Фэрбэнк, Джон Кинг

Джон Кинг Фэрбэнк
англ. John King Fairbank, кит. 費正清
Дата рождения:	24 мая 1907(1907-05-24)
Место рождения:	Гурон, Южная Дакота
Дата смерти:	14 сентября 1991(1991-09-14) (84 года)
Место смерти:	Кембридж, Массачусетс
Страна:	США
Научная сфера:	синология
Альма-матер:	Университет Висконсина–Мэдисона, Гарвардский университет, Оксфордский университет
Известные ученики:	Джозеф Левенсон, Бенджамин Шварц, Джозеф Флетчер, Пол Коэн, Филипп Кун, Эдвард Дрейер, Артур Райт, Мэри Райт
Награды и премии:	Стипендия Родса (1929)

Джон Кинг Фэрбэнк (англ. John King Fairbank, кит. трад. 費正清, упр. 费正清, пиньинь: Fèi Zhèngqīng; 24 мая 1907, Гурон, Южная Дакота — 14 сентября 1991, Кембридж, Массачусетс) — один из крупнейших американских синологов XX века, зачинатель многих научных направлений, переводчик, историк.

Биография и научная деятельность

Окончил университет Висконсина (Мэдисон), Гарвардский университет и Бэллиольский колледж Оксфордского университета. Учёную степень получил в 1929 г. по совокупности трудов, удостоен стипендии Сесиля Родса за работы по истории Британской империи. В Оксфорде он узнал, что императорские архивы династии Цин открыты республиканским правительством, и принял решение отправиться в Китай искать материалы для докторской диссертации. В Пекине в 1932 г. он поступил в университет Цинхуа, где работал под руководством известного китайского историка Цзян Тинфу (蔣廷黻, 1895—1965); в Цинхуа же он приобрел и свой первый преподавательский опыт, читая китайским студентам курсы о эпохе Возрождения и о экономической истории.

Докторской степени удостоен в Оксфорде в 1936 г. за работу о политике Британской империи в Китае. (Годы спустя, он опубликовал расширенную версию своей диссертации как двухтомник «Торговля и дипломатия на берегах Китая: открытие китайских портов, 1842—1854 гг», Trade and Diplomacy on the China Coast: The Opening of the Treaty Ports, 1842—1854). Позднее Вернулся в Гарвард, решив посвятить жизнь преподаванию.

После начала войны на Тихом океане в 1941 г. был призван на службу в OSS, работал также в United States Office of War Information (до 1946). В качестве обозревателя посетил во время войны Чунцин — временную столицу Китая, где был поражён масштабами коррупции гоминьдановского режима. Крайне негативное впечатление произвёл на него и Чан Кайши.

После войны вернулся в Гарвард. В 1949 г. Фэрбэнк заявил во время дебатов, что поражение националистов в гражданской войне в Китае было закономерным, в силу чего подвергся нападкам как «сочувствующий коммунистам». В 1952 г. предстал перед сенатской комиссией по расследованию антиамериканской деятельности. Интересно, что в это же время китайские друзья Фэрбэнка — Фэй Сяотун (1910—2005) и Чэнь Ханьшэн (1897—2004) подверглись преследованиям в Китае за «проамериканский образ мыслей».

Впрочем, судебные дела не мешали его академической карьере в Гарварде, где, в частности, он вёл курс языка китайских деловых документов эпохи Цин. Многие научные труды Фэрбэнка становились бестселлерами, как, например, книга 1948 г. The United States and China, переведённая на многие языки и регулярно переиздающаяся. В 1953 г. Фэрбэнк издал свою докторскую диссертацию Trade and Diplomacy on the China Coast. В Гарварде Фэрбэнк подготовил плеяду историков и политологов — специалистов по Китаю. Фэрбэнк основал Центр Восточноазиатских исследований и был его президентом в 1955—1973 гг. С 1977 г. центр носит его имя.

