Фульвия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фульвия
FVLVIA
Римская монета с профилем Фульвии
Род деятельности:

политический деятель

Дата рождения:

83 или 82 год до н. э. (предположительно)

Место рождения:

Тускул или Рим

Дата смерти:

40 до н. э.(-040)

Место смерти:

Сикион

Отец:

Марк Фульвий Флакк Бамбалий

Мать:

Семпрония

Супруг:

1. Публий Клодий Пульхр
2. Гай Скрибоний Курион
3. Марк Антоний

Дети:

1. Клодия Пульхра
2. Публий Клодий Пульхр
(от первого брака)
3. Гай Скрибоний Курион
(от второго брака)
4. Марк Антоний Антилл
5. Юлий Антоний
(от третьего брака).

Фульвия (лат. Fulvia), (83/82 год до н. э., Тускул или Рим — 40 год до н. э., Сикион) — римская матрона из плебейского рода Фульвиев. Была замужем последовательно за треми видными политиками — Публием Клодием Пульхром (погиб в 52 году до н. э.), Гаем Скрибонием Курионом (погиб в сентябре 49 года до н. э.) и Марком Антонием. Начала играть важную роль в политической жизни Римской республики в 43 году до н. э., когда её третий муж стал одним из триумвиров. Была одним из злейших врагов Марка Туллия Цицерона и во время проскрипций издевалась над отрубленной головой оратора.

В отсутствие Антония Фульвия, по некоторым данным, была фактической правительницей Италии. В 41 году она вместе со своим деверем Луцием Антонием начала войну против ещё одного триумвира, Гая Юлия Цезаря Октавиана, чтобы сохранить влияние Марка Антония на Западе (так называемая Перузийская война). После капитуляции Луция Фульвия бежала в Грецию. Здесь она попыталась убедить мужа начать новую масштабную войну против Октавиана в союзе с Секстом Помпеем, но потерпела неудачу. Вскоре (в середине 40 года до н. э.) она умерла.





Биография

Происхождение

Фульвия была единственной дочерью Марка Фульвия Бамбалия и Семпронии. По отцу она принадлежала к знатному плебейскому роду Фульвиев, представители которого переехали в Рим из Тускулума в середине IV века или немного позже и впервые достигли консульства в 322 году до н. э. В дальнейшем они регулярно занимали высшие должности, но после гибели Марка Фульвия Флакка, союзника Гая Гракха (121 год до н. э.), Фульвии перестали появляться в списках магистратов[1]. В источниках нет сведений, уточняющих происхождение Марка Фульвия Бамбалия или сообщающих что-либо о его карьере[2]; вероятно, он не играл хоть сколько-нибудь заметную роль в жизни Рима[3]. Вопрос об имущественном положении этой ветви рода остаётся открытым: Цицерон в одной из своих речей назвал Фульвию богатой женщиной[4], и одни исследователи принимают это определение на веру[5][6], а другие считают, что как минимум наследственного богатства у неё не было[7][8].

Мать Фульвии была последней представительницей одной из ветвей знатного плебейского рода Семпрониев[2]. Согласно гипотетической родословной, составленной немецким антиковедом Ф. Мюнцером, она приходилась внучкой Гаю Семпронию Тудитану, консулу 129 года до н. э.[9]

Ранние годы и первый брак

Дата рождения Фульвии неизвестна. В историографии предполагается, что она была примерно на 10 лет младше своего первого мужа и примерно одного возраста с третьим мужем, то есть родилась в 83 или 82 году до н. э.[10][3] Её первый брак датируют либо 62 годом[11][12], либо временем незадолго до 58 года до н. э.[13]

Мужем Фульвии стал Публий Клодий Пульхр — представитель одного из самых влиятельных патрицианских родов Рима, перешедший ради карьеры в плебеи. Он был народным трибуном в 58 году до н. э. Брак, видимо, был счастливым: известно, что супруги почти никогда не расставались и были очень близки друг к другу по темпераменту и по воззрениям на жизнь. Валерий Максим сообщает, что Клодий «прицепил кинжал к столе Фульвии, тем самым поставив воинское отличие под власть женщины»[14]. Двое друзей Клодия позже стали, один за другим, мужьями Фульвии, а главный враг Клодия — Марк Туллий Цицерон — впоследствии оказался врагом и Фульвии тоже[3][15]. Правда, Цицерон, часто говоря о Клодии в своих речах и письмах, упомянул в связи с ним его супругу только один раз[16][17]; некоторые исследователи делают отсюда вывод, что эта женщина в тот период не играла самостоятельную роль с точки зрения Цицерона и вообще не оказывала влияние на первого мужа[11][18]. Существует и противоположное мнение — о существенном влиянии Фульвии на Публия Клодия[19][20].

