Фэйрун

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фаэрун (англ. Faerûn) — вымышленный субконтинент, являющийся основным сеттингом в DnD вселенной Забытые Королевства. Это — западная часть безымянного континента, напоминающего нашу Евразию. Он расположен на планете Торил (более точно — Абейр-Торил), и кроме Фэйруна этот суперконтинент включает в себя Кара-Тур (аналог Дальнего Востока и Китая) и Закхару (мир арабских сказок и обширных пустынь, аналог Среднего Востока). За океаном на Западе находится другой континент — Мацтика, родина ацтекоподобной цивилизации, доколумбовая Америка, аналог Месоамерики. Также под Фэйруном находится обширная сеть подземных туннелей, называемая Подземье.





Общая характеристика

Экономически и технологически Фаэрун сопоставим с Западной Европой в период Позднего Средневековья. Порох, известный здесь как дымной порошок, уже известен, но по своему составу он отличается от своего исторического прародителя. Он начинает обретать популярность, но все-таки в большей части вооружения по-прежнему доминирует оружие, существовавшее до пороха, такое как мечи, копья, луки и т. п. Большинство населения Фаэруна состоит из фермеров, которые живут довольно свободно в полуфеодальной системе. Есть также ряд крупных городов, а торговля между странами является распространенной, как в эпоху Возрождения. Однако еще сохранились и варварские племена, где властвуют традиции.

В мире Фаэруна существует несколько расовых пантеонов, которым поклоняются жители того или иного географического региона или целая раса. Вера охватывает широкий круг этических убеждений и интересов.

На просторах Фаэрунского континента развернули свою деятельность сотни гильдий, культов, орденов и тайных обществ. Некоторые из них собрались, чтобы вести войну против зла, дав клятвы служить добру, подобно тем, что дают паладины. Но большинство организаций состоят из богатых, жадных до власти, и часто жестоких людей, заинтересованных лишь в воплощении своих грязных планов.

Постоянные организации стандартны, но в Королевствах это может означать многое. В большинстве случаев такие организации имеют единственного лидера. В этом случае ясно, кто отвечает за их действия. Обычно постоянная организация также имеет штаб или замок, построенный силами самой гильдии, или город, в котором живут все её члены. Гильдия без постоянного штаба почти всегда имеет средства передвижения, и, прибывая на место задания, её члены встают большим лагерем.

География

Безымянный континент включает в себя территории, идентичные земным: Европе, западной Азии и большей части Африки. Помимо внешней береговой линии на западе и юге, одной из основных деталей континента является Море Упавших Звёзд. Это непостоянное внутреннее море, которое сохраняет внутренние земли плодородными, и служит основным торговым маршрутом для граничащих государств.

Также следует упомянуть Шаар — широкую равнину на юге, которая, вместе с Озером Пара, отделяет области вокруг внутреннего моря от прибрежных народов на южном краю континента. На востоке Фэйрун граничит с обширной степью Кара-Тура, а на севере с массивными ледниками (Пелверия и Регед) и тундрой. На юге континента, отделённые Великим Морем лежат субтропические земли Захары.

На континенте расположены следующие географические и политические регионы:

Важные регионы

Побережье Мечей

Основная статья: Побережье Мечей

Побережье Мечей (Swords Coast) - северо-западное побережье Фэйруна, к востоку от Моря Мечей. Называется так по клиновидной форме, которую этот регион образует, зажатый между Морем Мечей на западе и Хребтом Мира на севере. На юге Побережье граничит с пустынями Калимшана. Побережье Мечей составляет большую часть запада и северо-запада Забытых Королевств.

Основная часть населения побережья живет в крупных городах-государствах, таких как основные морские порты Лускан, Глубоководье, Невервинтер, Аткатла и Врата Балдура. Эти города преимущественно населены людьми, как и Амн, и Десять Городов Долины Ледяного Ветра. Дальше от побережья, в отрогах Хребта Мира находятся поселения дварфов, такие как Мирабар и Адбар. В то время как портовые города живут преимущественной торговлей и рыбной ловлей, поселения дварфов являются основным источником руды и драгоценных камней для региона.

