Футбольная культура

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 В этой статье не хватает ссылок на источники информации.
Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники.
Эта отметка установлена 20 февраля 2015 года.
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Футбольная культура — совокупность культурных аспектов, окружающих футбол как вид спорта.

По популярности и распространённости на планете футбол является игровым видом спорта номер один, членами ФИФА являются 208[1] национальных футбольных федераций, это больше, чем количество стран, входящих в состав Организации Объединённых Наций[2]. Наибольшей популярности игра достигла в Европе, Южной Америке, Африке и частично Азии, меньший интерес к футболу проявляется в Австралии и Северной Америке. Во многих странах эта игра является частью национальной культуры и объектом национальной гордости, что во многом определяет тот уровень интереса, который проявляется к футболу, и тем процессам, которые его окружают, во всем мире. Далее пойдёт речь о некоторых аспектах, окружающих футбол.





Роль футбола в искусстве

Футбол и живопись

Первые изображения атлетов и физкультурников восходили к традиции Древней Греции и Римской империи, это были мощные фигуры в духе неоклассицизма. Однако это никак не относилось к футболистам, здесь важнее было передать движение тела, что в эпоху первоначальной популяризации игры особенно привлекло итальянских модернистов. В произведениях, посвящённых футбольной тематике, наметился явный отход от реалистических традиций: свидетельством тому можно считать творения таких мастеров, как Жорж Брак, Роберт Делоне, Фернан Леже и Пабло Пикассо[3]. . Одной из самых известных работ этого периода является картина Пабло Пикассо «Игрок в футбол». Футбольное зрелище пытались передать и живописцы, работающее в более традиционной манере. Так, на создание картины «Корнер» французского художника Жана Жакоби вдохновил Парижский олимпийский турнир 1924 года. На полотне воспроизведён эпизод, происходящий у самых ворот: в центре композиции вратарь, старающийся в прыжке отбить мяч и помешать нанести удар головой двум противникам. Художественное восприятие футбола всегда согласовывалось с превратностями развития самой игры. Первое послевоенное десятилетие ознаменовалось пиком интереса к футболу со стороны людей искусства, который затем постепенно слабел и достиг глубочайшего спада в 1970-е и 1980-е год, когда стадионы захлестнула волна насилия. В последующее десятилетие футбол заполнил экраны телевизоров, в него потекли огромные деньги, вследствие чего во многих странах стала бурно рассветать целая футбольная индустрия. Этот предмет вновь привлёк художников самого разного толка от сатириков-концептуалистов вроде Марка Валлингера, выставившего огромный шарф «Манчестер Юнайтед», завитый в форме спирали ДНК, до плеяды скульпторов, насаждавших улицы городов по всему миру памятниками великим игрокам (Эйсебио в Лиссабоне, Стэнли Мэтьюзу в Хенли, Льву Яшину в Москве и прочие).

Футбол и литература

Художественная литература не обделила своим внимание спорт в целом и футбол в частности. Среди получивших международную известность произведений можно выделить:

В русской литературе футбольной теме уделяли внимание такие авторы, как Николай Глазков (известный моностих «Футболисты»), Александр Ткаченко (в молодости профессиональный футболист), Мария Степанова (один из её стихотворных сборников открывается стихотворением «Чемпионат Европы по футболу»).

Кроме того, существует множество документальных и автобиографических сочинений, написанных и опубликованных футболистами, тренерами, футбольными функционерами и судьями.

В целях улучшения ситуации и привлечения серьёзных литераторов к тематике футбола в 1957 году, ФИФА учредило премию за лучшее литературное произведение о футболе. Однако после двух лет от этой идеи пришлось отказаться, с мотивировкой «в силу огромных сложностей её осуществления в международном масштабе»[4].

Футбол и скульптура

В рамках акции Walk of Ideas (англ.)русск. было установлено шесть скульптур, посвящённых чемпионату мира по футболу 2006 года, который проходил в Германии. Скульптуры изображали различные достижения Германии, в том числе и футбольные. Одна из них изображала современную футбольную обувь, созданную в 1953 году компанией Adidas. В следующем, 1954 году сборная Германии по футболу впервые стала чемпионом мира, нося данную обувь.

Футбол и театр

Следует отметить, что футбол не пользовался особой популярностью у драматургов. Первой серьёзной пьесой на английском языке, посвящённой футболу, стала «Игра» Гарольда Брикхауза (1913 год), в которой футболисты предстают честными профессионалами, не поддающимися искушению сдать матч за деньги. В Бразилии, где роль футбола не менее значима, чем в Британии, серьёзных драматургических произведений на футбольную тему тоже было крайне мало. Заслуживает упоминания «Покойница» Нельсона Родригеса (1953 год): её герой, только что потерявший жену, узнает, что она была ему неверна, и решает все деньги, которые умершая отложила себе на похороны, потратить на футбол. Значимым явлением стала написанная в 1967 году пьеса Питера Терсона «Зиггер Заггер» — своего рода драматургическое исследование проблемы футбольного хулиганства, тогда только набиравшего мощь и размах. За последние годы появилась лишь комедия Артура Смита и Криса Инглэнда «Вечер с Гари Линекером», в которой слышны отзвуки обидного поражения сборной Англии в полуфинале чемпионата мира 1990 года в Италии[5].