Уже в январе 52 года до н. э. Публий Клодий был убит людьми его политического противника Тита Анния Милона. Это произошло, когда Пульхр совершал загородную поездку — вопреки обыкновению, без жены. Его израненное тело привезли в Рим, и Фульвия, демонстрируя безутешное горе, показала труп народу, собравшемуся у их дома на Палатине[21]. Толпа, взволнованная в том числе её воплями, ворвалась в курию и организовала там сожжение тела. В ходе последовавшего за этим судебного процесса Цицерон, защищая Милона, попытался доказать, будто Публий Клодий организовал засаду на своего врага, а его убийство стало простой самообороной; аргументом для него стал тот факт, что Пульхр не взял жену с собой в ту поездку[22]. Фульвия присутствовала в суде и вместе с матерью плакала так, что потрясла всех присутствующих. Милон был осуждён и отправился в изгнание[23][13].

У Фульвии осталось двое детей от Клодия: дочь и сын.

Второй брак

Фульвия недолго пробыла вдовой. Уже в 51 году до н. э. или даже в конце 52 года она вышла замуж во второй раз — за Гая Скрибония Куриона, одного из друзей Клодия, принадлежавшего к довольно знатной плебейской семье. Об этом браке известно только одно: Фульвия родила от второго мужа ещё одного сына. Гай Скрибоний встал на сторону Гая Юлия Цезаря в начавшейся в 49 году до н. э. гражданской войне, возглавил поход в Африку, но там потерпел поражение и погиб. Следующие несколько лет Фульвия вообще не упоминается в источниках[24].

Третий брак

В 47 или 46 году до н. э. Фульвия вышла замуж в третий раз. Её супругом опять стал друг Публия Клодия, знатный плебей и один из видных деятелей цезарианской партии — Марк Антоний, который до этого тоже дважды был женат. Цицерон намекает, будто Фульвия изменяла с Антонием ещё первому своему мужу[25]. Чтобы заключить этот брак, Марк Антоний (тоже по словам Цицерона) выгнал из дома свою предыдущую супругу, приходившуюся ему двоюродной сестрой[26]. Правдивость этих утверждений под вопросом, но несомненно, что близкое знакомство Антония и Фульвии началось за много лет до брака[27].

Супругов связывали сильные чувства. Этого не отрицает даже относившийся к Антонию с резкой антипатией Цицерон[27], который сказал в одной из своих филиппик: «Дома у тебя было по крайней мере оправдание — любовь»[28]. Оратор рассказал историю, характеризующую взаимоотношения Антония и Фульвии (позже свою версию изложил Плутарх[29]):

Он явил­ся к себе домой, заку­тав себе голо­ву. При­врат­ник ему: «Ты кто?» — «Пись­мо­но­сец от Мар­ка». Его тут же при­ве­ли к той, ради кого он при­е­хал, и он пере­дал ей пись­мо. Когда она, пла­ча, чита­ла пись­мо (ибо содер­жа­ние это­го любов­но­го посла­ния было тако­во: у него-де впредь ниче­го не будет с актри­сой, он-де отка­зал­ся от люб­ви к той и пере­нес всю свою любовь на эту жен­щи­ну), когда она раз­ры­да­лась, этот сос­тра­да­тель­ный чело­век не выдер­жал, открыл лицо и бро­сил­ся ей на шею.

— Марк Туллий Цицерон. Вторая филиппика против Марка Антония, 77[30].

В то же время в этом браке присутствовал расчёт[27]. По словам Плутарха, Антоний женился, чтобы «обуздать своё безрассудство и распутство» в угоду Цезарю[29]. Фульвия сыграла важную роль в возвышении своего третьего мужа благодаря широте политического кругозора и умению ориентироваться в конкретных ситуациях. Все без исключения исследователи согласны с тем, что Фульвия имела огромное влияние на Антония[31]. Античные авторы видели в ней в определённом смысле предшественницу Клеопатры:

Ей мало было дер­жать в под­чи­не­нии скром­но­го и невид­но­го супру­га, но хоте­лось влас­т­во­вать над вла­с­ти­те­лем и началь­с­тво­вать над началь­ни­ком. Фуль­вия заме­ча­тель­но выучи­ла Анто­ния пови­но­вать­ся жен­ской воле и была бы впра­ве потре­бо­вать пла­ту за эти уро­ки с Клео­пат­ры, кото­рая полу­чи­ла из ее рук Анто­ния уже совсем смир­ным и при­вык­шим слу­шать­ся жен­щин.

