Масум, Фуад

Мухаммед Фуад Масум Хаврами араб. محمد فؤاد معصوم هورامي‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Ирака
с 24 июля 2014 года
Глава правительства:	Нури аль-Малики Хайдер Аль-Абади
Предшественник:	Джаляль Талабани
Премьер-министр Иракского Курдистана
4 июля 1992 — 26 апреля 1994
Президент:	Джаляль Талабани
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Косрат Расул Али
Рождение:	1 января 1938(1938-01-01) (86 лет) Кёй, Эрбиль, Королевство Ирак
Отец:	Мухаммед Мулла Фуад Масум
Супруга:	Ронак Мустафа Абдул Вахид
Дети:	5 дочерей
Партия:	ИКП (1962—1964) ДПК (1964—1975) ПСК (1975 — н. в.)
Образование:	Университет аль-Азхар
Учёная степень:	доктор философии

Муха́ммед Фуа́д Масу́м Хавра́ми (араб. محمد فؤاد معصوم هورامي‎; родился 1 января 1938 года, Кёй, Эрбиль, Королевство Ирак) — иракский и курдский политический деятель, первый премьер-министр Иракского Курдистана с 4 июля 1992 по 26 апреля 1994 года, седьмой президент Ирака с 24 июля 2014 года.

Биография

Молодые годы

Фуад Масум родился в 1938 году в городе Кёй, к востоку от Эрбиля в Королевстве Ирак, хотя его семья исторически происходила из деревни Хабанин региона Хавраман вблизи границы с Ираном. Его отец — шейх Мухаммед Мулла Фуад Масум, был главой ученых Курдистана.

Учился в религиозных школах. В детстве дружил с Джалялем Талабани. С 16 лет участвовал в курдских демонстрациях. Изучал шариатское право в Багдадском университете. В 1958 году, в возрасте 18 лет уехал в Каир, в Египет. После окончания университета аль-Азхар получил степень магистра в области исламских исследований и доктора философии, в 1975 году.

Карьера

В 1962 году Масум вступил в Иракскую коммунистическую партию, но после путешествия в Сирию, где встретился с генеральным секретарём Коммунистической партии Сирии Халедом Багдашем, и на фоне его позиций по курдскому вопросу Масум вышел из партии. В 1964 году он присоединился к Демократической партии Курдистана.

В 1968 году стал преподавателем на факультете права, педагогическом факультете и профессором университета Басры на юге Ирака, а также был представителем Демократической партии Курдистана в Басре.

В 1973 году он стал представителем лидера ДПК Мустафы Барзани в Каире. Оставался на этой должности до 1975 года, после чего, в 1976 году в столице Сирии — Дамаске, вместе с Джалялем Талабани основал Патриотический союз Курдистана, став членом его Политбюро. В 1978 году Масум бежал в Сирию.

В 1992 году Масум стал первым премьер-министром Иракского Курдистана.

В 2002 году Масум возвратился в Ирак. После вторжения сил коалиции в Ирак в 2003 году и падения режима Саддама Хусейна, Масум стал членом курдской переговорной группы в Багдаде, в 2004 году — председателем, а в 2005 году — членом Совета представителей Ирака — нового парламента, где два срока подряд — до 2010 года — возглавлял Коалицию блоков Курдистана.

Пост президента Ирака

24 июля 2014 года, в условиях военного наступления исламистов и после многочисленных задержек, Фуад Масум был избран президентом Ирака. По словам спикера Совета представителей Салима аль-Джабури, свои кандидатуры на пост президента выдвинули 93 человека. Однако, после соглашения курдских партий, Масум, как единственный кандидат, был избран подавляющим большинством, так как за его кандидатуру проголосовали 211 из 228 депутатов. Масум известен как тихий и умеренный политик, поддерживающий хорошие отношения с суннитами и шиитами.

Однако, сразу же назрел конфликт с премьер-министром Нури аль-Малики. В конце июня Малики отверг предложение сформировать чрезвычайную администрацию с участием всех религиозных и этнических групп, потому что, по его мнению это противоречило бы результатам парламентских выборов. После этого, парламент не проголосовал за его назначение премьером, а Масум не стал вмешиваться в ситуацию. 10 августа парламент перенёс заседание, посвященное выборам премьер-министра, на 19 августа, из-за отсутствия консенсуса между депутатами. В тот же день, в специальном телеобращении Малики заявил о намерении привлечь президента Масума к суду за нарушение положений конституции Ирака, так как, крайний срок для того, чтобы президент попросил крупнейший политический блок «Государство закона» выдвинуть кандидатуру премьер-министра, уже истек, и «подобное отношение представляет собой попытку переворота против конституции и политического процесса в стране». Позже, подконтрольные Малики силы безопасности, заняли стратегические позиции вокруг Багдада, в частности, окружив зелёную зону — правительственный квартал. Представитель госдепартамента США Мари Харф заявила, что «США полностью поддерживают президента Фуада Маасума в его роли гаранта иракской конституции», а администрация «внимательно следит за ситуацией в Ираке и находится в контакте с иракскими лидерами». Сам госсекретарь США Джон Керри заявил, что формирование правительства в Ираке имеет решающее значение для восстановления стабильности в стране и призвал Малики не создавать препятствий этому процессу. Через несколько часов, Федеральный Верховный суд Ирака вынес решение в пользу Малики, постановив, что он может остаться на посту премьер-министра на третий срок и сформировать новое правительство. За это высказались и депутаты правящего блока. Между тем, некоторые источники сообщили, что Верховный суд не выносил решения о признании коалиции Малики крупнейшей. Позже, представитель Высшего судебного совета Ирака судья Абдель Саттар аль-Беракдар сообщил, что «Верховный суд ответил на прошение, направленное президентом страны, в отношении вопроса о крупнейшей фракции. Мы не заявляли о признании "Государства закона" крупнейшей фракцией. Это видно из постановления, опубликованного на сайте Высшего судебного совета». После этого, президент Масум поручил сформировать новое правительство вице-спикеру парламента Хайдеру Аль-Абади — члену Партии исламского призыва, выдвинутому объединением шиитских партий «Иракский национальный альянс». Это решение было поддержано США, ЕС, Францией и Турцией

15 сентября Фуад Масум в качестве сопредседателя вместе с Джоном Керри участвовал в работе Парижской конференции стран-участников коалиции по борьбе с ИГИЛ, открытой президентом Франции Франсуа Олландом. Масум заявил, что на ИГИЛ лежит вина за массовые убийства, геноцид и этнические чистки, выразив надежду на то, что эта встреча даст «быстрый ответ» этим джихадистам.

Личная жизнь

Женат на Ронак Мустафа Абдул Вахид. У них пятеро дочерей: Ширин, Зозан, Шилан, Вейян и Джуван, последняя была министром телекоммуникаций в переходном правительстве Ирака. Сын Шуван умер в детстве.

Отрывок, характеризующий Масум, Фуад

– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».