Футбольные хулиганы

Футбо́льные хулига́ны — лица, нарушающие общественный порядок, связывая свои действия с футбольными пристрастиями и обосновывая их ими. Сами футбольные хулиганы расценивают своё движение как субкультуру. Как правило, различные действия на почве футбольного хулиганства совершаются до или после футбольных матчей, а также в местах больших скоплений футбольных болельщиков.

История развития движения в Англии

Зарождение

Как и сам футбол, истоки околофутбольного насилия берут своё начало в Британии. Английский футбол знаком с инцидентами, связанными с футбольными беспорядками, начиная с XIX века. Уже в те времена поклонники команд и сами игроки нередко сходились «стенка на стенку» после окончания игры. Однако, футбольное хулиганство в том виде, в котором оно существует по сей день, начало зарождаться в Великобритании в конце 1950-х годов.

Развитие

Рабочая молодёжь окраин больших городов Англии, не имея средств на дорогие развлечения, выбрала вполне доступный — футбол. Постепенно им стало недостаточно поддержки команды на домашних матчах, а с началом поддержки своих клубов на гостевых поединках возникли первые проблемы.

В середине 1960-х годов трибуны английских стадионов примерно на 70 % состояли из тех, кто отождествлял себя с футбольным насилием. Каждый второй матч заканчивался серьёзными потасовками, некоторые районы городов на время матчей превращались в запретные зоны. Из одного города в другой выезжало от 400 до 7000 человек с чётко определённой целью «выявить сильнейшего». Вследствие этого, тысячи обычных поклонников игры стали держаться подальше от стадионов, а телетрансляции стали для них практически единственной альтернативой посещению матчей.

Ситуация не улучшилась, когда телевидение, помимо самой игры, стало демонстрировать массовые драки с участием болельщиков. Это не только воодушевляло хулиганов, но и являлось новым средством общественной огласки и саморекламы. Аналогичная ситуация наблюдалась и в прессе — коллекционирование газетных заметок о своих «подвигах» стало настоящим увлечением для многих фанатов.

Ситуация требовала вмешательства властей, и реакция последовала. Были значительно ужесточены законы, регулирующие правопорядок; на самых отъявленных и опасных для общества хулиганов заводились специальные картотеки. Многие из хулиганов оказались за решёткой, другие отделались пожизненными запретами на посещение футбольных матчей. Полиция внедряла своих людей в фанатскую среду, выявляя лидеров и предотвращая возможные пересечения враждующих группировок на корню. Наконец, развивающиеся технологии позволили оборудовать стадионы и прилежащие к ним территории камерами видеонаблюдения, что в значительной степени повышало для хулиганов вероятность быть опознанными — и, впоследствии, арестованными.

В конце 1970-х — начале 1980-х годов внутренняя проблема Англии переступила границы и приняла общеевропейский масштаб. Довольно успешная игра английских клубов в Еврокубковых турнирах раз за разом привлекала все большее и большее количество британцев, желавших посмотреть игру своих земляков на выезде. Флагманами английского выездного движения стали фанаты «Ливерпуля», которые постепенно стали прививать европейцам свой «стиль поддержки клуба», включая побоища и погромы во всех городах, где волей жребия выпадало играть их клубу.

Эйзельская трагедия

Дело дошло до того, что после трагических событий, произошедших в 1985 году на бельгийском стадионе «Эйзель», где на финальном матче Кубка Европейских Чемпионов между итальянским «Ювентусом» и английским «Ливерпулем», в результате обрушения стены одной из трибун, погибло 39 человек, преимущественно итальянцев; также, сотни людей были ранены; УЕФА отстранила на 5 лет все английские клубы от участия в еврокубках, а «Ливерпуль» был отстранён на год сверх этого срока.

Так как игра транслировалась в прямом эфире, картина разыгравшейся трагедии обошла практически весь мир. В результате жесточайших мер, принятых властями Англии, многие хулиганские группы прекратили своё существование, другие же, придя в шок от увиденного на экранах, сами вернулись к нормальной жизни. Постепенно движение затухало, и причин этому было несколько. Первой и, наверное, самой главной являлась социальная переориентация молодёжи. В начале 1990-х годов Британию захватила танцевальная рейв-культура с обилием наркотиков, которая вывела хулиганское движение из моды.