Футбол в кинематографе

Футбольная тематика в кинематографе не сыскала особого успеха — по причине необычайной трудности передачи средствами кинематографа напряжения футбольного действа и страстей, кипящих вокруг него. Однако следует отметить, что есть ряд картин, вошедших в классику футбольного и околофутбольного жанра. К ним можно отнести:

Из советских и российских фильмов можно выделить картины:

Социальная составляющая футбола

Дерби

Под дерби в футболе понимаются матчи команд из одного города или наиболее непримиримых соперников, острота борьбы в которых достигает наивысшего накала, а уровень поддержки болельщиками поднимается на самую высокую планку. В большинстве случаев клубы, между которыми проходит дерби, являются историческими соперниками. В основе противоречий между ними могут быть:

  • социальные предпосылки (клуб аристократов против клуба рабочих порта),
  • территориальный аспект (два клуба из одного города выявляют сильнейшего)
  • историческая неприязнь (те случаи, когда из-за поражения в матче, сыгранном 30 лет назад, один из клубов покинул высшую лигу, и его фанаты всю вину за вылет возложили на команду соперника и её болельщиков),
и прочие противоречия.

Как пример, можно выделить следующие дерби:

Бока Хуниорс — Ривер Плейт в Аргентине.
Пеньяроль — Насьональ в Уругвае.
Фламенго — Васко да Гама в Бразилии.
Милан — Интер в Италии.
Фенербахче — Галатасарай в Турции.
Манчестер Юнайтед — Манчестер Сити в Англии.
Рейнджерс — Селтик в Шотландии.
Шальке 04 — Боруссия Д в Германии.
Гвадалахара — Америка в Мексике.
Реал — Барселона в Испании.
Спартак — ЦСКА в России.
Динамо — Шахтер на Украине.
Сконто — Вентспилс в Латвии.
Црвена Звезда — Партизан в Сербии.
Пахтакор — Бунёдкор в Узбекистане.

Футбольные программки

Футбольная программка представляет собой небольшую брошюру, выпускаемую, как правило, в преддверии официального матча командой-хозяйкой стадиона на котором пройдёт игра. В ней описываются составы играющих команд, последние новости клубов, история противостояний команд, краткая справка о дублирующих составах, прогноз погоды на матч. В случае, если играют национальные сборные, или же играются важные матчи, программки расширяются, и к вышеописанному добавляются интервью игроков, комментарии футбольных специалистов, предматчевые расклады тренеров. Из-за ограниченности тиража футбольные программки довольно часто становятся объектами коллекционирования, ими обмениваются, их покупают и продают на аукционах.

Фан-зины

Фан-зин — периодическое издание, выпускаемое болельщиками футбольных клубов на собственные средства, как правило, раз в год, в конце футбольного сезона. На страницах фан-зина описываются события, окружавшие игры команды на протяжении года. Это: отчёты о домашних и гостевых поединках, мнения болельщиков об игроках и тренерах, отчёты фанатов о выездных матчах и времени, проведённом в дороге, описание драк с болельщиками других клубов. Фан-зины могут отличаться друг от друга качеством полиграфии (цветные и чёрно-белые), объёмом (от 4-х листов А4 до небольших брошюр), направленностью изложенной информации (клубно-информативные и хулиганской направленности).

Футбольные баннеры

Под футбольными баннерами понимаются самодельные транспаранты, развёртываемые во время футбольных матчей на секторах стадиона, с призывами, направленными к футболистам и менеджерам клуба, либо к болельщикам или же футболистам команды соперника. Баннеры могут нести различную информационную нагрузку, но при этом преследуют единую цель — оказание поддержки команде во время игры. Группировки болельщиков посредством баннеров соревнуются между собой в креативности и масштабности оказываемой поддержки, сам процесс выявления лучшей группировки болельщиков посредством баннеров в СМИ именуется «баннерной войной». В такой войне не гнушаются ничем, даже шпионажем. Известен случай, когда на дерби «Лацио» — «Рома» болельщики «Ромы» вывесили баннер: «„Рома“ — остановись на минутку и взгляни вверх. Над вами только Бог». В ответ на это болельщики «Лацио» вывесили следующий баннер: «Но он одет в голубой цвет» (Цвет команды «Лацио»). Баннеры могут создаваться как на неопределённый срок, так и на отдельный конкретный матч — в большинстве случаев на дерби или игру национальной сборной. Широкое распространение футбольные баннеры получили в национальных футбольных первенствах Южной Америки и Европы.

