Футбол в Уругвае

Футбол в Уругвае — наиболее популярный вид спорта. Несмотря на скромные размеры и небольшое население, команды Уругвая на всех уровнях достигли огромных успехов на международной арене, вполне сопоставимые с достижениями более мощных в демографическом и экономическом плане держав-соседей — Аргентины и Бразилии. Самые яркие моменты в истории футбола Уругвая связаны с победами национальной команды в чемпионатах мира 1930 (самый первый розыгрыш турнира) и 1950 годов.

Появление футбола в стране

Футбол был завезён в Уругвай британскими мигрантами в 1880-х годах, в основном он развивался в столице страны Монтевидео. Первая футбольная игра, состоявшаяся в Уругвае, прошла в 1881 году между двумя спортивными командами — Клубом Гребли Монтевидео (Montevideo Rowing Club, образован в 1874 году) и Крикетным Клубом Монтевидео (Montevideo Cricket Club, образован в 1861 году).

Первой командой, образованной исключительно для игры в футбол, стал Футбольный Клуб «Альбион» (Albion Football Club), появившийся на свет 1 июня 1891 года. 30 марта 1900 года была образована Лига Футбола Ассоциации (Association Football League) для организации проведения футбольных соревнований в стране. Сейчас эта организация называется Ассоциация Футбола Уругвая (АУФ, исп. Asociación Uruguaya de Fútbol). Под эгидой ЛФА в том же году был организован первый чемпионат страны, победителем которого стал столичный «Пеньяроль», носивший в то время название Центральный Уругвайский Железнодорожный Крикетный Клуб (ЦУЖДКК/CURCC англ. Central Uruguay Railway Cricket Club).

Распространение за границы Монтевидео

В начале XX века посредством активного строительства железных дорог, футбол стал распространяться по всей стране. Первый футбольный клуб на территории интериор (все департаменты за исключением Монтевидео) стал ФК «Мело», соответственно, в городе Мело 29 мая 1903 года. Лига футбола департамента Сан-Хосе была образована в городе Сан-Хосе-де-Майо 19 февраля 1909 года. Первым чемпионом этой региональной лиги стал клуб «Формидейбл» (Formidable).

В 1922 году прошёл первый региональный чемпионат среди клубов интериора: Чемпионат Побережья (исп. Campeonato del Litoral), прошедший в городе Мерседес.

Долгое время уругвайский футбол был фактически поделён на две части: в Монтевидео и во всей остальной стране. В первой половине XX века в стране существовало множество разрозненных футбольных лиг, до тех пор, пока 14 июля 1946 года не была образована Организация Футбола Интериора (Organización del Fútbol del Interior), в ведение которой вошёл весь футбол за пределами столицы.

В сезоне 1951/1952 в Дурасно впервые состоялся чемпионат среди сборных департаментов — Национальный кубок сборных регионов (исп.). С 1965 года стал разыгрываться клубный Кубок Эль Паис (исп.) (Copa El País), первым победителем которого стал «Атенас» из Сан-Карлоса.

Сборная

16 мая 1901 года в Монтевидео состоялся первый матч в истории сборной Уругвая, их соперником стала сборная Аргентины. Уругвайцы уступили в упорной борьбе со счётом 2:3. Это был первый матч между национальными сборными во всём мире за пределами Великобритании.

В 1916 году уругвайцы стали первыми чемпионами Южной Америки. Турнир состоялся в Буэнос-Айресе и Уругвай не уступил ни разу в соперничестве с Аргентиной, Бразилией и Чили. Необходимо отметить, что Уругвай был единственной командой, в составе которой выступали игроки негритянского происхождения, Исабелино Градин и Хуан Дельгадо были лидерами команды, а Градин впоследствии стал одним из величайших игроков сборной Уругвая в период до победы на чемпионате мира 1930 года. Этот факт побудил сначала Чили, позже и другие сборные Южной Америки, позволить выступать неграм за свою сборную, что, безусловно, стало огромным шагом вперёд в деле борьбы против расизма в спорте. В 2011 году сборная Уругвая стала рекордсменом Кубка Америки (так турнир стал называться с 1975 года) по числу завоёванных титулов — 15.