— Плутарх. Антоний, 10[29].

Вмешательство в политику (44—42 годы до н. э.)

После гибели Цезаря в марте 44 года до н. э. Марк Антоний, а вместе с ним и Фульвия, выдвинулись на передний план в политической жизни Рима. Весной — летом Фульвия активно занималась государственными делами, участвуя в распределении провинций и царств (Цицерон назвал это «аукционом»[32]); правда, источники приводят только один пример такого участия — историю с возвращений Дейотару его владений в Галатии и Понте[13]. В октябре она сопровождала мужа в его поездке в Брундизий — к легионам, прибывшим из Македонии. Здесь вспыхнул мятеж, который был жестоко подавлен; при этом Антоний «на глазах у своей жены… зарезал лучших центурионов Марсова легиона»[33]. По словам Цицерона, лицо Фульвии «было забрызгано кровью умирающих»[34][35][36].

Вскоре началась гражданская война. Антоний двинулся на Мутину против одного из убийц Цезаря — Децима Юния Брута, оставив жену в Риме. Во время затянувшегося конфликта Фульвия пыталась не допустить объединения против её мужа враждебных ему политических сил, но потерпела неудачу: в мае 43 года до н. э. Антоний был объявлен «врагом отечества». Его семью подвергли настоящей травле: противники Антония, по словам Корнелия Непота, «стремились дочиста ограбить жену его Фульвию, а детей были готовы даже убить». В этой тяжёлой ситуации Фульвии помогал, как мог, только Тит Помпоний Аттик[37][38][39].

Осенью 43 года до н. э. Антоний заключил союз (триумвират) с одним из главных своих противников — Гаем Юлием Цезарем Октавианом, а также с Марком Эмилием Лепидом. Одним из условий этого союза была женитьба Октавиана на дочери Фульвии — Клодии[40]. Совместно триумвиры заняли Рим и включили своих врагов в проскрипционные списки. В этой ситуации Фульвия дала волю своей жестокости и жажде мести[41]. Так, она подвергла оскорблениям и прогнала от дверей своего дома депутацию матрон, пришедших просить её об избавлении от чрезвычайной подати[42]; некто Руф, до этого отказывавшийся продать Фульвии свой дом, теперь вручил его в качестве подарка, но всё же был убит. Его голову Антоний отослал жене, а та выставила её перед тем самым домом[43]. Но самым известным примером мстительности Фульвии стала история с головой Цицерона:

…Прежде чем голову унесли, [Фульвия] взяла её в руки и стала плевать на неё и злобно поносить, после чего положила себе на колени, открыла ей рот, вытащила язык и пронзила его шпильками, которые использовала для своих волос, сопровождая это действие потоком грубых насмешек.

— Дион Кассий. Римская история, XLVII, 8[44].

Когда Антоний отправился на войну с республиканцами (42 год до н. э.), Фульвия осталась в Риме в качестве главной защитницы его интересов[39] или даже фактической правительницы Италии[45]; Г. Ферреро пишет даже о «тирании Фульвии»[46].

Перузийская война

После победы при Филиппах Антоний остался на Востоке, а Октавиан вернулся в Италию. В соответствии с заключённым соглашением он должен был наделить землёй ветеранов Цезаря. Но его планам воспротивились Фульвия и брат Марка Антония Луций, избранный консулом на 41 год до н. э.: они боялись, что Октавиан, распределив землю, присвоит все заслуги и расположение солдат. Фульвия сама, держа на руках детей, выступала перед легионерами, убеждая их не забывать их полководца (Марка Антония). Октавиан, допуская, что за протестующими может стоять сам Марк, согласился на компромисс и включил в состав земельных комиссий друзей Антония[47].

