Фурсенко, Сергей Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Александрович Фурсенко<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
3-й Президент
Российского футбольного союза
3 февраля 2010 года — 25 июня 2012 года
Предшественник: Виталий Леонтьевич Мутко
Никита Павлович Симонян (и.о.)
Преемник: Никита Павлович Симонян (и.о.)
Николай Александрович Толстых
 
Вероисповедание: православие
Рождение: 11 марта 1954(1954-03-11) (70 лет)
Ленинград, РСФСР, СССР
Отец: Александр Александрович Фурсенко
Образование: высшее
Профессия: инженер по электрическим аппаратам

Серге́й Алекса́ндрович Фу́рсенко (11 марта 1954, Ленинград) — российский менеджер и продюсер.



Биография

Окончил Ленинградскую физико-математическую школу № 239 (1971), Ленинградский политехнический институт (1978) по специальности «электрические аппараты».

С 1979 на протяжении десяти лет работал во Всесоюзном НИИ радиоаппаратуры (Ленинград) старшим инженером, а затем начальником научно-исследовательской лаборатории. Занимался разработкой и внедрением систем управления воздушным движением и посадки; был ответственным исполнителем по созданию автоматизированного комплекса технического управления и контроля системы посадки космических кораблей многоразового использования. В 1988 участвовал в обеспечении автоматической посадки космического корабля «Буран». В 1987 командировался на Кубу для работы по внедрению системы управления воздушным движением Республики Куба.

В 19891991 — исполнительный директор предприятия «Техноэксан», специализирующегося на экспорте высоких технологий и наукоемкого оборудования. В 1991—1996 — генеральный директор научно-производственного предприятия «ТЭМП», осуществлявшего разработку и внедрение высоких технологий в сфере экологии и защиты окружающей среды.

В 1996 г. Сергей Фурсенко с братом Андреем и В. В. Путиным учреждает дачный кооператив «Озеро». В 19971998 — заместитель генерального директора ОАО «Ленэнерго».

В 1998—2002 — генеральный директор ЗАО "Телевизионное объединение «Продюсерский центр „ШКОЛА“»". Руководил ООО «Мастерская Игоря Шадхана». Был продюсером документального сериала «Тайны затонувших кораблей», который посвящён судам, нашедшим вечное пристанище на дне Балтийского моря. Министерство культуры предоставило проекту статус «Российского национального фильма», а спонсором являлся «Газпром».

В 2003 — заместитель начальника Департамента по транспортировке, подземному хранению и использованию газа ОАО «Газпром». С июля 2003 по 2008 — генеральный директор ООО «Лентрансгаз», дочернего предприятия ОАО «Газпром».

С декабря 2005, одновременно, председатель совета директоров футбольного клуба «Зенит», контрольный пакет акций которого принадлежит «Газпрому». В январе 2006 пост председателя совета директоров клуба был упразднён, и Сергей Фурсенко стал президентом ФК «Зенит». Оставался в этой должности до весны 2008 года.

11 декабря 2009 года от Федерации футбола Санкт-Петербурга выдвинут кандидатом на пост президента РФС.

Автор десяти изобретений и ряда научных публикаций в авторитетных российских научно-технических журналах.

Почётный консул Республики Бангладеш в Санкт-Петербурге.

С 3 февраля 2010 года по 25 июня 2012 года — президент Российского футбольного союза. Находясь на этой должности, активно лоббировал переход чемпионата России по футболу на европейскую систему «осень-весна».

25 июня 2012 года после того как сборная России по футболу выбыла с Евро 2012, на встрече с президентом подал в отставку с поста президента РФС.

28 июля 2012 года был [football.kulichki.net/rusnews/news.htm?208651 включён] в Президентский совет по развитию физкультуры и спорта.

Член исполкома УЕФА с 22 марта 2011 по 24 марта 2014 года.

Семья

Напишите отзыв о статье "Фурсенко, Сергей Александрович"

Ссылки

  • Фурсенко, Сергей — статья в Лентапедии. 2012 год.
  • [www.rfs.ru/rfs/information/leads/general/407.html Профиль на сайте Российского футбольного союза]
  • [www.championat.ru/football/article-51936.html Третий президент]
  • [rusrep.ru/article/2011/05/12/fursenko/ «Не дурее других». Андрей Фурсенко — пламенный реформатор образования и науки, «Русский репортёр», 12.05.2011.]
  • [football.kulichki.net/rusnews/news.htm?208651 Путин включил Фурсенко в Совет по развитию физкультуры и спорта]

Отрывок, характеризующий Фурсенко, Сергей Александрович

Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.