В 1924 году уругвайцы выиграли золотые медали на парижской Олимпиаде, повергнув в шок уровнем своего мастерства всю Европу. В финальной игре была разгромлена сборная Швейцарии — 3:0. Уругвай подтвердил свой статус ведущей мировой футбольной державы в 1928 году, во второй раз выиграв Олимпийские игры. В финале был обыгран извечный соперник — Аргентина.

Впечатлённая такими выдающимися результатами, ФИФА избрала Уругвай местом проведения первого в истории чемпионата мира 1930 года. Для турнира был построен легендарный стадион Сентенарио, на поле которого уругвайцы и одержали победу в финале турнира над Аргентиной. На последующие два турнира сборная не поехала, в знак протеста против того, что к ним на турнир не приехали многие сильные европейские сборные.

В решающей игре чемпионата мира 1950 года Уругвай на 200-тысячной Маракане одержал сенсационную победу над сборной Бразилии, которой достаточно было сыграть вничью для чемпионства. В итоге матч, названный «Мараканасо», стал триумфальным для уругвайской команды, ставшей двукратным чемпионом мира, и трагедией для всей Бразилии.

В 1954, 1970 и 2010 годах Уругвай занимал 4-е место на чемпионатах мира. В 1980—1981 годах, в честь 50-летия первого Кубка Мира, ФИФА организовала «Золотой Кубок чемпионов мира», в котором приняли участие все бывшие сборные — чемпионы мира (кроме Англии, которых заменила Голландия, что только усилило состав участников, так как голландцы были финалистами двух последних к тому моменту чемпионатов). Победителем турнира в Монтевидео стала сборная Уругвая.

Примечательно, что абсолютно все турниры, которые проходят в Уругвае, неизменно заканчиваются победой хозяев. Последний такой случай произошёл в 1995 году, когда Уругвай завоевал свой 14-й Кубок Америки, по-пенальти обыграв в финальной игре действующих чемпионов мира, бразильцев.

Гранды и современное положение в футболе

За более чем вековую историю развития футбола в Уругвае выдвинулись на лидирующие позиции два клуба — «Пеньяроль» (47 раз становившийся чемпионом страны) и «Насьональ» (42 чемпионских титула). Эти два клуба 8 раз выигрывали Кубок Либертадорес (5 и 3 раза соответственно) и 6 раз — Межконтинентальный Кубок (по 3 раза каждый клуб). Среди чемпионов мира 1930 года основу составляли игроки «Насьоналя» (Хосе Леандро Андраде, Эктор Кастро, Хосе Педро Сеа, Педро Петроне, Эктор Скароне, капитан команды Хосе Насасси из «Белья Висты», пеньяролец-полузащитник Лоренсо Фернандес, вратарь Энрике Бальестерос из «Рамплы Хуниорс», нападающий Сантос Ириарте из «Расинга»), а 1950 года — «Пеньяроля» (Хуан Альберто Скьяффино, Альсидес Хиххия, Роке Гастон Масполи, Обдулио Хасинто Варела, Оскар Омар Мигес, насьональцы Шуберт Гамбетта, Хулио Хервасио Перес, полузащитник Виктор Родригес Андраде из «Сентраля», защитник Матиас Гонсалес из «Серро»).

В условиях глобализации в последние 20 лет уругвайские гранды столкнулись с проблемой постоянного оттока ведущих игроков в Европу. Бюджеты обоих грандов не превышают смехотворные по европейским меркам 10 млн долларов. Особенно серьёзно по уругвайскому футболу ударил финансовый кризис начала XXI века. В низших дивизионах даже встречались случаи самоубийств футболистов из-за невозможности обеспечить достойное существование своим семьям. В чемпионате страны в последние годы часто возникают скандалы — беспорядки с болельщиками, драками футболистов на поле (в основном в рамках Суперкласико Пеньяроль-Насьональ). Чемпионат 2008/09 на долгое время был прерван. Финансовые проблемы дают шансы для откровенно слабых по составу и бюджету команд, таких, как «Роча», сумевшая пробиться в Кубок Либертадорес 2006, а уже спустя сезон опустившаяся во Второй Дивизион Уругвая. Зачастую меняется структура проведения первенства страны.