Побережье Мечей и его города-государства являются основной ареной большинства книг и компьютерных игр по сеттингу Forgotten Realms.

Долина Ледяного Ветра

Основная статья: Долина Ледяного Ветра

Расположенная на крайнем северо-западе Фэйруна, эта долина отделена Хребтом Мира и морем от Побережья Мечей, с которым соединяется небольшим проходом у отрогов гор. Эта страна представляет собой бескрайнюю заснеженную тундру, ограниченную с востока Регхедским Ледником. В долине находится Десять Городов, большинство из которых построено на берегах двух озер, богатых Костяной форелью, рыбой поделки из кости которой являются основным источником дохода Долины. Столица людей Десяти Городов — Брин-Шандер, единственный город, стоящий вдалеке от берегов. К северу, в тундре, обитают дикие и воинственные варвары Долины, а также племена йети, гоблинов и огров.

Земли Орды

Земли Орды (Hordelands) — огромная степь на северо-востоке Фэйруна, отделяющая его от Кара-Тура. Известна также, как Бескрайняя Пустошь (Endless Waste). Превосходит по своим размерам даже Шаар на юге и Поля Мёртвых на западе. Граничит с Ял-Тенги на севере, Нарфеллом, Рашеменом и Тэем на западе, Мургомом, Семфаром, и массивной, Гималаи-подобной горной грядой, Йехимал, на юге, и королевством Шу Ланг на востоке. Населена монголо-подобными Туйганцами и другими варварскими племенами.

Подземье

Основная статья: Подземье

Подземье, или Андердарк, расположено глубоко под почвой Забытых Королевств. Это мир пещер, тоннелей и залов, никогда не видевших солнечного света. Пещеры Андердарка населены различными народами, приспособившимися к жизни под землей, многие из них от природы умеют видеть в инфра-красном спектре, что народам Поверхности дается только с помощью заклинаний. Среди самых распространенных обитателей Подземья - тёмные эльфы дроу, иллитиды, наблюдатели, гоблины, различные роды гномов и дварфов (свирфнеблины, дуэргары, пичи и др). Большинство этих народов придерживается злых и хаотических мировоззрений, и враждуют с обитателями поверхности, хотя изредка заключают союзы друг с другом. В Андердарке находятся крупные города дроу, такие как Мензоберранзан и Чед-Насад.

Сембия

Сембия (Sembia) — богатая купеческая республика, в центре Фэйруна, вытянувшаяся вдоль северо-западного берега Моря Упавших Звёзд, между Кормиром на западе, Лунным морем на востоке и пустыней Анаурок на севере. Населена преимущественно людьми, однако немалую часть составляют эльфы и полурослики. Правитель Сембии — Верховный мастер, избираемый раз в 7 лет, правит в столице государства, Ордулине.

Кормир

Кормир (Cormyr) — могучее человеческое королевство, на севере Фэйруна, лежащее вдоль северных берегов Моря Упавших Звёзд, между Озером Драконов и пустыней Анаурок. Кормир также называют Лесной Страной или Землей Пурпурного Дракона. Это богатое королевство, его южные, восточные и северо-восточные регионы заселены фермерами, предлагающими избытки урожая на продажу; центральные регионы до сих пор заполнены лесом, богатым древесиной и дичью. Также, Кормир имеет важное стратегическое положение, располагаясь на торговых путях ведущих от городов Лунного моря, на север; к востоку расположены Долины; под боком находится Внутреннее Море (с двумя важными портами Сузайлом, столицей Кормира, и Марсембером); недалеко лежат и земли севера, запада, северо-запада и юга, в особенности богатые города-государства и королевства Побережья Мечей. Кормир является государством, с наследной монархией, и управляется королём и избираемыми им городскими лордами.