Футбольная атрибутика

Под футбольной атрибутикой (клубной атрибутикой), понимается совокупность товаров, несущих на себе символику определённого футбольного клуба, либо с этим клубом отождествляющихся. Это могут быть: шарфы, флаги, футбольная форма, значки, марки, брелки и прочее. Выпуск и торговля этими товарами, как правило, осуществляется непосредственно клубом и является важной частью футбольной индустрии. Все доходы, получаемые от продаж, идут в бюджет клуба, тем самым давая возможность болельщикам (помимо морального удовлетворения) внести свой вклад в благополучие команды. Помимо непосредственно клубов, атрибутикой могут торговать торговые сети различных марок спортивной одежды, которые, заключив контракты с клубами, делятся с ними частью выручки. В европейских странах с развитой футбольной культурой — таких, как Испания, Россия, Италия, Великобритания, Франция, Португалия — торговля спортивной атрибутикой является довольно значимой доходной статьей клубных бюджетов.

Футбольные граффити и трафареты

Настенные рисунки (граффити) футбольной тематики особенно сильно распространены в странах Европы. Изначально рисунки стали появляться на стенах крупных стадионов в Великобритании, Италии, Франции; постепенно новое веяние переместилось на всю Европу. Как правило, рисунки наносятся несанкционированно — за исключением случаев, когда инициатива исходит от самого футбольного клуба и им же оплачивается: такого рода мероприятия проводятся для увеличения популярности команды в пределах города. Помимо граффити, в околофутбольной среде имеют распространение футбольные трафареты, представляющие собой небольшие однотонные изображения (пиктограмму), наносимые баллончиком краски на поверхность по заранее изготовленному трафарету. Чаще всего такое творчество можно встретить на станциях метрополитена или же в окрестностях стадиона. Трафареты, в отличие от граффити, довольно часто носят провокационный характер и наносятся с целью оскорбления команды заклятого врага.

Футбольные татуировки

Некоторые болельщики посредством нанесения на тело татуировок выражают преданность «своему» клубу и идеям футбольного братства. В большинстве случаев на такой татуировке могут быть изображены: герб футбольного клуба, эмблема фанатской группировки, талисман команды и др.. Как правило, татуировка сопровождается кратким лозунгом и выполняется в цветовой гамме, соответствующей цветам клуба. В среде футбольных хулиганов нередко можно встретить тату в форме кельтского креста, изображения рун, различную пиратскую символику. Также довольно часто на теле фанатов можно увидеть различным образом стилизованную английскую аббревиатуру A.C.A.B. (All Cops Are Bastards, «все полицейские — ублюдки»); таким образом, носитель такой татуировки выражает несогласие с мерами, применяемыми силовыми структурами, направленными на искоренение насилия, связанного с футболом.

Футбол и пресса

Множество журналов и газет посвящено спорту номер один — вот самые популярные:

  1. Еженедельник «Футбол»
  2. France Football
  3. La Gazzetta dello Sport
  4. kicker
  5. Four-four-two
  6. Marca
  7. El Grafico

Футбол и интернет

Футболу посвящено множество интернет-ресурсов — как официальных сайтов футбольных организаций и отдельных команд, так и фан-сайтов, любительских форумов и т. д.

Футбол и насилие

Основная статья: Футбольные хулиганы

См. также

Напишите отзыв о статье "Футбольная культура"

Ссылки

  • [fanstyle.ru/ Сайт о футбольных фанатах]
  • [www.fifa.com FIFA, Федерация Международных Футбольных Ассоциаций]
  • [www.footballderbies.com/ Сайт, посвящённый мировым футбольным дерби]
  • [www.football-fellowship.com/ Сайт, посвященный футбольной толерантности]

Примечания

  1. ↑ [www.fifa.com/aboutfifa/federation/associations.html FIFA.com — FIFA’s Member Associations]
  2. ↑ Пьер Ланфранши, Критсиана Айзенберг, Тони Мейсон, Альфред Валь. FIFA 100 лет. Век футбола. — М.: Махаон, 2005. — С. 221. — ISBN 5-18-000705-4.
  3. ↑ Пьер Ланфранши, Критсиана Айзенберг, Тони Мейсон, Альфред Валь. FIFA 100 лет. Век футбола. — М.: Махаон, 2005. — С. 206. — ISBN 5-18-000705-4.
  4. ↑ Пьер Ланфранши, Критсиана Айзенберг, Тони Мейсон, Альфред Валь. FIFA 100 лет. Век футбола. — М.: Махаон, 2005. — С. 211. — ISBN 5-18-000705-4.
  5. ↑ Пьер Ланфранши, Критсиана Айзенберг, Тони Мейсон, Альфред Валь. FIFA 100 лет. Век футбола. — М.: Махаон, 2005. — С. 214. — ISBN 5-18-000705-4.


Футбольный портал — информация о футболе на страницах Википедии.

Отрывок, характеризующий Футбольная культура

Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Футбольная_культура&oldid=80191887»