Трагедия на Хиллсборо

Немаловажную роль в постепенном остывании движения сыграла и трагедия, произошедшая на шеффилдском стадионе «Хиллсборо» 15 апреля 1989 года, где в результате давки погибло 96 ливерпульских болельщиков. Англия пережила шок, некоторое время люди попросту боялись ходить на стадионы.

Современный этап

На современном этапе английский «околофутбол» приобрёл отчётливые черты так называемого стиля «Casuals» (то есть обычный). Основным принципом любого английского фаната является незаметность, отсутствие клубных цветов в одежде, символики, выделяющейся из общей массы внешности.

Пересечения враждующих группировок проходят, как правило, вдали от стадионов и в большинстве случаев заранее оговариваются в Интернете или же по телефону. Фанаты стали мобильнее и бдительнее. Изменения в структуре английского общества привели в движение большее количество довольно состоятельных и образованных молодых людей, которые придали ему большую закрытость и расчётливость. Проводимые акции планируются неделями и просчитываются до каждой детали, ведутся информационные войны, проводятся отвлекающие манёвры. Учитывая современные технические возможности английской полиции, до сих пор считающей одним из приоритетных направлений своей деятельности борьбу с околофутбольным насилием, эти меры в какой-то степени просто помогают английским хулиганам выжить.

Единственной «отдушиной» для англичан являются выездные матчи в Европе, однако и там после нашумевшей высылки в 1993 году из Нидерландов 1100 английских фанатов представители Туманного Альбиона (а именно Англии) стали вести себя более сдержанно.

История развития движения в СССР и на постсоветском пространстве

Зарождение

Процесс зарождения новой для страны субкультуры напрямую связан с началом выездной деятельности определённой части поклонников советских клубов. Первыми посещать гостевые игры своего клуба в начале 1970-х начали поклонники «Спартака», вскоре к ним присоединились фанаты и других московских команд. Не отстали и фанаты киевского «Динамо», и ленинградского «Зенита».

К концу 1970-х движение набирало силу, ряды поклонников расширялись, и на фанатов обратила внимание власть. КГБ негативно отнёсся к новому веянию молодёжи, охарактеризовав его как антисоветское. В результате многие замеченные в секторе молодые люди исключались из ВУЗов, теряли работу. Но, даже несмотря на это, фанаты московского «Спартака» продолжали выезжать в другие города в количестве 300—400 человек.

В середине 1980-х годов обстановка изменилась кардинально. После прихода к власти М. С. Горбачёва и объявления курса на перестройку, фанаты получили гораздо больше свободы, — и клубы, оценив эффективность их поддержки во время выездных матчей, стали активно поощрять присутствие своих поклонников на гостевых играх.

Движение начало набирать массовость, и взгляды новой волны устремились в сторону Англии. Во многом благодаря английскому влиянию, на трибунах советских стадионов стали появляться футбольные песни, речёвки и сленг, но, что ещё более важно, вместе с ними пришла и хулиганская ментальность, отличающая английский «околофутбол». Одним из основных последствий английского влияния стал резкий рост насилия среди болельщиков.

Уже в 1987 году произошла одна из крупнейших массовых драк в истории советского футбола. На игру Чемпионата СССР по футболу между киевским «Динамо» и московским «Спартаком» отправилось примерно 450 московских фанатов, сумевших вовлечь болельщиков «Динамо» в грандиозную битву, вспыхнувшую в самом центре Киева. В 1990 году советские фанаты впервые заявили о себе за границей, когда около 150 фанатов московского «Спартака», вслед за своей командой съездили в Прагу на матч 1/16 финала Кубка чемпионов с местной «Спартой».

Развитие

Распад Советского Союза в 1991 году, помимо прочего, привёл к развалу прежней инфраструктуры советской футбольной лиги, что в значительной степени отразилось на развитии зарождавшейся фанатской культуры. За пределами внутреннего первенства оказались такие привлекательные для выездов клубы, как «Динамо» (Киев), «Динамо» (Тбилиси), «Динамо» (Минск), «Жальгирис» (Вильнюс). На смену же им пришли середняки из российской провинции, и посещаемость футбольных матчей в стране упала.

