Фюретьер, Антуан

Антуан Фюретьер
фр. Antoine Furetière
Дата рождения:	28 декабря 1619(1619-12-28)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	14 мая 1688(1688-05-14) (68 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Язык произведений:	французский

Антуа́н Фюретье́р (фр. Antoine Furetière; 28 декабря 1619, Париж — 14 мая 1688, Париж) — французский писатель и лексикограф XVII века.

Биография и творчество

Фюретьер был родом из небогатой буржуазной семьи. Учился юриспруденции, глубоко освоил античную культуру. В 1645 получил должность адвоката и эконома парижского аббатства Сен-Жермен-де-Пре. Затем стал клириком, назначен настоятелем аббатства Шаливуа (близ Буржа). В 1653 г. опубликовал стихотворный полемический трактат «Путешествие Меркурия» (Le Voyage de Mercure); в 1655 г. — сборник «Различных стихотворений» (Poesies diverses), где доминировал жанр сатиры. Интересным документом литературной борьбы XVII века является «Аллегорическая повесть, или История недавних смут в королевстве Красноречия» (Nouvelle allegorique, ou Histoire des derniers troubles arrives au Royaume d’Eloquence, 1658).

В 1662 избран членом Французской Академии (кресло № 31); в 1684 г. началась его многолетняя борьба с Академией вокруг проекта Словаря французского языка. Фюретьер решил самостоятельно выпустить такой словарь, хотя в 1674 г. Академия получила на него привилегию. Обвинённый в плагиате, Фюретьер в 1685 г. был исключён из Академии. Составленный им «Всеобщий словарь, содержащий все слова французского языка, как старинные, так и новые» (Dictionnaire universel, contenant tous les mots francais, tant vieux que modernes) вышел лишь посмертно, в 1690 г.

Le Roman bourgeois

Но наиболее известным сочинением Фюретьера следует считать всё-таки не «Всеобщий словарь», а «Le Roman bourgeois» (1666; по-русски название романа переводят то как «Буржуазный роман», то как «Мещанский роман»). Он вышел в эпоху увлечения прециозной литературой и был полемически заострён против неё. Вслед за Сорелем Фюретьер представил яркую картину парижской жизни XVII века, причём взаимоотношения героев явно пародируют ситуации романов д’Юрфе и Скюдери, а также «Амадиса Гальского». Начало книги представляет собой пародию на зачин «Энеиды» Вергилия. Действие романа замыкается родным кварталом Фюретьера (между островом Сите и Горой Женевьевы), а его герои в первую очередь буржуа. По существу, роман представляет собой бурлескную трансформацию темы любовного поиска.

Роман не снискал никакого успеха у читателей XVII века, так как Фюретьер сознательно нарушил все мыслимые повествовательные законы прозы своего времени — исключая разве что аллюзии на реальных лиц: Сорель выведен под прозрачным анаграмматическим именем Шарозель, а Скюдери — под именем Полиматии. Несмотря на это, книга не могла привлечь ни аристократическую публику (презиравшую буржуазные нравы), ни буржуазную (изображённую Фюретьером весьма нелестно).

Библиография

• Gégou F. Antoine Furetière, abbé de Chalivoy, ou la chute d’un immortel. — P.: 1962.
• Vialet M. Triomphe de l’iconoclaste. Le Roman bourgeois et les lois de la coherence romanesque. — P.: 1989.
• Rey A. Antoine Furetière. Un précurseur des Lumières sous Louis XIV. — P.: 2006. ISBN 978-2-213-63025-0.
• Алексеев М. П. Бытовой реализм // История французской литературы. Т. 1. М.-Л.: 1946. — С. 399—404.

Электронные ресурсы

• [fr.wikisource.org/wiki/Dictionnaire_d'Antoine_Fureti%C3%A8re_(1684-1725) «Всеобщий словарь» (текст)]
• [gallica.bnf.fr/ Произведения Антуана Фюретьера во французской электронной библиотеке «Gallica»]

Отрывок, характеризующий Фюретьер, Антуан

В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.