I remember telling my mother that I no longer wished to go to church»
  6. ↑ Crick (1990) Chapters 1 and 2 provide Crick’s description of his early life and education
  7. ↑ Crick (1990) p. 13
  8. ↑ Olby, Robert (1970). «The Making of Modern Science: Biographical Studies». Journal of the American Academy of Arts and Sciences 99 (4).
  9. ↑ [genome.wellcome.ac.uk/doc_wtd021051.html Bio at Wellcome Trust]. Genome.wellcome.ac.uk.
  10. ↑ Olby, p. ix
  11. ↑ Olby, p. 505
  12. ↑ Wade, Nicholas. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?sec=health&res=9E06E7D7113DF933A05754C0A9629C8B63 Francis Crick, Co-Discoverer of DNA, Dies at 88], The New York Times (30 July 2004). Проверено 21 июля 2007. «"Фрэнсис Крик - один из открывателей структуры ДНК - генетического материала жизни, и ведущий молекулярный биолог своего возраста. Он умер в ночь на среду в больнице в Сан-Диего. Ему было 88. Он умер после долгой борьбы с раком толстого кишечника" - речь представителя института Солка Эндрю Портерфильда на похоронах».
  13. ↑ Crick (1990) p. 17
  14. ↑ Crick (1990) p. 18
  15. ↑ 1 2 Crick (1990) p. 22
  16. ↑ 1 2 Page 30 of The Eighth Day of Creation: Makers of the Revolution in Biology by Horace Freeland Judson published by Cold Spring Harbor Laboratory Press (1996) ISBN 0-87969-478-5.
  17. ↑ Crick (1990) p. 25
  18. ↑ [www.estherlederberg.com/Anecdotes.html#INTERVIEW Esther M. Zimmer Lederberg: Anecdotes]. Estherlederberg.com.
  19. ↑ 1 2 Crick (1990) p. 32
  20. ↑ Crick (1990) pp. 33-34
  21. ↑ 1 2 Crick (1990) Ch. 4
  22. ↑ Crick (1990) p. 46: «..there was no alternative but to teach X-ray diffraction to myself.»
  23. ↑ Pauling L, Corey RB (May 1951). «Atomic Coordinates and Structure Factors for Two Helical Configurations of Polypeptide Chains». Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America 37 (5): 235–40. DOI:10.1073/pnas.37.5.235. PMID 14834145. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1951PNAS...37..235P 1951PNAS...37..235P].
  24. ↑ Crick (1990) p. 58
  25. ↑ (1952) «The structure of synthetic polypeptides. I. The transform of atoms on a helix». Acta Crystallographica 5 (5): 581–6. DOI:10.1107/S0365110X52001635.
  26. ↑ (1952) «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/D/M/ Evidence for the Pauling–Corey α-Helix in Synthetic Polypeptides]». Nature 169 (4293). DOI:10.1038/169234a0. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1952Natur.169..234C 1952Natur.169..234C].
  27. ↑ Watson JD, Crick FH (1953). «Molecular Structure of Nucleic Acids: A Structure for Deoxyribose Nucleic Acid». Nature 171 (4356): 737–8. DOI:10.1038/171737a0. PMID 13054692. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1953Natur.171..737W 1953Natur.171..737W].
  28. ↑ Francis Crick’s 1962 [nobelprize.org/medicine/laureates/1962/crick-bio.html Biography from the Nobel foundation]
  29. ↑ 1 2 3 [www.chemheritage.org/discover/online-resources/chemistry-in-history/themes/biomolecules/dna/watson-crick-wilkins-franklin.aspx James Watson, Francis Crick, Maurice Wilkins, and Rosalind Franklin]. Chemical Heritage Foundation. Проверено 1 ноября 2013.
  30. ↑ Crick (1990) p. 22: Крик отслеживал изменение своих представлений о физической природе генов с самого начала своих работ в биологии
  31. ↑ In The Eighth Day of Creation, Хорас Джадсон описывает ход мыслей Уотсона о физической природе генов. На странице 89, Джадсон объясняет, что к тому времени, как Уотсон пришел в Кембридж, он предполагал, что гены сделаны из ДНК, и он полагал, что он сможет определить структуру, используя данные дифракции рентгеновских лучей.