Тишина на футбольных стадионах России продолжалась до середины 1990-х годов и могла затянуться на более долгий срок, если бы не фанаты двух московских клубов: ПФК ЦСКА и ФК «Спартак». Ещё до распада СССР болельщики этих клубов были самыми активными участниками хулиганских столкновений. Колоссальная поддержка, оказываемая ими, где бы они ни появлялись, практически всегда вызывала проблемы. И именно эти клубы делегировали на российскую авансцену первые хулиганские группировки европейского масштаба: «Red-Blue Warriors» у ЦСКА и «Flint’s Crew» у «Спартака». На фоне противостояния этих двух банд начал постепенно возрождаться интерес к фан-культуре среди остальных российских болельщиков.

К началу чемпионата 1994 года практически у каждого крупного футбольного клуба России появились свои группировки, однако столкновения между ними имели нечастый и скоротечный характер.

Движение продолжило развитие и после событий 1995 года, когда на столичном дерби ЦСКА — «Спартак» более 200 хулиганов перед матчем учинили грандиозную драку. Тогда на происходящее обратили внимание силовые структуры, последовали аресты, милиция заняла крайне жёсткую позицию, и фанаты, дабы оградить себя от лишнего внимания, стали скрытными и осторожными, переняв тактику, характерную для британских «Кэжуалс». Движение вскоре стало модным, спровоцировав быстрый рост числа футбольных группировок как в столице, так и по всей России. Но при этом следует отметить, что основные околофутбольные события проходили в Москве.

1997 год ознаменовался новой вспышкой насилия — московское дерби ЦСКА — «Спартак», проходившее на стадионе «Динамо» 23 августа, завершилось дракой, в которой полную и безоговорочную победу одержали фанаты ЦСКА. После этих событий спартаковским хулиганам не оставалось ничего иного, как восстанавливать свою пошатнувшуюся репутацию и серьёзно готовиться к визиту другого клуба, с фанатами которого их связывало не менее принципиальное и жестокое соперничество, — питерского «Зенита». Целью москвичей была главная ударная сила «Зенита», группировка «Невский фронт», которая наводила ужас на гостей в Санкт-Петербурге, но никак не проявляла себя во время выездов. Примерно 500 её представителей высадились на автовокзале около станции метро Щелковская и, растянувшись колонной, выдвинулись в направлении стадиона Локомотив. Информация о передвижении гостей быстро дошла до спартаковцев, и приблизительно в километре от стадиона около 200 московских хулиганов атаковали своих оппонентов. Драка была в полном разгаре, когда на место событий прибыла милиция, которой для охлаждения пыла участвующих пришлось применить огнестрельное оружие. По окончании драки милицией были задержаны 170 москвичей. Этот инцидент получил серьёзный отклик в СМИ, которые назвали его «Щёлковской битвой». Месяц спустя фанаты «Спартака» и ЦСКА вновь оказались на первых полосах газет благодаря грандиозной драке, устроенной ими перед хоккейным дерби своих команд. После этого инцидента власти перешли к самым решительным действиям.

Во время серьёзных игр милиция, усиленная конными отрядами и ОМОНом, контролировала все передвижения на подступах к стадионам, создавались специальные оцепления, сопровождающие приезжих фанатов до железнодорожных станций или автобусов. Любое сосредоточение фанатов моментально разгонялось, по периметру поля стояли сотни милиционеров, бдительно наблюдавших за всем, что происходит на трибунах, любого рода пиротехника была запрещена. Представители закона не церемонились, и нередко под резиновые дубинки ОМОНа попадали ни в чём не повинные поклонники игры. Ненависть же хулиганов к милиции росла изо дня в день. Ситуация достигла своего апогея в сентябре 1999 года, когда на выездной игре московского «Спартака» с раменским «Сатурном» в гостевом секторе вспыхнула 15-минутная драка между фанатами и подмосковным ОМОНом, принявшая настолько ожесточённый характер, что впервые в истории российского футбола игру пришлось прервать. Инфраструктура стадиона довольно сильно пострадала.

В 1998 году российские хулиганы «отметились» и за пределами России. В рамках отборочного цикла к Чемпионату Европы 2000 сборной России предстояло встретиться с одним из своих принципиальных соперников — сборной Украины. Выезду около 2000 хулиганов со всей страны на матч в Киев предшествовала встреча лидеров московских банд, на которой было принято решение о заключении временного нейтралитета в целях объединения усилий «пред лицом общего врага». Беспорядки в Киеве начались уже за два дня до игры и завершились беспрецедентной массовой дракой у стадиона «Олимпийский».