Что касается самой структуры внутренних турниров, то к ним относятся Примера — Первый дивизион, в котором в сезоне 2009/10 из 16 клубов лишь 3 не представляют город Монтевидео (Серро-Ларго (Мело), Такуарембо (Такуарембо), Атенас (Сан-Карлос)) и Сегунда. На третьем уровне в структуре лиг находится Второй Дивизион среди любительских команд. Ниже следуют Лиги Интериор.

По окончании каждого сезона лучшие команды по итогам чемпионата проводят особый турнир — Лигилью. Она не может считаться аналогом Кубка страны, так как в турнире участвуют, как правило, лишь 8 лучших команд страны. В Лигилье выявляются представители Уругвая в Кубке Либертадорес и в последние годы — в Южноамериканском кубке. Долгое время действующий чемпион Уругвая не имел прямой путёвки в Кубок Либертадорес и мог не попасть туда в случае неудачного выступления в Лигилье.

Помимо Пеньяроля и Насьоналя, к другим лидерам последних лет можно отнести почти все команды, которые когда-то выигрывали чемпионаты страны — «Дефенсор Спортинг», «Монтевидео Уондерерс», «Данубио», «Серро», «Сентраль Эспаньол», а также такие коллективы, как «Ливерпуль» и «Ривер Плейт» (оба коллектива со столь звучными названиями, разумеется, из Монтевидео).

См. также

• Ассоциация уругвайского футбола
• Сборная Уругвая по футболу
• Чемпионат Уругвая по футболу

Ссылки

• [www.auf.org.uy/ Сайт АУФ]  (исп.)
• [www.ofi.org.uy/ Сайт Организации Футбола Интериор]  (исп.)
• [www.tenfieldigital.com.uy/ Сайт об уругвайском футболе]  (исп.)
• [www.celeste-rus.ru/ Русскоязычный сайт об уругвайском футболе]  (рус.)

Отрывок, характеризующий Футбол в Уругвае

Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.

Французы приписывали пожар Москвы au patriotisme feroce de Rastopchine [дикому патриотизму Растопчина]; русские – изуверству французов. В сущности же, причин пожара Москвы в том смысле, чтобы отнести пожар этот на ответственность одного или несколько лиц, таких причин не было и не могло быть. Москва сгорела вследствие того, что она была поставлена в такие условия, при которых всякий деревянный город должен сгореть, независимо от того, имеются ли или не имеются в городе сто тридцать плохих пожарных труб. Москва должна была сгореть вследствие того, что из нее выехали жители, и так же неизбежно, как должна загореться куча стружек, на которую в продолжение нескольких дней будут сыпаться искры огня. Деревянный город, в котором при жителях владельцах домов и при полиции бывают летом почти каждый день пожары, не может не сгореть, когда в нем нет жителей, а живут войска, курящие трубки, раскладывающие костры на Сенатской площади из сенатских стульев и варящие себе есть два раза в день. Стоит в мирное время войскам расположиться на квартирах по деревням в известной местности, и количество пожаров в этой местности тотчас увеличивается. В какой же степени должна увеличиться вероятность пожаров в пустом деревянном городе, в котором расположится чужое войско? Le patriotisme feroce de Rastopchine и изуверство французов тут ни в чем не виноваты. Москва загорелась от трубок, от кухонь, от костров, от неряшливости неприятельских солдат, жителей – не хозяев домов. Ежели и были поджоги (что весьма сомнительно, потому что поджигать никому не было никакой причины, а, во всяком случае, хлопотливо и опасно), то поджоги нельзя принять за причину, так как без поджогов было бы то же самое.