Фуко, Шарль Эжен де

Шарль Эжен де Фуко
Charles Eugène de Foucauld de Ponbriand
Дата рождения:	15 сентября 1858(1858-09-15)
Место рождения:	Страсбург, Франция
Гражданство:
Дата смерти:	1 декабря 1916(1916-12-01) (58 лет)
Место смерти:	Алжир

Шарль Эжен де Фуко (фр. Charles Eugène de Foucauld de Ponbriand; 15 сентября 1858, Страсбург — 1916) — монах-траппист, отшельник, исследователь Африки. Римско-католическая церковь причислила Шарля де Фуко к лику блаженных.

Биография

Родился 15 сентября 1858 года в Страсбурге. С шести лет воспитывался в семье деда, поскольку отец и мать умерли. В 1870 году Страсбург был оккупирован прусской армией во время Франко-Прусской войны, и семья переселилась в Нанси. Шарль де Фуко поступил в Сен-Сир, по его окончании в 1881—1884 гг. служил во французской армии в Африке. В 1882 году он подавал в отставку, не согласившись с дисциплинарными требованиями командования, однако вернулся на военную службу после начала военной компании в Тунисе. Позже в одиночку путешествовал по южному Марокко, перешёл горы Атлас, и далее странствовал по Алжирской Сахаре, иногда выдавая себя за еврея-торговца. Глубоко заинтересовался религией.

В 1890 году Фуко вступил в орден траппистов, в 1901 году рукоположен в священники. Получил разрешение проповедовать в Сахаре среди туарегов нагорья Ахаггар. Поселился в городе Бени-Аббес недалеко от границы с Марокко, вёл отшельническую жизнь.

В 1904 году Шарль де Фуко после сложных колебаний принял предложение своего друга генерала Лаперрина, покинул Бекни-Аббес и присоединился к военной команде, направившейся на юг Алжира в район Хагар (Аххагар). Летом 1905 года он окончательно переселился туда, построив себе маленький дом в Таманрассете, населённом туарегами. Здесь Шарль де Фуко оказался в полном одиночестве. Он был единственным европейцем-католиком в этой местности, и не мог совершать Евхаристию. В 1907 году в Хаггаре случилась жестокая засуха, Шарль де Фуко заболел и оказался в критическом состоянии. Его спасли туареги, отпоив козьим молоком. Постепенно он привык к жизни в полной изоляции, установил близкие отношения с местными, изучал язык. Шарль де Фуко не обращал туарегов в христианство, считая что проповедью должна быть вся его повседневная жизнь в доброте и смирении. Иногда он беседовал о религии с теми кто изъявлял желание поговорить об этом, но стремился прежде всего помогать соседям, изучать их жизнь.

… Мое апостольство должно стать служением доброты, чтобы посмотрев на меня, можно было сказать себе: "Раз этот человек такой добрый, то и его религия должна быть доброй"... Мне хотелось бы стать таким добрым, чтобы говорили: "Если таков слуга, то каков же господин?" Шарль Эжен де Фуко

Более 16 лет он там жил как местный житель и занимался изучением обычаев и нравов туарегов, часть из них почитала Фуко как «великого марабута». Составил большой словарь туарегского языка, опубликованный уже после его смерти. Фуко также написал книгу «Reconnaissance au Maroc», кроме того известны его работы о поэзии туарегов.

В 1914 году он посетил Францию. Начало Первой мировой войны сильно взволновало Шарля де Фуко, поскольку многие его товарищи оказались на фронте. В самом Алжире обстановка стала более напряженной, часть французских войск была выведена. Он отказался переселиться в близлежащий французский форт, но решил построить небольшую крепость (касбу) рядом с деревней для защиты местных жителей в случае нападения разбойников. Осенью 1916 года он переселился в эту крепость-«бордж» (от берберского bordj «крепость»). Вероятно, в ней хранилось и оружие для отряда самообороны Таманрассета.

Фуко погиб на пороге своего дома 1 декабря 1916 г. во время восстания туарегов. Группа бандитов пыталась его похитить, однако один из них застрелил Фуко после появления полицейских. Фуко похоронен в оазисе Аль-Джулия в Алжире.

Почитание

Признан мучеником и беатифицирован 13 ноября 2005 года папой Бенедиктом XVI. Духовность и сочинения Шарля де Фуко послужили фундаментом для созданных в 30-х годах XX века католических орденов малые братья Иисуса и малые сёстры Иисуса.

Литература

• 300 путешественников. Биографический словарь. М., 1966

Ссылки

• [www.istina.religare.ru/article333.html «Шарль де Фуко и ещё 15 тысяч малых братьев и сестёр Иисуса» //Истина и жизнь. 10/2006]

Отрывок, характеризующий Фуко, Шарль Эжен де

Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.