Вскоре по Италии распространилось недовольство деятельностью комиссий, который отбирали землю у местных общин, чтобы передать её ветеранам. Луций Антоний встал на сторону недовольных. Фульвия сначала была этим недовольна (по словам Аппиана, она «говорила, что Луций не вовремя затевает распрю»[48]), но вскоре изменила свою позицию и стала даже подстрекать Луция к обострению ситуации. Она уехала из Рима в Пренесте, заявив, что со стороны союзника Октавиана Марка Эмилия Лепида угрожает опасность её детям; со своей стороны Октавиан отослал Клодию к матери, заявив, что она осталась девственницей[40]. Вследствие ряда инцидентов к осени 41 года до н. э. дело дошло до полноценной войны[49][47].

Луций Антоний в сентябре 41 года занял Рим, но затем отступил в Перузию, где был осаждён Октавианом. Осада продолжалась до конца зимы 40 года; в это время Фульвия старалась подтолкнуть к решительным действиям находившихся в Галлии полководцев своего мужа — Гая Азиния Поллиона, Публия Вентидия Басса, Квинта Фуфия Калена. Те попытались прорвать блокаду Перузии, но недостаточно энергично, поскольку не знали, как отнесётся к этому Марк Антоний, и потерпели неудачу. Та же судьба постигла и армию, собранную самой Фульвией, которую возглавлял Луций Мунаций Планк[50].

В ходе конфликта Октавиан развернул пропагандистскую войну, целью которой было убедить солдат и римское общество, что Фульвия действует не в интересах Антония, а только по велению своего женского эгоизма. Одним из важных мотивов его пропаганды стал мотив сексуальной неудовлетворённости Фульвии, якобы приведшей к войне. Этут тему развивает стихотворение, написанное либо кем-то из приближённых Октавиана, либо им самим (по словам российского исследователя М. Белкина, текст настолько груб, что возможен только «сглаженный» перевод[51]):

То, что с Гла­фи­рою спал Анто­ний, то ста­вит в вину мне
Фуль­вия, мне гово­ря, чтобы я с ней пере­спал.
С Фуль­ви­ей мне пере­спать? Ну а еже­ли Маний попро­сит,
Чтобы поспал я и с ним? Нет, не такой я дурак!
«Спи или бей­ся со мной!» — гово­рит она. Да неуже­ли
Жизнь мне доро­же все­го? Ну-ка, тру­би­те поход!

— Марк Валерий Марциал. Эпиграммы, XI, 20, 3-8.[52]

Успешность такой пропаганды подтверждают надписи на свинцовых ядрах для пращи, использовавшихся при осаде Перузии. Перед тем, как запустить их в неприятеля, легионеры часто выцарапывали на них разные непристойности; имя Фульвии упоминается в этих надписях чаще, чем какое-либо другое, хотя в осаждённом городе её не было[53].

Ещё одним направлением в пропаганде Октавиана стало распространение слухов о том, что Фульвия будто бы хочет сама повести армию на войну. Римляне говорили, что в Пренесте она опоясывается с мечом, выступает перед солдатами с речами и сама раздаёт пароли патрулям. Информация о столь неслыханном для женщины поведении, распространившись даже за пределами Италии, серьёзно скомпрометировала как саму Фульвию, так и Марка Антония; именно этот фактор мог иметь следствием нерешительное поведение в ходе Перузийской войны Калена, Поллиона, Вентидия Басса[54].

Наконец, в конце февраля или в начале марта 40 года Луций Антоний капитулировал. После этого Фульвия через Брундизий бежала в Грецию; в Афинах она встретилась с мужем, который очень её «порицал»[55] за развязанную войну. Фульвия со своей стороны упрекала Марка за то, что он не помог Перузии, и убеждала заключить союз с Секстом Помпеем против Октавиана. Супругам так и не удалось договориться; Антоний уехал, оставив Фульвию больной, и вскоре (приблизительно в середине года[56]) она умерла в Сикионе[57].

Потомки

У Фульвии было в общей сложности пятеро детей. В первом браке родились дочь Клодия, которая была женой Октавиана, а после развода 41 года до н. э. уже не упоминается в источниках, и сын Публий Клавдий Пульхр, прошедший cursus honorum до претуры включительно — либо в окружении Марка Антония, либо уже после его гибели, под властью Октавиана[58]. От второго мужа у Фульвии был сын Гай Скрибоний Курион, который попал в плен к Октавиану в битве при Акции и был тут же убит (31 год до н. э.)[59]. В третьем браке родились ещё двое сыновей — Марк Антоний Антилл и Юл Антоний[60]. Старший из них был казнён в 30 году в Египте[61], а Юла Октавиан пощадил и даже женил на своей племяннице, но позже всё-таки казнил или принудил к самоубийству в связи с историей о прелюбодеянии Юлии Старшей[62].