  32. ↑ Page 90, In The Eighth Day of Creation by Horace Judson.
  33. ↑ 1 2 [osulibrary.oregonstate.edu/specialcollections/coll/pauling/dna/narrative/page13.html Linus Pauling and the Race for DNA: A Documentary History]. Special Collections, The Valley Library, Oregon State University..
  34. ↑ Chapter 3 in The Eighth Day of Creation by Horace Judson.
  35. ↑ Perutz MF, Randall JT, Thomson L, Wilkins MH, Watson JD (June 1969). «DNA helix». Science 164 (3887): 1537–9. DOI:10.1126/science.164.3887.1537. PMID 5796048. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1969Sci...164.1537W 1969Sci...164.1537W].
  36. ↑ Franklin’s citation to the earlier work of W. T. Astbury is in:
    Franklin RE, Gosling RG (1953). «[www.nature.com/nature/dna50/franklingosling.pdf Molecular configuration in sodium thymonucleate]» (PDF reprint). Nature 171 (4356): 740–1. DOI:10.1038/171740a0. PMID 13054694. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1953Natur.171..740F 1953Natur.171..740F].
  37. ↑ Crick F (1974). «The double helix: a personal view». Nature 248 (5451): 766–9. DOI:10.1038/248766a0. PMID 4599081. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1974Natur.248..766C 1974Natur.248..766C].
  38. ↑ В главе 3 «The Eighth Day of Creation», Хорас Джадсон описывает ход мыслей Уотсона и Крика при построении структуры ДНК. Уотсон и Крик были верны своей идее, осторожно игнорируя все индивидуальные экспериментальные результаты, в случае, если они были неправильными или вводили в заблуждение. Джадсон описывает, как Уотсон долгое время игнорировал версию Крика (на основе определения Франклин пространственной группы), что две цепи спирали должны быть антипараллельными. На странице 176, Джадсон цитирует письмо, написанное Уотсоном: «Модель почти полностью получена из стереохимических соображений с единственным выводом из рентгенограммы, что расстояние между парами оснований 3,4 A. Этот результат был получен ещё Астбери».
  39. ↑ Personal communication: Conversation between Francis Crick and Kim Booth, August 1980
  40. ↑ See Chapter 3 of The Eighth Day of Creation: Makers of the Revolution in Biology by Horace Freeland Judson published by Cold Spring Harbor Laboratory Press (1996) ISBN 0-87969-478-5. Judson also lists the publications of W. T. Astbury that described his early X-ray diffraction results for DNA.
  41. ↑ Crick (1990) p. 75: «If Jim had been killed by a tennis ball, I am reasonably sure I would not have solved the structure alone».
  42. ↑ Simon, Matthew (2005) Emergent Computation: emphasizing bioinformatics. Springer. ISBN 0-387-22046-1.
  43. ↑ [news.msn.com/science-technology/letter-from-dna-discoverer-to-young-son-to-be-auctioned Letter from DNA discoverer to young son to be auctioned]. News.msn.com. Retrieved on 21 November 2013.
  44. ↑ [www.nytimes.com/interactive/2013/02/26/science/crick-letter-on-dna-discovery.html My Dear Michael, We’ve Discovered DNA]. Crick’s letter transcribed at the New York Times. 26 February 2013
  45. ↑ [www.christies.com/about/press-center/releases/pressrelease.aspx?pressreleaseid=6195 THE ‘SECRET OF LIFE’ LETTER TO BE SOLD AT CHRISTIE’S ON APRIL 10: Remarkable Letter from Francis Crick to His Son, Outlining the Revolutionary Discovery of the Structure and Function of DNA Estimate: $1-2 million]. christies.com. New York, Rockefeller Center. 26 February 2013
  46. ↑ Olby, Ch. 10, p. 181
  47. ↑ Watson JD, Crick FH (May 1953). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/B/Y/X/_/scbbyx.pdf Genetical implications of the structure of deoxyribonucleic acid]» (PDF reprint). Nature 171 (4361): 964–7. DOI:10.1038/171964b0. PMID 13063483. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1953Natur.171..964W 1953Natur.171..964W].
