Фугасный огнемёт

Фугасный (пороховой) огнемёт — разновидность струйного огнемёта, принцип действия которой основан на метании зажигательной смеси не за счёт давления сжатого воздуха, подаваемого из баллона (так называемый пневматический огнемёт), а за счёт давления пороховых газов, образующихся при подрыве специального метательного заряда; в свою очередь, фугасные огнемёты подразделяются на поршневые и беспоршневые. Фугасный принцип действия могут иметь как ранцевые, так и тяжёлые и танковые огнемёты.

По сравнению со струйным огнемётом с традиционным принципом действия фугасный огнемёт характеризуется более высоким давлением в резервуаре и, как следствие, более высокой начальной скоростью выталкиваемой огнесмеси и значительно большей эффективной дальностью действия; это стало причиной того, что принцип использования пороховых газов стал преобладающим в конструкции струйных огнемётов.

История

Первая мировая война и межвоенный период

Первым в мире фугасным огнемётом стал российский тяжёлый СПС, предложенный в июне 1916 году инженерами Странденом, Поварниным и Столицей и имевший массу 32,5 кг, дальность действия 35—50 м и время действия 1—2 секунды. В начале 1917 года огнемёт поступил в серийное производство на построенном годом ранее Казанском нефтеперегонном заводе, где до окончания Первой мировой войны были выпущены 362 экземпляра устройства. Первое боевое применение СПС произошло при обороне РККА Каховского плацдарма осенью 1920 года.

Фугасный принцип действия также имели некоторые советские танковые огнемёты межвоенного периода, например автоматический пороховой огнемёт конструкции НАТИ.

Вторая мировая война

В период Второй мировой войны в СССР были созданы и очень активно применялись (в том числе прорабатывались различные варианты их использования в качестве танковых) тяжёлые однозарядные фугасные огнемёты ФОГ-1 и ФОГ-2, ставшие наиболее известными и узнаваемыми среди подобных устройств. Принцип давления пороховых газов метательного заряда использовался также в конструкции практически всех созданных в этот период танковых огнемётов, устанавливавшихся на советских огнемётных танках: АТО-41, АТО-42, ОТОГ. В 1942 году в нацистской Германии был принят на вооружение фугасный огнемёт Abwehrflammenwerfer 42, представлявший собой копию ФОГ-1.

Послевоенный период и современность

В послевоенный период фугасный принцип действия практически вытеснил в конструкциях струйных огнемётов подачу сжатого газа из баллонов, и остаётся преобладающим до настоящего времени. В 1950-е годы в СССР были созданы ранцевый ЛПО-50 и тяжёлый ТПО-50, состоявшие на вооружении армий СССР и некоторых других государств (ЛПО-50 был снят с вооружения в 1970-х годах, тогда как более эффективный ТПО-50 продолжает состоять на вооружении армий России и Китая). Также принцип использования давления пороховых газов использовали все советские послевоенные танковые огнемёты: АТО-1, ОМ-250, АТО-200.

После появления существенно более эффективных реактивных огнемётов струйные огнемёты всех типов стали стремительно уступать им место; этот процесс затронул и фугасные огнемёты, и в настоящее время они практически не встречаются, а новые их модели не разрабатываются.

Литература

• Объекты военные — Радиокомпас / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1978. — 678 с. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 6).</span>
• Военная Энциклопедия в 8 томах / Под ред. П. С. Грачёва, И. Н. Родионова и др.. — М.: Воениздат, 1994. — Т. 6. — 639 с. — 10 000 экз.
• Ардашев А. Н. Огнеметно-зажигательное оружие. — М.: АСТ/Астрель, 2001. — 288 с. — (Военная техника). — 10 100 экз. — ISBN 5-17-008790-X, ISBN 5-271-02200-5.
• Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. 1905—1941. — М.: Экспринт, 2002. — Т. 1. — 344 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-030-1.
• А. Г. Солянкин, М. В. Павлов, И. В. Павлов, И. Г. Желтов. Отечественные бронированные машины. XX век. 1941—1945. — Москва: Экспринт, 2005. — Т. 2. — 448 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94038-074-3.
• Де Лазари А. Н. [supotnitskiy.ru/book/book5.htm Химическое оружие на фронтах Мировой войны 1914—1918 гг. Краткий исторический очерк] / Науч. ред. и коммент. М. В. Супотницкого. — М., 2008. — 268 с.
• Сергей Монетчиков. [www.bratishka.ru/archiv/2007/3/2007_3_14.php Разящие огнём. Российское огнемётное оружие] // Братишка : журнал. — Март 2007.

Отрывок, характеризующий Фугасный огнемёт

– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.