Характеристика в источниках

Одним из важнейших источников, рассказывающих о Фульвии, стали сочинения её современника Цицерона. По мнению М. Белкина, Марк Туллий уже после гибели Клодия понял, что приобрёл в лице Фульвии заклятого врага[63]. Позже он убедился в том, что эта женщина имеет огромное влияние на Марка Антония, и поэтому уделил ей много внимания в своих филиппиках. Он называет Фульвию жестокой («самой жестокой из всех»[33]), алчной (ради наживы Фульвия, по словам Цицерона, организовала настоящую распродажу провинций, царств и привилегий) и приносящей несчастья всем своим мужьям[64]. Во второй филиппике оратор обратился к Антонию со словами: «тебя… ожи­да­ет участь Кло­дия, как была она уго­то­ва­на Гаю Кури­о­ну, так как у тебя в доме нахо­дит­ся та, кото­рая для них обо­их была злым роком»[65]; позже он добавил: «твоя… супру­га — о кото­рой я гово­рю без вся­ко­го жела­ния оскор­бить ее — слиш­ком мед­лит с упла­той сво­е­го тре­тье­го взно­са рим­ско­му наро­ду»[66].

На последующую традицию большое влияние оказали воспоминания Октавиана Августа, в которых Фульвия получила предельно негативную характеристику. Напрямую или через других авторов черпали оттуда информацию Дион Кассий и Аппиан. В изображении Диона Кассия Фульвия — властная женщина, которая удерживает под своим влиянием деверя, Луция Антония, и всюду провоцирует распри[67]. Перузийская война, по мнению ряда античных историков, началась только потому, что Фульвия хотела заставить мужа вернуться в Италию, вырвав его таким образом из объятий Клеопатры[68][48][69].

Напишите отзыв о статье "Фульвия"

Примечания

  1. ↑ Fulvius, 1910, s. 229.
  2. ↑ 1 2 Fulvius 40, 1910, s. 235.
  3. ↑ 1 2 3 Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 234.
  4. ↑ Цицерон, Третья филиппика, 18.
  5. ↑ Huzar E., 1978, р. 70-71.
  6. ↑ Babcock C., 1965, р. 4-5.
  7. ↑ Delia D., 1991, р. 198.
  8. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 235-236.
  9. ↑ Sempronii Tuditani, 1923, s. 1440.
  10. ↑ Babcock C., 1965, р. 7.
  11. ↑ 1 2 Huzar E., 1978, р. 26.
  12. ↑ Babcock C., 1965, р. 8-9.
  13. ↑ 1 2 3 Fulvius 113, 1910, s. 281.
  14. ↑ Валерий Максим, 2007, III, 5, 3.
  15. ↑ Цицерон и Марк Антоний: истоки конфликта, 2002, с. 151.
  16. ↑ Цицерон, 1993, В защиту Милона, 28.
  17. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 235.
  18. ↑ Delia D., 1991, р. 198-199.
  19. ↑ Babcock C., 1965, р. 2-14.
  20. ↑ Welch K., 1995, р. 187-188.
  21. ↑ Асконий Педиан, Милон, 7.
  22. ↑ Цицерон, 1993, В защиту Милона, 55.
  23. ↑ Асконий Педиан, Милон, 28.
  24. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 236.
  25. ↑ Цицерон, 1993, Вторая филиппика, 48.
  26. ↑ Цицерон, 1993, Вторая филиппика, 99.
  27. ↑ 1 2 3 Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 237.
  28. ↑ Цицерон, 1993, Вторая филиппика, 78.
  29. ↑ 1 2 3 Плутарх, 1994, Антоний, 10.
  30. ↑ Цицерон, 1993, Вторая филиппика, 77.
  31. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 237—238.
  32. ↑ Цицерон, Пятая филиппика, 11.
  33. ↑ 1 2 Цицерон, Тринадцатая филиппика, 18.
  34. ↑ Цицерон, Третья филиппика, 4.
  35. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 238-239.
  36. ↑ Fulvius 113, 1910, s. 281-282.
  37. ↑ Корнелий Непот, Аттик, 9.
  38. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 239.
  39. ↑ 1 2 Fulvius 113, 1910, s. 282.
  40. ↑ 1 2 Светоний, 1999, Божественный Август, 62, 1.
  41. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 239-240.
  42. ↑ Аппиан, 2002, Гражданские войны, IV, 32.
  43. ↑ Аппиан, 2002, Гражданские войны, IV, 29.
  44. ↑ Дион Кассий, XLVII, 8.
  45. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 240.
  46. ↑ Ферреро Г., 1998, с. 149.
  47. ↑ 1 2 Фульвия — матрона-воительница, 2008, с. 275.
  48. ↑ 1 2 Аппиан, 2002, Гражданские войны, V, 19.
  49. ↑ Fulvius 113, 1910, s. 283.
  50. ↑ Фульвия — матрона-воительница, 2008, с. 276.
  51. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 243-244.
  52. ↑ Марциал, 1994, XI, 20, 3-8.
  53. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 244-245.
  54. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 245.
  55. ↑ Аппиан, 2002, Гражданские войны, V, 52.
  56. ↑ Fulvius 113, 1910, s. 284.
  57. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 247.
  58. ↑ Любимова О., 2016, с. 96.
  59. ↑ Scribonius 7, 1921, s. 861.
  60. ↑ Huzar E., 1978, р. 70.
  61. ↑ Antonius 32, 1894, s. 2614.
  62. ↑ Antonius 22, 1894, s. 2584-2585.
  63. ↑ Язык Цицерона и шпильки Фульвии, 2006, с. 302; 304.
  64. ↑ Язык Цицерона и шпильки Фульвии, 2006, с. 304-305.
  65. ↑ Цицерон, Тринадцатая филиппика, 11.
  66. ↑ Цицерон, Тринадцатая филиппика, 113.
  67. ↑ Фульвия — фурия римской революции, 2009, с. 242-243.
  68. ↑ Дион Кассий, ХLVIII, 28, 3.
  69. ↑ Плутарх, 1994, Антоний, 28.