В 1966 г. в кооперации с кембриджским синологом Дэнисом Твитчеттом начал проект издания фундаментальной «Кембриджской истории Китая». Первоначально они рассчитывали описать всю историю Китая в шести томах, но в настоящее время издано уже 15. Фэрбэнк написал ряд материалов для томов 10 — 15 и редактировал отделы истории Китая после 1800 г. Последний том вышел в свет уже после его кончины.

Последней книгой Фэрбенка стал «Китай: новый взгляд на историю» (China: A New History). Символично, что он умер, вернувшись из издательства, куда относил рукопись этой книги.

Был женат на Вильме Кеннон, дочери американского психофизиолога Уолтера Кеннона.

Теоретические взгляды

Знание истории и культуры Китая считал абсолютно необходимым для осуществления политики США. Главное направление исследований Фэрбэнка — осуществление модернизации Китая. Считал китайскую цивилизацию «невосприимчивой» к современному миру. В конце 1940-х гг. пришёл к выводу, что успех марксизма в Китае порождён внутренними причинами, а не инспирирован Москвой.

Фэрбэнк не принимал общих теорий в качестве методологической основы исследования, считая это прерогативой социологии. Любые теории он считал только инструментом конструирования моделей, цель которых — группировка фактов.

Имперский Китай Фэрбэнк рассматривал как «аграрно-бюрократическое государство». Полагал, что в VIII—XIII вв. Китай пережил «коммерческую революцию». Несопоставимость её результатов с европейскими считал следствием общественного устройства: в Европе феодализм не мог приспособиться к капиталистической экономике, что приводило к революциям, в Китае же имперская бюрократия использовала любые изменения на пользу себе. Стабильность общественно-политической системы Китая рассматривал в рамках теории «изменения в пределах традиции»: идеальные образцы для китайцев существовали в далёком прошлом и потому отсутствовал идеал прогресса.

Сущность мировой истории видел в развитии мировой цивилизации, колыбелью которой является Европа.

Любопытные факты

• В мемуарах 1982 г. Фэрбэнк называет семью Лян Сычэна 梁思成 лучшими друзьями своей семьи (Chinabound: a Fifty-Year Memoir, Harper Colophon Books, NY 1983, стр. 104).
• Мать Дж. К. Фэрбэнка, Лорена Кинг, умерла в 105 лет (1874-1979), когда учёному было 72 года (там же, стр. 7).

Важнейшие работы

• Trade and Diplomacy on the China Coast: The Opening of the Treaty Ports, 1842—1854. 2 vols. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1953.
• «Patterns Behind the Tientsin Massacre.» Harvard Journal of Asiatic Studies 20, no. 3/4 (1957): 480—511.
• Ch’ing Administration: Three Studies. (with Têng Ssu-yü) Harvard-Yenching Institute Studies, V. 19. Cambridge: Harvard University Press, 1960.
• Chinabound: a fifty-year memoir. New York : Harper & Row, 1982.
• The United States and China. 4th, enl. ed. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1983.
• China: A New History. (with Merle Goldman) Enl. ed. Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 1992.

Библиография и ссылки

• Evans, Paul M. John Fairbank and the American Understanding of Modern China. New York: B. Blackwell, 1988.
• Paul A. Cohen Merle Goldman, eds., Fairbank Remembered (Cambridge, Mass.: Published by the John K. Fairbank Center for East Asian Research Harvard University : Distributed by Harvard University Press, 1992). Brief reminiscences by students, colleagues, friends, and family.
• [www.fas.harvard.edu/~fairbank/about/john_bio.html Harvard biography]
• [www.historians.org/info/AHA_History/jkfairbankbibliography.htm Bibliography]
• [uschina.usc.edu/(A(ZOZyaTS3yAEkAAAAMDgyOWYxMWItY2RkOC00OWNkLWJhYmQtMjMxODliMjkxZTgyxyKSalt45jN7wsstLHTk-csBXyw1)S(cntzycnstjysuz45rlb5ro45))/ShowFeature.aspx?articleID=882 John King Fairbank: Present at the Creation]
• Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994. С. 365—366.

Отрывок, характеризующий Фэрбэнк, Джон Кинг

«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.