  48. ↑ Morgan GJ (February 2003). «Historical review: viruses, crystals and geodesic domes». Trends in Biochemical Sciences 28 (2): 86–90. DOI:10.1016/S0968-0004(02)00007-5. PMID 12575996.
  49. ↑ Rich A, Crick FH (November 1955). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/B/Z/L/_/scbbzl.pdf The structure of collagen]» (PDF reprint). Nature 176 (4489): 915–6. DOI:10.1038/176915a0. PMID 13272717. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1955Natur.176..915R 1955Natur.176..915R].
  50. ↑ «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/B/G/F/_/scbbgf.pdf On Degenerate Templates and the Adaptor Hypothesis: A Note for the RNA Tie Club]» by Francis Crick (1956).
  51. ↑ Crick FH (1958). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/B/Z/Y/_/scbbzy.pdf On protein synthesis]» (PDF reprint). Symp. Soc. Exp. Biol. 12: 138–63. PMID 13580867.
  52. ↑ Crick FH, Barnett L, Brenner S, Watts-Tobin RJ (December 1961). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/B/J/_/scbcbj.pdf General nature of the genetic code for proteins]» (PDF reprint). Nature 192 (4809): 1227–32. DOI:10.1038/1921227a0. PMID 13882203. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1961Natur.192.1227C 1961Natur.192.1227C].
  53. ↑ Crick FH (1967). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/B/X/_/scbcbx.pdf The Croonian lecture, 1966. The genetic code]» (PDF reprint). Proc. R. Soc. Lond., B, Biol. Sci. 167 (9): 331–47. DOI:10.1098/rspb.1967.0031. PMID 4382798. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1967RSPSB.167..331C 1967RSPSB.167..331C].
  54. ↑ Judson, H.F. 1996. The Eighth Day of Creation: Makers of the Revolution in Biology. Cold Spring Harbor Laboratory Press, chapter 3. ISBN 0-87969-478-5.
  55. ↑ Schwartz, James (2008) [www.evolbiol.ru/large_files/darwin_dna.pdf In Pursuit of the Gene. From Darwin to DNA]. Harvard University Press. ISBN 0-674-03491-0.
  56. ↑ Maddox, pp. 177—178
  57. ↑ 1 2 Maddox, p. 196
  58. ↑ Crick (1990) p. 67
  59. ↑ Wilkins, p. 198
  60. ↑ Sayre, Olby, Maddox, Elkin, Wilkins
  61. ↑ Hubbard, Ruth. The Politics of Women's Biology. — Rutgers State University, 1990. — P. 60. — ISBN 0-8135-1490-8.
  62. ↑ Chapter 3 of The Eighth Day of Creation: Makers of the Revolution in Biology by Horace Freeland Judson published by Cold Spring Harbor Laboratory Press (1996) ISBN 0-87969-478-5.
  63. ↑ Elkin, L.O. (2003)p 44
  64. ↑ Maddox, pp. 198—199
  65. ↑ Franklin, R.E. and Gosling, R.G. authors of papers received 6 March 1953 Acta Cryst. (1953). 6, 673 The Structure of Sodium Thymonucleate Fibres I. The Influence of Water Content Acta Cryst. (1953). 6, 678 The Structure of Sodium Thymonucleate Fibres II. The Cylindrically Symmetrical Patterson Function
  66. ↑ Maddox, p. 205
  67. ↑ Wilkins provides a detailed account of the fact that Franklin’s results were interpreted as most likely indicated three, and possibly four, polynucleotide strands in the DNA molecule.
  68. ↑ Cullen Katherine E. Biology: the people behind the science. — New York: Chelsea House, 2006. — P. 136. — ISBN 0-8160-5461-4.
  69. ↑ Cullen Katherine E. Biology: the people behind the science. — New York: Chelsea House, 2006. — P. 140. — ISBN 0-8160-5461-4.
  70. ↑ Science Communication in Theory and Practice. — Kluwer Academic Publishers, 2001. — P. 79. — ISBN 1-4020-0131-2.