Другой инцидент имел место в Белоруссии. Несмотря на то, что белорусы воспринимаются большинством русских как братский народ, группа хулиганов из различных российских группировок, приехавших в Минск на товарищескую встречу, стала объектом националистических и антирусских выпадов со стороны местных фанатов. Возникла драка, в разгоне которой приняли участие специальные подразделения милиции.

Таким образом, события вокруг сборной команды России привлекли внимание мировой общественности к стремительно развивающемуся хулиганскому движению в стране.

Следующей страницей российской околофутбольной истории стали события 9 июня 2002 года, когда после поражения российской команды на чемпионате мира от команды Японии разъярённые молодые люди учинили массовые погромы в центре Москвы. На фоне исключительно мирно прошедшего турнира, это происшествие вызвало широчайший резонанс.

Современный этап

В настоящее время российский «околофутбол» можно назвать сформировавшимся социальным явлением с ярко выраженными чертами английского стиля поддержки клуба как на домашних, так и на гостевых поединках. Свои банды (на сленге — «фирмы») имеют практически все клубы российского национального футбольного первенства вплоть до команд второй лиги . Движение носит ярко выраженный характер направления «Кэжуалс», но со своими национальными особенностями. В среде российских хулиганов очень сильны идеи русского национализма. В этом смысле, российское хулиганское сообщество отличается от современного движения в Великобритании, где национализм по сравнению с 70-ми — 80-ми отошёл на второй план. Помимо этого, национальной чертой российского околофутбола является достойная поддержка команды на домашних матчах.

Однако беспорядки болельщиков сборной России не прекращаются. Так, особо известны скандалы на матчах с балканскими командами. Осенью 2006 года на матче с командой Македонии в Скопье россияне устроили драку, поддавшись на антирусские и антисербские лозунги. В драку вмешались македонские силы правопорядка. Летом 2007 года в Загребе перед матчем с Хорватией кто-то из болельщиков России сорвал хорватский флаг со здания мэрии и повесил туда российский. Виновника не удалось найти, а хорватский флаг вернули на место.

18 ноября 2009 года до и после матча Словения-Россия (1:0) произошли несколько крупных стычек между фанатами России и Словении. Во время проведения группового этапа Евро 2012 в Варшаве произошли стычки между польскими и российскими фанатами.

В массовой культуре

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Культовые книги

• «Английская болезнь» — Билл Буфорд
• «Куда бы мы ни ехали» («Мы идём») — Дуги Бримсон
• «Фабрика футбола» — Джон Кинг
• «Команда» — Дуги Бримсон
• «Английский путь» — Джон Кинг
• «Заводной апельсин» — Энтони Бёрджесс

Культовые фильмы

• Фабрика футбола
• Заводной апельсин
• Клетка
• Удостоверение
• Ультра
• Ушедшее время
• Фирма
• Хулиганы Зелёной улицы
• Околофутбола

Инциденты, связанные с околофутбольным насилием

• Трагедия на стадионе Эйзель, 1985 год
• Беспорядки на стадионе Максимир в Загребе, 1990 год
• Беспорядки на Манежной Площади в Москве, 2002 год
• Беспорядки на Манежной Площади в Москве, 2010 год

См. также

• Миллуоллский кирпич
• Футбольная культура
• Футбольные ультрас

Ссылки

• Николай Головачёв. [lfk.dp.ua/notes-psychologist/football-fans/ Футбольные фанаты — молодёжная субкультура. Зарождение и генезис] (январь 2013). Проверено 17 июля 2013. [www.webcitation.org/6IEZ0aPug Архивировано из первоисточника 19 июля 2013].
• Волошин Дмитро. [www.nbuv.gov.ua/old_jrn/Soc_Gum/Apvi/2012_15/Voloshin_V_poiskah.pdf В поисках причин хулиганства на футбольных стадионах Англии (конец 1950-х — сер. 1970-х гг.)] // Актуальні проблеми вітчизняної та всесвітньої історії: Збірник наукових праць. Вип. 15. — Харків: ХНУ імені В. Н. Каразіна, 2012.

Отрывок, характеризующий Футбольные хулиганы

– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.