Фирд

Фирд (фюрд; англо-сакс.: fyrd) — национальное ополчение в англосаксонской Британии, представляющее собой армию, созываемую королём из свободных землевладельцев для защиты территории страны от внешней агрессии.

Источники по принципам формирования или военным качествам англосаксонского ополчения крайне скудны. Очевидно, на ранних этапах существования англосаксонских королевств служба в фирде была обязательна для каждого свободного землевладельца, которые тогда составляли подавляющее большинство населения страны. Общим принципом, вероятно, было выставление в ополчение одного солдата с каждой гайды. Первое упоминание о таком способе комплектования фирда содержится в законах короля Уэссекса Ине, датируемых 694 годом. С течением времени, однако, стало очевидной недостаточность продуктивности гайды земли для содержания хорошо вооружённого воина. Поэтому уже в VIII веке начинается переход к выборочному принципу комплектования фирда. Так в 799 году король Мерсии Кенвульф пожаловал одному из своих сподвижников земли в размере 30 гайд с обязанностью выставления в фирд всего 5 человек. В дальнейшем, по-видимому, правило набора в фирд одного человека от каждых 5 гайд стало общепринятым, о чём свидетельствует «Книга Страшного суда» 1086 года, созданная уже после нормандского завоевания.

В составе вооружённых сил первых англосаксонских королевств фирд играл, вероятно, главную роль. Однако постепенно ядром национальных войск становилась королевская дружина, лучше обученная и экипированная. Тем не менее фирд сохранял достаточно большое значение до конца англосаксонского периода истории Британии. Воины фирда были относительно хорошо вооружены, включая мечи и щиты, однако им не доставало опыта и знания современных методов ведения военных действий. В англосаксонской Британии почти не использовалась кавалерия и лучники, а также крепость как средство контроля и защиты определённой территории. Кроме того, очевидно, что фирд использовался исключительно для отражения внешней агрессии и не был приспособлен для наступательных действий. Воины фирда практически никогда не призывались на службу вне территории своего графства. Все эти факторы ослабляли мощь фирда при столкновении с действительно сильным противником и способствовали громким поражениям англосаксонских войск сначала от датских викингов, а в 1066 году от армии Вильгельма Завоевателя.

В Скандинавии

В средневековой Скандинавии аналогичное фирду ополчение называлось лейданг (др.-сканд. leiðangr, норв. leidang, швед. ledung, дат. leding, лат. expeditio, англ. lething). Основной задачей лейданга являлось организация флотилий для защиты побережья, военной поддержке и принуждения к торговле, а также викингским рейдам. В обычных условиях лейданг организовывался на два-три летних месяца. Все свободные мужчины были обязаны принять в нем участие или пожертвовать на его содержание. Только часть флотилии лейданга участвовала в рейдах.

Главной единицей лейданга был скипрейд (др.-сканд. skipreiða, швед. roslag, дат. skipæn) — команда корабля, которая строила и полностью снаряжала драккар определенного размера. Законы Гулатинга регламентировали вооружение каждого воина лейданга.

В XII—XIII веках лейданг стали заменять соответствующим налогом, который платили все свободные фермеры (карлы).

Ссылки

• [britanniae.ru/reconstr/asthegnes/asthegnes_text3.htm Набор и формирование войска в англосаксонской Британии]

Литература

• Гуревич А. Я. Английское крестьянство в X — начале XI вв. — Средние века. — вып. IX. — М., 1957
• Соколова М. Н. Свободная община и процесс закрепощения крестьян в Кенте и Уэссексе в VII—X вв. — Средние века. — вып. VI. — М., 1955.
• Hollister C. W. Anglo-Saxon Military Institutions. — Oxford, 1962.
• Stenton, F. Anglo-Saxon England. Oxford, 1973

Отрывок, характеризующий Фирд

Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.