  71. ↑ Maddox
  72. ↑ Elkin Lynne Osman Rosalind Franklin and the double helix // Physics Today. — 2003. — Vol. 56. — P. 42-48. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0031-9228&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0031-9228]. — DOI:10.1063/1.1570771. исправить
  73. ↑ Maddox, p. 312,
  74. ↑ Crick, Francis [search.wellcomelibrary.org/iii/encore/record/C__Rb1817155 "Why I Am a Humanist." (1966) Varsity, the Cambridge University newspaper.]. The Wellcome Library. Проверено 15 марта 2014.
  75. ↑ Crick, Francis [search.wellcomelibrary.org/iii/encore/record/C__Rb1817155 Letter to the Editor, Varsity, the Cambridge University newspaper. (1966).]. The Wellcome Library. Проверено 15 марта 2014.
  76. ↑ McKie, Robin. [books.guardian.co.uk/reviews/biography/0,,1874072,00.html Genius was in his DNA], The Guardian (17 September 2006). Проверено 4 августа 2007.
  77. ↑ Of Molecules and Men (Prometheus Books, 2004; original edition 1967) ISBN 1-59102-185-5. A portion of the book was published as «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/F/F/_/scbcff.pdf The Computer, the Eye, the Soul]» in Saturday Review (1966): 53-55.
  78. ↑ Crick (1990) p. 10: Crick described himself as agnostic, with a «strong inclination towards atheism».
  79. ↑ Beckett C (2004). «For the Record: The Francis Crick Archive at the Wellcome Library». Med Hist 48 (2): 245–60. DOI:10.1017/S0025727300007419. PMID 15151106.
  80. ↑ [web.archive.org/web/20080604203926/www.telegraph.co.uk/connected/main.jhtml?xml=%2Fconnected%2F2003%2F03%2F19%2Fecfgod19.xml Do our genes reveal the hand of God?] ww.telegraph.co.uk. 20 March 2003.
  81. ↑ 1 2 Crick F (November 1970). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/C/J/_/scbccj.pdf Molecular biology in the year 2000]» (PDF reprint). Nature 228 (5272): 613–5. DOI:10.1038/228613a0. PMID 4920018. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1970Natur.228..613C 1970Natur.228..613C].
  82. ↑ Borg J, Andrée B, Soderstrom H, Farde L (November 2003). «[ajp.psychiatryonline.org/cgi/pmidlookup?view=long&pmid=14594742 The serotonin system and spiritual experiences]». Am J Psychiatry 160 (11): 1965–9. DOI:10.1176/appi.ajp.160.11.1965. PMID 14594742.
  83. ↑ Crick (1990) p. 11
  84. ↑ [www.americanhumanist.org/Humanism/Humanist_Manifesto_III/Notable_Signers Notable Signers]. Humanism and Its Aspirations. American Humanist Association. Проверено 28 сентября 2012.
  85. ↑ Crick FH (December 1968). «The origin of the genetic code». Journal of Molecular Biology 38 (3): 367–79. DOI:10.1016/0022-2836(68)90392-6. PMID 4887876.
  86. ↑ Crick, Francis and Orgel, Leslie E (1973). «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/C/P/_/scbccp.pdf Directed Panspermia]». Icarus 19 (3): 341–346. DOI:10.1016/0019-1035(73)90110-3. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1973Icar...19..341C 1973Icar...19..341C]. Crick later wrote a book about directed panspermia: Crick, Francis. Life itself: its origin and nature. — New York: Simon and Schuster, 1981. — ISBN 0-671-25562-2.
  87. ↑ Orgel LE, Crick FH (1993). «Anticipating an RNA world. Some past speculations on the origin of life: where are they today?». The FASEB Journal 7 (1): 238–9. PMID 7678564.
  88. ↑ Crick FH, Brenner S, Klug A, Pieczenik G (December 1976). «A speculation on the origin of protein synthesis». Origins of Life 7 (4): 389–97. DOI:10.1007/BF00927934. PMID 1023138. Bibcode: [adsabs.harvard.edu/abs/1976OrLi....7..389C 1976OrLi....7..389C].
