Фу Лэй
| Фу Лэй | |
| кит. 傅雷 | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
поселок Наньхуэй, район Пудун, Шанхай, Цзянсу, Империя Цин |
| Дата смерти: |
3 сентября 1966 (58 лет) |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Фу Пэнфэй |
| Мать: |
Ян Сюцюань |
| Супруга: |
Чжу Мэйфу (род. 20 февраля 1913) |
| Дети: |
сын Фу Цун |
Фу Лэй (кит. 傅雷, псевдоним Нуань (кит. 怒庵), 1908—1966) — известный китайский переводчик, писатель, педагог и художественный критик. Свои первые исследования начал проводить во время обучения в 1928—1932 годах в Парижском университете. После своего возвращения в Китай, он преподавал в Шанхае и работал в качестве журналиста и критика искусства, пока не взялся переводить. Он перевел ряд французских работ, в том числе известные произведения Бальзака, Ромена Роллана, Вольтера. Он разработал свой собственный стиль, «Фу Лэй стиль», и свою собственную теорию по переводу. Фу Лэй был известной жертвой Культурной революции, по этой причине он со своей женой совершили самоубийство, повесившись у себя дома. Его письма к сыну Фу Цуну, всемирно известному пианисту, были опубликованы после смерти Фу Лэя и являются бестселлером в Китае и по сей день.
Биография
Фу Лэй родился 7 апреля 1908 года в поселке Наньхуэй, провинция Цзянсу, (ныне Шанхай). В 1912 году, когда его отца, Фу Пэнфэя, убили, Фу Лэя воспитывала мать. В 1920 году (в 12 лет) поступил в местную среднюю школу, а на следующий год был принят в городскую, в 1924 году был исключен за критику религии, и в том же году поступил в лицей. В 1925—1926 годах участвовал в движении «Сюэфа». В 1928 году Фу Лэй, изучая теорию искусства, проводил исследования в Парижском университете. Изучал Ромена Роллана и французскую музыку.
В 1931 году Фу Лэй вернулся в Китай и начал преподавать в Шанхайском художественном училище (бывшая Шанхайская консерватория). Преподавал историю искусства, стремился заниматься переводом французской литературы и её распространением. В следующем году с Пан Сюньцинем и Ни Идэ сформировал объединение Цзюэ Лань Шэ (决澜社). Во время японо-китайской войны оставался в Шанхае, а затем принимал участие в Китайской ассоциации по содействию демократии.
В декабре 1958 года работал в Польше, затем бежал в Великобританию. В конце августа 1966 года, Фу Лэя четыре дня и три ночи пытали красногвардейцы, имея на него «антипартийные улики». Утром 3 сентября Фу Лэй и его жена Чжу Мэйфу были найдены мертвыми в своем доме. Причиной смерти явилось самоубийство посредством повешения.[1] После смерти гробница, в которой находился прах Фу Лэя была разрушена Культурной революцией, но в конечном итоге, урна была сохранена.[2]
Фу Лэй известен переводами работ таких авторов, как Оноре де Бальзак, Проспер Мериме, Ромен Роллан, Вольтер, Ипполит Тэн, Бертран Рассел, Филипп Супо. Кроме того он и сам известен как автор многих работ о искусстве, литературе и опыте перевода. Среди прочих работ Фу Лэя выделяется «Фу Лэй Цзяшу» (кит. 傅雷家书, Переписка Фу Лэя), являющаяся бестселлером в Китае и по сей день.
Напишите отзыв о статье "Фу Лэй"
Примечания
- ↑ Се Юн «中國現代知識份子的困境». 2008: стр. 30, 54. ISBN 9789862210253.
- ↑ Вэй Шаочан. 晚淸四大小說家. 臺灣商務印書館. 1993: стр. 100. ISBN 9789570507324
Ссылки
«[baike.baidu.com/view/39180.htm 傅雷]» на сайте Байдупедии.
Отрывок, характеризующий Фу Лэй
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
