Фудзивара Канэфуса XXV
| Фудзивара Канэфуса XXV | |
| Кацу Като, 加藤 (二十五代藤原兼房) | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Отец: |
Като Такао (Фудзивара Канэфуса XXIV) |
| Дети: |
сын, Масафуми Като (Фудзивара Канэфуса XXVI) |
Фудзивара Канэфуса XXV (Фудживара Канефуса XXV) (настоящее имя — Като Кацуо, яп. 加藤 (二十五代藤原兼房); род. 7 января 1957) — один из наиболее известных лицензированных кузнецов современной Японии, создающих традиционные японские мечи. Потомок знаменитой кузнечной династии, создававшей уникальные произведения оружейного искусства на протяжении более 700 лет — с XIII века. Первый кузнец династии Фудзивара Канэфуса изобрел знаменитый среди знатоков японского оружия хамон под названием «клевер Фудзивара». Занимает почетную должность лидера ассоциации кузнецов города Секи префектуры Гифу[1] — признанного центра кузнечного дела в Японии.
Биография
Като Кацуо, будущий Фудзивара Канэфуса XXV, родился в 1957 году (32-м году эпохи Сёва) в семье потомственных кузнецов, знаменитых на всю Японию. На тот момент родовое имя Фудзивара Канэфуса было передано уже через 24 поколения. Основатель династии кузнецов Канэфуса — знаменитый изобретатель хамона «клевер Фудзивара»[2].
Като был вторым сыном в семье, и, согласно традициям, унаследовать имя кузнецов Фудзивара Канэфуса должен был его старший брат. Однако когда пришлось выбирать карьеру, старший брат отказался, и перед Като Кацуо открылась возможность продолжить род знаменитых кузнецов, которой он и воспользовался с большой радостью.
Фудзивара Канэфуса XXV всегда говорил о том, что его с детства привлекало кузнечное дело, и лучшими примерами для него были его отец и особенно — дед, XXIII представитель династии Канэфуса. Именно он вместе с малочисленной группой кузнецов-единомышленников, после Второй мировой войны убедил императора Сёва, знаменитого Хирохито, отменить запрет на изготовление традиционных мечей в Японии, введенный в 1945 году одновременно с появлением в Японии оккупационной армии союзников[2].
Несмотря на то, что отец Като Кацуо был признанным мастером меча и носил титул Фудзивара Канэфуса в XXIV поколении, семья посчитала, что обучение дома будет слишком комфортным, и молодого человека отправили в ученики к другому прославленному кузнецу и всемирно известному создателю японских мечей — Гассану Садаити[3] из древней династии кузнецов Гассан. Так будущий мастер оказался в древнем городе Нара[4].
По признанию самого мастера, обучение в мастерской Гассан было чрезвычайно трудным, однако у него никогда не возникало желания бросить начатое дело. Помимо ковки во время своего ученичества Като Кацуо освоил также и старинное искусство гравировки.
Хорошая гравировка на клинке не должна сильно выделяться, она должна быть живой. Раньше клинок использовали во время военных действий и выгравированные на нём религиозные знаки были призваны защитить человека от смерти. Сегодня же клинок — это оберег вашего дома.— [5]
По признанию мастера, его основное обучение проходило в течение 18 лет. Первые 8 лет он был подмастерьем у Гассана Садаити. В 1982 году (57-м году эпохи Сёва) он получил лицензию на изготовление клинков от Управления делами культуры Японии. В 1983 году возвращается домой, в Секи и ещё 10 лет продолжает учиться у своего отца. В 1984 году мастер открывает собственную мастерскую и в день торжественного открытия и освещения мастерской получает право носить имя Фудзивара Канэфуса XXV.
Первый же меч из новой мастерской кузнеца получил высшую награду на Выставке современных клинков в Японии. На сегодняшний день изделия Фудзивара Канэфуса XXV удостоены внушительного списка наград, среди которых такие престижные премии, как приз Каоруяма, Приз за Мастерство Выставки современных клинков.
Награды, призы и участия в выставках
С 1983 года мастер постоянно участвует в выставках.
На выставке современных японских клинков он был удостоен:
- Приза Каоруяма — 1 раз
- Первого приза выставки — 2 раза
- Приза за мастерство — 8 раз
Кроме того, в 2005 году на выставке клинков-оберегов он получил Приз за дух стремления к победе, а также взял первый приз на выставке небольших клинков в 2000 году[6].
Среди известных работ мастера — меч-оберег для императорской семьи, тати для чемпионов Ёкодзуна, меч для храма Мэйдзи и храма Ацута.
Напишите отзыв о статье "Фудзивара Канэфуса XXV"
Примечания
- ↑ Кара Мискарян. [www.nat-geo.ru/article/837/?fulltext=1 Душа самурая]. // National Geographic Россия. — 2008. — № 11. — (Рубрика «Голоса»).
- ↑ 1 2 Александр Перевозчиков. [www.tm-magazin.ru/rubriki_tm/213/2196 Телохранители японского меча.] // Техника — молодёжи. — 2010. — № 7.
- ↑ [www.royal.kasumi.ru/master_gassan2_1.html Сердце красоты. Гассан Садаити] История кузнеца Гассана Садаити
- ↑ [www.royal.kasumi.ru/master_fujiwara_1.html Биография мастера Фудзивара Канэфуса XXV (ч. 1)].
- ↑ [www.royal.kasumi.ru/master_fujiwara_2.html Биография мастера Фудзивара Канэфуса XXV (ч. 2)]
- ↑ [kanefusa.web.fc2.com/pro.html 加藤 (二十五代藤原兼房) Fujivara Kanefusa XXV]
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=IKYdl48gv2U Трейлер серии фильмов о японских мечах. Фудзивара Канэфуса XXV за работой.]
- [www.youtube.com/watch?v=CGXgBKraLes Интервью c Фудзивара Канэфуса (2014)]
Отрывок, характеризующий Фудзивара Канэфуса XXV
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.
Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.
Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