  89. ↑ Jukes T. H., Holmquist R. [www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/4562163 Evolution of transfer RNA molecules as a repetitive process.] (англ.) // Biochemical and biophysical research communications. — 1972. — Vol. 49, no. 1. — P. 212—216. — PMID 4562163. исправить
  90. ↑ Crick (1990) p. 145
  91. ↑ «[profiles.nlm.nih.gov/SC/B/C/F/D/_/scbcfd.pdf Towards a Neurobiological Theory of Consciousness]» by Francis Crick and Christof Koch in Seminars in the Neurosciences (1990): Volume 2 pages 263—275.
  92. ↑ Watson’s book The Double Helix painted a vivid image of Crick, starting with the famous line, «I have never seen Francis Crick in a modest mood.» The first chapter of Horace Judson's book The Eighth Day of Creation describes the importance of Crick’s talking and his boldness in his scientific style.
  93. ↑ Eagleman, D.M. (2005). [neuro.bcm.edu/eagleman/papers/Eagleman_Crick_VisionResearch2005.pdf Obituary: Francis H. C. Crick (1916—2004).] Vision Research. 45: 391—393.
  94. ↑ Ridley
  95. ↑ [www.talkorigins.org/faqs/edwards-v-aguillard/amicus1.html Amicus Curiae Brief of 72 Nobel Laureates, 17 State Academies of Science, and 7 Other Scientific Organization in Support of Appellees] filed in the case Edwards v. Aguillard before the U.S. Supreme Court (1986).
  96. ↑ [www.royalsoc.ac.uk/page.asp?tip=1&id=1809 The Francis Crick Lecture (2003)]: The Royal Society website. Retrieved 12 July 2006.
  97. ↑ 1 2 Jha, Alok. [www.guardian.co.uk/science/2010/jun/19/largest-biomedical-research-facility-europe Plans for largest biomedical research facility in Europe unveiled], London: The Guardian (19 June 2010). Проверено 11 августа 2010.
  98. ↑ [www.timeshighereducation.co.uk/story.asp?sectioncode=26&storycode=415855&c=1 Three's company: Imperial, King's join UCL in £700m medical project], Times Higher Education (15 April 2011). Проверено 16 апреля 2011.
  99. ↑ «[www.bio.cam.ac.uk/gradschool/adverts/johngurdon.html Back and Forward: From University to Research Institute; From Egg to Adult, and Back Again]» by Professor Sir John Gurdon, Francis Crick Graduate Lectures, 29 November 2005. University of Cambridge.

Ссылки

  • [www.nature.com/nature/focus/crick/index.html Статьи Фрэнсиса Крика] (англ.) в журнале Nature
  • [evolution.powernet.ru/library/crick_life_itself.html Фрэнсис Крик. Жизнь как она есть: её зарождение и сущность. М.: Институт компьютерных исследований, 2002, 160 стр.]

Отрывок, характеризующий Крик, Фрэнсис

Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.
Армия подвигалась с запада на восток, и переменные шестерни несли его туда же. 10 го июня он догнал армию и ночевал в Вильковисском лесу, в приготовленной для него квартире, в имении польского графа.
На другой день Наполеон, обогнав армию, в коляске подъехал к Неману и, с тем чтобы осмотреть местность переправы, переоделся в польский мундир и выехал на берег.
Увидав на той стороне казаков (les Cosaques) и расстилавшиеся степи (les Steppes), в середине которых была Moscou la ville sainte, [Москва, священный город,] столица того, подобного Скифскому, государства, куда ходил Александр Македонский, – Наполеон, неожиданно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим соображениям, приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман.
12 го числа рано утром он вышел из палатки, раскинутой в этот день на крутом левом берегу Немана, и смотрел в зрительную трубу на выплывающие из Вильковисского леса потоки своих войск, разливающихся по трем мостам, наведенным на Немане. Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Vive l'Empereur! [Да здравствует император!] – и одни за другими, не истощаясь, вытекали, всё вытекали из огромного, скрывавшего их доселе леса и, расстрояясь, по трем мостам переходили на ту сторону.
– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Крик,_Фрэнсис&oldid=78980374»