Калимшан

Калимшан (англ. Calimshan) — одно из древнейших государств Фэйруна, расположенное в юго-западной части Фэйруна на берегах Сияющего и Бескрайнего морей. Государство было основано в −7800 году джинном по имени Калим, но многие тысячелетия после этого Калимшан был империей людей, имевшей значительное влияние на весь регион. В результате Магической чумы джинн Калим и его враг ифрит Мемнон вернулись в Калимшан, а их последователи-генаси захватили власть в стране, обратив всё местное население в рабство. В настоящее время в регионе идёт борьба — сторонникам Калима принадлежит южный город Калимпорт, некогда столица империи, сторонники Мемнона обосновались в северном городе, названном его именем. В восточной части Калимшана находится город Альмрайвен, контроль над которым удалось удержать человеческим магам. В центре Калимшана раскинулась огромная пустыня Калим, образовавшаяся в результате опустошительных битв между армиями джинна и ифрита несколько тысячелетий назад. Северную границу региона формирует горная гряда, где живут орки и огры, совершающие регулярные набеги на шахты Мемнона.

Островные королевства

Великие островные королевства западных морей имеют немного дел друг с другом. Но в этом отношении они имеют много дел с остальной частью Фаэруна. Каждое из них имеет свой собственный народ, историю и жизненный путь, в пределах от магической мощи, окружающей Эльвен Корт на Эвермите, до зверских налётчиков Островов Нелантер.

Эвермит

Изначально населенный солнечными эльфами Эвермит — ныне убежище Эльфийского Двора, ушедшего с Фаэруна. Лунные эльфы, солнечные эльфы и некоторые лесные эльфы последовали за королевой Эмлараэль, когда она переместила центр эльфийской жизни из своего старого дома в лесу Кормантор. Эвермит — защищённое место, удалённое от человеческих центров власти типа Кормира и Жентил Кипа. Магическое королевство эльфов находится в восемнадцати сотнях миль на запад от Фаэруна в Бесследном Море. Эльфийская высокая магия, морские эльфы, бдительные волшебники и мощный флот охраняют остров. Немногие подходят к Эвермиту, кроме тех, кто уже является гостем эльфов.

Лантан

«Здесь поклоняются Гонду и остерегаются магии» — эту фразу из рассказов про Лантан слышал практически каждый житель Фаэруна. Немногие располагают большей информацией, кроме распространенных слухов о том, что Лантан — это необычное и опасное место, где обычное колдовство меркнет по сравнение с механическими машинами и инфернальными устройствами. Жители острова преуспели в нахождении технических решений проблем, которые в Фаэруне обычно решают при помощи магии. Полные веры в Гонда лантанийцы возделывают землю, мастерят вещи и неустанно экспериментируют. Лантанийские изобретатели постоянно создают «маленькие чудеса» во славу Гонда, и иногда продают или обменивают их на стекло, уголь и другие материалы.

Некоторые изобретения с Лантана, такие как: подвеска для повозок, секционные колёса, самозаполняющиеся масляные лампы, которые работают до тех пор пока в канистре есть масло, светолучевые и веревочные устройства, шарниры, часовые механизмы, замки, специальные механические иглы, смазанные ядом, служащие защитой от воров — стали популярными на континентальном Фаэруне. На Лантане были также изобретены ветровые веера, складывающееся оружие, а также высокоточные инструменты.

Острова Муншае

Холодная группа скалистых островов, скрытых туманами и глухими лесами и усеянных тварями, трясинами и словно вырывающимися из земли горами, Острова Муншае поделены двумя доминирующими расами человеческого народа. Северная часть островов — во власти мореплавателей-северян, происходящих от налётчиков Руатима. Более темноволосая и темнокожая человеческая раса, известная как Ффолки — давние жители островов, владеюющие южной частью Муншае. Ффолки создали дюжину мелких королевств, управляемых Высокой Королевой.

