Фунтиков, Фёдор Адрианович

Это статья о главе Закаскпийского правительства Федоре Фунтикове. Об актере Василии Фунтикове см. Фунтиков, Василий Владимирович

Фёдор Адрианович Фунтиков<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Фрагмент картины И.Бродского «Расстрел 26 бакинских комиссаров»</td></tr>
Председатель Закаспийского временного правительства
12 июля 1918 — 15 января 1919
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена

Фёдор Адриа́нович Фу́нтиков (1875 или 1876 — 5 мая 1926) — российский политический деятель времён Гражданской войны, глава Закаспийского временного правительства на территории Закаспийской области бывшей Российской империи.

Биография

Фунтиков был паровозным машинистом, членом партии эсеров с 1905 года. 11.07.1918—12.07.1918 стал одним из руководителей антибольшевистского восстания рабочих в Ашхабаде. С 12 июля — глава избранного Асхабадским стачкомом Временного исполнительного комитета Закаспийской области («Закаспийского временного правительства»), составленного в основном из рабочих — эсэров и меньшевиков, бывших членов Совдепа. По мнению историков М. Геллера и А. Некрича, это было единственное подлинно рабочее правительство в России.

Фунтиков участвовал в расстреле асхабадских комиссаров 23.07.1918.

После поражения повстанцев под Чарджоу 28.07.1918 Фунтиков обратился за помощью к главе английской военной миссии в Мешхеде (северо-восточный Иран) генералу Уилфреду Маллесону, с которым 19.08.1918 был подписан формальный договор. Маллесон прислал 2 тысячи индийских сипаев, во главе с полковником Ноллисом, взявшим на себя командование объединенными силами. В результате, правительство Фунтикова попало в известную зависимость от англичан, что впоследствии дало советской историографии основания рассматривать его как «марионеточное». 19.09.1918 года Фунтиков участвовал в совещании в Красноводске, где было принято решение о расстреле так называемых бакинских комиссаров.

02.01.1919, после рабочих волнений в Ашхабаде, Временное правительство было смещено и заменено «Комитетом общественного спасения» из пяти лиц, которым Фунтиков был 15.01.1919 арестован по обвинению в коррупции. 02.03.1919 Фунтиков дал показания бывшему члену ЦК ПСР Вадиму Чайкину, проводившему по поручению ЦК расследование участия членов партии в убийстве комиссаров. О своей роли в расстреле он сообщил: «об этом предстоящем деле был осведомлен, но не считал возможным помешать этому… расстрел был решён предварительно по настоянию английской миссии». Фунтиков обвинял офицера связи Маллесона Тиг-Джонса и своего начальника полиции Дружкина; однако другой арестованный член совещания, Седых, заявил Чайкину, что Фунтиков был «в курсе всего».

Вскоре после этого Фунтиков был освобожден и уехал в Россию как частное лицо. С 1922 года проживал на хуторе Ляпичево в Нижне-Волжском крае, где вёл небольшое частное хозяйство. Однако он был выдан собственной дочерью и в январе 1925 года был арестован.

17 апреля 1926 года в Баку в здании театра им. Буниат-Заде началось слушание его дела. Подготовка к судебному процессу и сам процесс проходил в условиях широчайшей гласности. Судебные заседания проводились в зале, вмещавшем полторы тысячи человек, и, кроме того, на одной из площадей Баку были установлены мощные громкоговорители. Регулярно и полно освещали процесс центральные газеты «Правда», «Известия», а также «Заря Востока» и «Бакинский рабочий».

27 апреля 1926 года он был приговорён к расстрелу. Ходатайство о помиловании было отклонено. 5 мая 1926 года приговор был приведен в исполнение.

Интересные факты

• Сэр Уилфред Маллесон в своих воспоминаниях дает Фунтикову следующую характеристику:

Председателем временного правительства был некто Фунтиков, машинист, веселый малый, который, к несчастью, чрезмерно любил водку и был окончательно отстранен от работы после обвинения в растрате государственных денег на сумму не менее 7 млн. рублей

• Полковник юстиции Н. Смирнов в своём эссе так описывает Фунтикова на процессе:

Это был человек среднего роста, одетый в поношенную чуйку и сапоги, с густой бородой на слегка продолговатом лице. Опустив глаза, Фунтиков тяжелым шагом прошел через зал и занял место на скамье подсудимых. Внешне держался спокойно. Только глубоко запрятанные под нависшими бровями глаза смотрели настороженно (…)На вопросы членов суда Фунтиков отвечал не спеша, лаконично. (...) Это был уже не тот Фунтиков, с залихватски закрученными усами, наглым взглядом острых колючих глаз, каким его знали в Ашхабаде, когда он был главой закаспийского контрреволюционного мятежного правительства.

Источники

• [www.centrasia.ru/person2.php?&st=1097764013 ФУНТИКОВ Федор Андрианович] (рус.). База персоналий "Кто есть кто в Центральной Азии" - Туркменистан. ЦентрАзия. Проверено 19 июня 2009. [www.webcitation.org/66cMrKg18 Архивировано из первоисточника 2 апреля 2012].
• У. Маллесон. [turkmeny.h1.ru/memuar/m1.html Двадцать шесть комиссаров] (рус.). Туркменистан: исторический словарь. Шохрат Кадыров (11 марта 2002 г). Проверено 19 июня 2009. [www.webcitation.org/66cMh8HlX Архивировано из первоисточника 2 апреля 2012].
• Полковник юстиции Н. Смирнов. Дело об убийстве бакинских комиссаров // [militera.lib.ru/h/sb_neotvratimoe_vozmezdie/04.html Неотвратимое возмездие: По материалам судебных процессов над изменниками Родины, фашистскими палачами и агентами империалистических разведок]. — 2-е изд., доп. — М.: Воениздат, 1979. — С. 58-71. — 294 с.
• [www.hrono.ru/organ/ru19170220.html Закаспийское временное правительство]
• [www.hrono.ru/sobyt/19180711.html Асхабадский мятеж 1918 года]
• [volk59.narod.ru/inter14.htm Интервенция 14 держав в Советскую Россию]
• [militera.lib.ru/research/shambarov1/02.html В. Шамбаров. Белогвардейщина. Россия и иностранцы]
• [militera.lib.ru/research/shambarov1/03.html В. Шамбаров. Белогвардейщина. От Белого до Каспийского]
• [www.krotov.info/history/11/geller/gell_1918.html М. Геллер, А. Некрич. История России]

Отрывок, характеризующий Фунтиков, Фёдор Адрианович

Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.