Фуггеры

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фуггер»)
Перейти к: навигация, поиск
Фуггеры

В рассечённом на золото и лазурь щите лазоревая лилия в золоте и золотая в лазури
Период

XIV-XXI вв.

Титул:

графы, фюрсты

Родоначальник:

Ганс Фуггер

Ветви рода:

глёттская, кирхбергская, бабенхаузенская

Родина

Аугсбург

Имения

Кирхберг, Вайсенхорн, Глётт, Бабенхаузен

Дворцы

Фуггерхаузер

Фуггеры (нем. Fugger) — крупнейший, наряду с Вельзерами, купеческий и банкирский дом Германии XV—XVII веков, который вёл дела по всей Европе и за её пределами. По мнению ряда исследователей, деятельность Фуггеров — высшая точка в развитии раннего европейского капитализма[1].

После банкротства в начале XVII века Фуггеры переродились из предпринимателей в крупных землевладельцев Швабии. Бабенхаузенская и глёттская ветви Фуггеров были удостоены княжеского титула (в 1803 и 1913 гг., соответственно). При роспуске Священной Римской империи все Фуггеры были медиатизованы.





История

Фуггеры вышли из среды деревенских ткачей. Родоначальник фамилии Ганс Фуггер в 1367 году переселился в Аугсбург и записался в цех ткачей. Затем, наряду с ремеслом, стал торговать тканями и пряжей. Следующие поколения Фуггеров занимались преимущественно торговлей тканями и снабжали ткачей Аугсбурга сырьём из Венеции.

Наибольшего размаха деятельность Фуггеров достигла при Якобе Богатом (1459—1525). Он не боялся рисковать и, начиная с 1488 года, постепенно прибрал к рукам всю добычу серебра и меди в Тироле, а также в Венгрии. Конторы Фуггеров открылись в Антверпене и Риме. Большие доходы приносили откупы с испанских рыцарских орденов, которые занимались колонизацией Нового Света, а также добыча ртути и киновари в Альмадене. Фуггеры выступали и как ростовщики: с 1488 года они предоставляли крупные денежные кредиты Габсбургам, снабжали деньгами папу римского.

Преемник Якоба во главе семейного дела, Антон Фуггер (1493—1560), вёл дела гораздо более осторожно. Получив за оказанные императору услуги дворянство, он искусно маневрировал между католической и протестантской партиями в хитросплетениях немецкой политики времён Реформации. Благоприятные условия в XVI веке на мировом рынке серебра и меди принесли Фуггерам колоссальные доходы (с 1511 по 1546 года их капитал увеличился с 200 тыс. до 7 млн гульденов). Начиная с 20-х годов Фуггеры приобретали паи горных предприятий Тироля, также покупали и строили новые плавильни.

Во второй половине XVI века Фуггеры поплатились за свою преданность Габсбургам восемью миллионами гульденов — цифрой, по тому времени, колоссальной. Испанская колониальная империя несколько раз объявляла о банкротстве; каждый новый дефолт приносил Фуггерам грандиозные убытки. Их кредит быстро падает в 30-х и 40-х годах XVII в., и к середине столетия существованию фирмы наступает конец. Глубинной причиной разорения Фуггеров было развитие треугольной торговли, которую взяли в свои руки противники Габсбургов, англичане и голландцы, а также общий упадок горнорудного дела в Европе.


Значение

Несмотря на критику деятельности Фуггеров в Испании и других странах, банкиры способствовали развитию горнорудных технологий, а также построили в Аугсбурге комплекс жилья для бездомных и бедных, называющийся Фуггерай и являющийся первым в мире поселением рабочих социального типа[2][3].

Согласно ЭСБЕ, заслуги Фуггеров на почве покровительства наукам и искусствам не могут идти в сравнение с деятельностью итальянских меценатов, однако среди немецких современников не было равных им и на этом поприще. Уже у Якоба Фуггера была большая библиотека. Капелла Фуггеров в аугсбургской церкви св. Анны — первый в Германии памятник архитектуры Возрождения.

Иероним Фуггер прославился собирательством произведений искусства и положил начало первой коллекции антиков в Германии. Гансу Якову Фуггеру принадлежат сочинения по истории Габсбургов и Фуггеров. Маркус Фуггер написал книгу о коневодстве.

Современные Фуггеры

Ещё в XVI веке, получив дворянство, Якоб Фуггер принялся скупать земли в Швабии, рассчитывая со временем приобрести место и голос в совете имперских князей. Его потомки продолжали оставаться весьма крупными землевладельцами на протяжении XVIII и XIX веков. Основные земли Фуггеров лежали в Швабии к югу от Дуная.

У Антона Фуггера был старший брат, от которого произошла линия графов Фуггер-Кирхберг-Вайсенхорн; её последний представитель умер в 1985 году. От самого Антона происходят глёттская и бабенхаузенская линии рода. Последний из глёттских Фуггеров, женатый на принцессе дома Гогенцоллернов, умер в Баварии в 1981 году. Глава рода Фуггер-Бабенхаузен в 1970-е годы отказался от княжеского титула, заключив брак с неравнородной, по старинным понятиям, княжной Полиньяк и приняв её фамилию. Ныне во главе рода стоят его младшие братья, женатые на равных им по рождению княжнах из родов Эттинген и Лобковиц.

Семья Фуггеров до наших дней занимается финансами. В Германии существует небольшой [www.fuggerbank.de банк Фуггеров].

Напишите отзыв о статье "Фуггеры"

Примечания

  1. Jacob Strieder, Norman Scott Brien Gras, Mildred L. Hartsough. Jacob Fugger the Rich: Merchant and Banker of Augsburg, 1459—1525. ISBN 978-1-58798-109-8. Page xxii.
  2. A Dictionary of Civil Society, Philanthropy and The Non-Profit Sector. Taylor & Francis, 2005. Page 105.
  3. Andrea Schulte-Peevers. Bavaria. Lonely Planet, 2002. Page 329.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фуггеры

Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.