Острова Нелантер

Острова Нелантер — широко рассеянная цепь из почти тысячи островов, разбрызнутых от Амна в Бесследное Море. Больше половины островов не имеют источников пресной воды и непригодны для жизни, нередко становясь местом гибели кораблей на своих рифах. Сотни островов, имеющих питьевую воду и способные поддерживать жизнь, захвачены морскими пиратами, разбойничающими на морских путях между Амном, Калимшаном, Побережьем Меча и Островами Муншае. Кроме своей зависимости от насилия и воровства, Нелантер имеет удивительно немного общего с Пиратскими Островами Побережья Дракона. На Пиратских Островах преобладают люди, в то время как пираты Нелантера — нелюди типа орков, лизардфолков, огров и минотавров. Различные расы и фракции пиратов Нелантера воюют между собой также часто, как и с другими.

Нимбрал

Нимбрал Морской Приют — легендарная и редко посещаемая земля, которая находится далеко от западного побережья Фаэруна, к юго-западу от Лантана. Это маленькое царство гор, высоких лугов и глубоких зелёных лесов. Маленькие фермы и украшенные шпилями замки в стиле фейри разбросаны по сельской местности. Маленькие прибрежные города служат рыбацкими портами и доками для нечастых посетителей. Многие полагают, что эта земля — просто легенда. Затворнический народ Нимбрала имеет заслуженную репутацию великих волшебников. Анклав прилежных, сосредоточенных на себе и чрезвычайно мощных архимагов, называемых Лордами Нимбрала, управляют этим местом. Лорды держатся сами по себе и разделяют время между правлением и магическими исследованиями. Предполагают, что есть более двух дюжин этих лордов и д.жина учеников, все вместе они образуют дружное, лояльное семейство. Они ревностно охраняют свои тайны, опасаясь нападений таких групп как «Красные Волшебники», «Тайное Братство», «Культ Дракона» и «Искривлённая Руна».

Народы

Фаэрун является домом для ряда нечеловеческих существ различной степени цивилизованности: среди них различные расы дварфов, гномов, халфлингов и эльфов, а также гоблинов, орков, ящеров, гигантов и даже драконов.

Летоисчисления в Королевствах

  • Летоисчисление Долин (DR): Нулевым годом в этом летоисчислении, считается год, в котором эльфийские правители разрешили людям заселять более просторные лесные регионы. Данное описание Королевств примерно соответствует 1367 DR.
  • Летоисчисление Кормира (CR): Кормирское летоисчисление начинается в год основания династии Обарскир, которая до сих пор правит этой землей. Это описание соответствует 1342 CR. Эта 25 летнаяя разница между Кормирским летоисчислениеми и летоисчислением Долин вызвала некоторую неразбериху. Многие календари используют DR летоисчисление, но основание Кормира относят к первому году, вместо двадцать шестого. Этот факт вполне объясним, так как эти системы были придуманы двумя близкими народами, но эта неточность зачастую приводила к тому, что многие опытные маги буквально бились головой об стол, пытаясь разгадать эту “загадку".
  • Летоисчисление Уотердипа (NR): Это летоисчисление используется в Уотердипе. Отсчет начинается с того года, когда Ахгхайрон стал первым лордом Уотердипа. Это описание Королевств соответствует 335 NR. Существует еще и более архаичная система - Waterdeep Years (WY). В настоящее время она практически не используется, её можно встретить только в древних текстах. Это описание соответствует 2455 WY.
  • Годы Драконов (DY). В этом древнем летоисчислении используется двухсотлетний цикл (поколение дракона), каждый цикл имеет свой цвет, а 10 циклов составляют двухтысячелетний цикл названный по типу дракона. Это летоисчисление практически забыто, так что никто не сможет с уверенностью сказать какой сейчас год: 145 или 147 взрослого красного дракона.

Напишите отзыв о статье "Фэйрун"

Ссылки

  • [www.otherrealm.net/other_html/campaigns/ История Фэйруна] от предыстории до 768 года DR
  • [fr.dungeons.ru// fr.dungeons.ru] подробная информация по странам, расам, богам и персоналиям Фейруна (в соответствии с 3 - 3,5 редакцией правил)
  • [wiki.aerie.ru/index.php?title=Фаэрун Раздел про Фаэрун на Aerie-Wiki]
Фэйрун
Города
Игры
Расы
Организации
Персонажи
Божества

Отрывок, характеризующий Фэйрун

Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Фэйрун&oldid=76546447»