Фуга, Фердинандо

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фердинандо Фуга

Фердинандо Фуга (итал. Ferdinando Fuga; 1699, Флоренция — 1782, Рим) — итальянский архитектор эпохи позднего барокко родом из Флоренции, плодотворно работавший в Неаполе и Сицилии и, особенно, в Риме.





Биография

С юных лет учился у известного итальянского архитектора и скульптора Джованни Баттиста Фоджини, и познакомился с искусством барокко.

В 1717 году отправился в Рим, чтобы углубить свои познания в архитектуре. С того же года работал в «Вечном городе».

В 1729 Фуга сосредоточился на выполнении заказов в Палермо, а год спустя — на папской службе.

После, с 1751 — у короля Карл III Бурбонского. Вызванный в Неаполь в 1751 году, он в сотрудничестве с Луиджи Ванвителли участвовал в постройке многих сооружений украшающих Неаполь.

После возвращения в Рим, был назначен архитектором папских дворцов его земляка-флорентийца папы Климента XII Корсини, должность, которую позже подтвердил папа Бенедикт XIV.

Главные работы

в Риме
в Неаполе
На Сицилии

Фуге довелось заканчивать произведения многих архитекторов и даже целые ансамбли. Так, в Риме построенное им палаццо делла Консульта обогатило ансамбль площади Квиринала, а глубокая лоджия, пристроенная к главному фасаду базилики Санта-Мария-Маджоре, закончила этот ансамбль, в строительстве которого участвовало столько архитекторов.

Напишите отзыв о статье "Фуга, Фердинандо"

Примечания

  1. [www.cattedrale.palermo.it/ Официальный сайт собора Палермо]

Ссылки

  • [arhistroika.ru/ferdinando-fuga Фердинандо Фуга]

Отрывок, характеризующий Фуга, Фердинандо

Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.