Источники и литература

Источники

  1. Аппиан Александрийский. Римская история. — М.: Ладомир, 2002. — 878 с. — ISBN 5-86218-174-1.
  2. [www.attalus.org/latin/index.html Асконий Педиан. Комментарии к речам Цицерона]. Attalus. Проверено 14 сентября 2016.
  3. Валерий Максим. Достопамятные деяния и изречения. — СПб.: Издательство СПбГУ, 2007. — 308 с. — ISBN 978-5-288-04267-6.
  4. Марк Валерий Марциал. Эпиграммы. — СПб.: АО "Комплект", 1994. — 448 с.
  5. [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Cassius_Dio/home.html Дион Кассий. Римская история]. Проверено 14 сентября 2016.
  6. [ancientrome.ru/antlitr/nepot/attic-f.htm Корнелий Непот. Т. Помпоний Аттик]. Проверено 14 сентября 2016.
  7. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. — М., 1994. — ISBN 5-02-011570-3, 5-02-011568-1.
  8. Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей // Светоний. Властелины Рима. — М.: Ладомир, 1999. — С. 12—281. — ISBN 5-86218-365-5.
  9. [www.thelatinlibrary.com/cic.html Марк Туллий Цицерон. Речи]. Проверено 14 сентября 2016.
  10. Марк Туллий Цицерон. Речи. — М.: Наука, 1993. — ISBN 5-02-011169-4.

