Футбол на летних Олимпийских играх 1928
Футбол на летних Олимпийских играх 1928 нидерл. Voetbal op de Olympische Zomerspelen 1928 | |
---|---|
Подробности чемпионата | |
Место проведения | Нидерланды |
Города проведения | 3 |
Стадионы | 4 |
Сроки финального турнира | 27 — 13 июня 1928 года |
в финале | 17 |
Призовые места | |
Чемпион | Уругвай (2-й раз) |
Второе место | Аргентина |
Третье место | Италия |
Финал | Олимпийский стадион (Амстердам) |
Статистика чемпионата | |
Сыграно матчей | 22 |
Забито голов | 128 (5,82 за игру) |
Бомбардир(ы) | Доминго Тараскони (11 мячей) |
Лучший игрок | Хосе Насасси |
Хронология | |
Турнир по футболу на IX летних Олимпийских Играх в Амстердаме проходил с 27 мая по 13 июня 1928 года. В нём принимали участие мужские сборные 17 стран, 10 из которых представляли Европу, 3 — Южную Америку. Поскольку в то время ещё не существовал чемпионат мира по футболу, именно на Олимпийских играх определялась сильнейшая сборная мира. Победителем во второй раз подряд стала сборная Уругвая, обыгравшая в упорном двухматчевом финале своих извечных соперников — Аргентину.
26 мая, за день до сначала турнира, на Конгрессе ФИФА в Амстердаме было принято решение организовать чемпионаты мира с 1930 года. Во многом великолепное двойное олимпийское чемпионство 1920-х годов в итоге оказало влияние на последующее решение провести первый в истории чемпионат мира в Монтевидео.
Содержание
Участники
- Аргентина
- Бельгия
- Португалия
- Германия
- Египет
- Испания
- Италия
- Люксембург
- Мексика
- Нидерланды
- США
- Турция
- Уругвай
- Франция
- Чили
- Швейцария
- Королевство СХС
Составы
Результаты
Предварительный этап
- Португалия - Чили - 4:2
1/8 финала
- Бельгия - Люксембург - 5:3
- Германия - Швейцария - 4:0
- Египет - Турция - 7:1
- Италия - Франция - 4:3
- Португалия - Королевство СХС - 2:1
- Аргентина - США - 11:2
- Испания - Мексика - 7:1
- Нидерланды - Уругвай - 0:2
1/4 финала
- Италия - Испания - 1:1
- Италия - Испания - 7:1
- Аргентина - Бельгия - 6:3
- Уругвай - Германия - 4:1
- Египет - Португалия - 2:1
1/2 финала
- Аргентина - Египет - 6:0
- Италия - Уругвай - 2:3
Матч за 3 место
- Италия - Египет - 11:3
Финал
- Уругвай - Аргентина - 1:1
- Уругвай - Аргентина - 2:1
Утешительный турнир
Результаты утешительного турнира были приняты ФИФА, но в отчёт игр эти матчи не записаны.[1]
1-й этап
- Нидерланды - Бельгия - 3:1
- Чили - Мексика - 3:1
Финал
- Нидерланды - Чили - 2:2
- Примечание. По жребию, победа в утешительном турнире досталась Нидерландам.
Призёры
Бомбардиры
Напишите отзыв о статье "Футбол на летних Олимпийских играх 1928"
Примечания
- ↑ [www.sports-reference.com/olympics/summer/1928/FTB/mens-football.html Football at the 1928 Amsterdam Summer Games: Men's Football]. Sports Reference LLC. Проверено 18 декабря 2013.
Ссылки
- [www.fifa.com/tournaments/archive/tournament=512/edition=197029/overview.html Страница на официальном сайте FIFA] (англ.)
- [kicker.com.ua/index.php/olympic-games/1928 Футбольный турнир на Олимпийских играх 1928 ] (рус.)
Сборная Уругвая — Олимпийские игры 1928 — чемпион
| ||
---|---|---|
вр Масали • вр Батиньяни • защ Ариспе • защ Насасси (к) • защ Канавеси • защ Техера • защ Л.Фернандес • защ Хестидо • пз Андраде • пз Э.Мартинес • пз Мелоньо • нап Арремон • нап Борхас • нап Камполо • нап Кастро • нап Петроне • нап Пирис • нап Сеа • нап Скароне • нап С.Урдинаран • нап Фигероа • нап Ансельмо • нап Бартибас • Тренер Примо Джанотти |
|
|
Это заготовка статьи о футболе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Это заготовка статьи об Олимпийских играх. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Футбол на летних Олимпийских играх 1928
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.