Литература

  1. Белкин М. Фульвия: в начале пути // Мавродинские чтения. — 2009. — С. 369-372.
  2. Белкин М. Фульвия — матрона-воительница // История. Мир прошлого в современном освещении. — 2008. — С. 274-281.
  3. Белкин М. Фульвия — фурия римской революции // Мнемон. — 2009. — № 8. — С. 233-248.
  4. Белкин М. Цицерон и Марк Антоний: истоки конфликта // Мнемон. — 2002. — С. 133-162.
  5. Белкин М. Язык Цицерона и шпильки Фульвии // Мнемон. — 2006. — № 5. — С. 299-306.
  6. Любимова О. Женитьба Октавиана на Ливии: выгоды или риски? // Вестник древней истории. — 2016. — № 1. — С. 85-107.
  7. Ферреро Г. Величие и падение Рима. — СПб.: Наука, Ювента, 1998. — Т. 3. — 747 с. — ISBN 5-02-026756-2.
  8. Babcock C. The Early Career of Fulvia // AJPh. — 1965. — Т. 86. — С. 1-32.
  9. Delia D. Fulvia Reconsidered // Women’s History and Ancient History. — 1991. — С. 198-217.
  10. Groebe. Antonius 22 // RE. — 1894. — Bd. I. — Kol. 2584-2585.</span>
  11. Groebe. Antonius 32 // RE. — 1894. — Bd. I. — Kol. 2614.</span>
  12. Huzar E. Mark Antony: A Biography. — Minneapolis: University of Minnesota Press, 1978. — 350 с. — ISBN 0-8166-0863-6.
  13. Münzer F. Fulvius // RE. — 1910. — Bd. VII, 1. — Kol. 229.</span>
  14. Münzer F. Fulvius 40 // RE. — 1910. — Bd. VII, 1. — Kol. 235.</span>
  15. Münzer F. Fulvius 113 // RE. — 1910. — Bd. VII, 1. — Kol. 281-284.</span>
  16. Münzer F. Scribonius 7 // RE. — 1921. — Bd. IIA, 1. — Kol. 861.</span>
  17. Münzer F. Sempronii Tuditani // RE. — 1923. — Т. II, 2. — С. 1440.
  18. Welch K. Antony, Fulvia and the Ghost of Clodius in 47 B.C. // Greece and Rome. — 1995. — № 2. — С. 182-201.


Отрывок, характеризующий Фульвия

Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.
– Впрочем, вам все идет, моя прелестная, – говорила она.
С лица Наташи не сходила улыбка удовольствия. Она чувствовала себя счастливой и расцветающей под похвалами этой милой графини Безуховой, казавшейся ей прежде такой неприступной и важной дамой, и бывшей теперь такой доброй с нею. Наташе стало весело и она чувствовала себя почти влюбленной в эту такую красивую и такую добродушную женщину. Элен с своей стороны искренно восхищалась Наташей и желала повеселить ее. Анатоль просил ее свести его с Наташей, и для этого она приехала к Ростовым. Мысль свести брата с Наташей забавляла ее.
Несмотря на то, что прежде у нее была досада на Наташу за то, что она в Петербурге отбила у нее Бориса, она теперь и не думала об этом, и всей душой, по своему, желала добра Наташе. Уезжая от Ростовых, она отозвала в сторону свою protegee.
– Вчера брат обедал у меня – мы помирали со смеху – ничего не ест и вздыхает по вас, моя прелесть. Il est fou, mais fou amoureux de vous, ma chere. [Он сходит с ума, но сходит с ума от любви к вам, моя милая.]
Наташа багрово покраснела услыхав эти слова.
– Как краснеет, как краснеет, ma delicieuse! [моя прелесть!] – проговорила Элен. – Непременно приезжайте. Si vous aimez quelqu'un, ma delicieuse, ce n'est pas une raison pour se cloitrer. Si meme vous etes promise, je suis sure que votre рromis aurait desire que vous alliez dans le monde en son absence plutot que de deperir d'ennui. [Из того, что вы любите кого нибудь, моя прелестная, никак не следует жить монашенкой. Даже если вы невеста, я уверена, что ваш жених предпочел бы, чтобы вы в его отсутствии выезжали в свет, чем погибали со скуки.]
«Стало быть она знает, что я невеста, стало быть и oни с мужем, с Пьером, с этим справедливым Пьером, думала Наташа, говорили и смеялись про это. Стало быть это ничего». И опять под влиянием Элен то, что прежде представлялось страшным, показалось простым и естественным. «И она такая grande dame, [важная барыня,] такая милая и так видно всей душой любит меня, думала Наташа. И отчего не веселиться?» думала Наташа, удивленными, широко раскрытыми глазами глядя на Элен.
К обеду вернулась Марья Дмитриевна, молчаливая и серьезная, очевидно понесшая поражение у старого князя. Она была еще слишком взволнована от происшедшего столкновения, чтобы быть в силах спокойно рассказать дело. На вопрос графа она отвечала, что всё хорошо и что она завтра расскажет. Узнав о посещении графини Безуховой и приглашении на вечер, Марья Дмитриевна сказала:
– С Безуховой водиться я не люблю и не посоветую; ну, да уж если обещала, поезжай, рассеешься, – прибавила она, обращаясь к Наташе.


Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по французски какие то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.
– Да она и не любит меня, – сказала Наташа.
– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Фульвия&oldid=80829828»