Фюрнберг, Луи

Луи Фюрнберг

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Луи́ Фю́рнберг (нем. Louis Fürnberg; 24 мая 1909, Йиглава — 23 июня 1957, Веймар) — чешский и немецкий писатель, поэт и журналист, композитор и дипломат. Автор «Песни партии», долгие годы служившей гимном Социалистической единой партии Германии.

Биография

Родом из семьи моравских текстильных промышленников еврейского происхождения, Луи провёл детство и юность в Карловых Варах. По окончании гимназии по желанию отца учился там же на одной из фарфоровых фабрик на художника-керамиста, но был вынужден оставить учёбу, заболев туберкулёзом. В 17 лет вступил в молодёжную социалистическую организацию. В 1927 году переехал в Прагу, где учился в Немецкой торговой академии. В 1928 году был избран в состав немецкой секции Коммунистической партии Чехословакии. Организовал агитационно-пропагандистскую группу «Эхо от левых» и в 1932—1936 годах являлся основным автором её текстов. Участвуя в одной из программ группы, в 1936 году Луи познакомился с коммунисткой Лоттой Вертхаймер, дочерью австрийского предпринимателя еврейского происхождения, на которой женился в 1937 году. До 1939 года Фюрнберг работал в коммунистической печати в Праге.

После оккупации Праги германскими войсками в марте 1939 года Фюрнберги пытались бежать в Польшу, но в результате предательства были арестованы. После двух месяцев заключения жену Фюрнберга освободили, и ей удалось бежать в Лондон, сам Фюрнберг прошёл несколько тюрем и подвергался пыткам. Впоследствии семье жены удалось выкупить Фюрнберга у гестапо и добиться его высылки в Италию, где он воссоединился с женой в канун 1940 года. Фюрнберги бежали из Италии в Югославию, где в 1940 году в Белграде у них родился сын. В 1941 году они оказались в Палестине. Родные Фюрнберга, оставшиеся в Третьем рейхе, стали жертвами холокоста. В 1946 году Фюрнберг вернулся из Иерусалима в Прагу, где в последующие годы работал журналистом и корреспондентом многих газет, а затем перешёл на работу в министерство информации и в 1949—1952 годах служил первым советником (атташе по культуре) в посольстве Чехословакии в Восточном Берлине. При Клементе Готвальде в политической обстановке в Чехословакии стали нарастать антисемитские тенденции, и Луи Фюрнберг был вынужден сменить своё имя на Любомир. Смертные приговоры, вынесенные в этот период некоторым руководителям КПЧ, близким к Рудольфу Сланскому, в числе которых оказались друзья и знакомые Луи Фюрнберга, серьёзно повлияли на состояние его здоровья.

В 1954 году Фюрнберг с женой переехал в Веймар, где получил должность заместителя руководителя научно-исследовательского и мемориального центра немецкой классической литературы. В 1955 году Фюрнберг был принят в Немецкую академию художеств. В том же году у него случился инфаркт миокарда, от которого ему уже не удалось оправиться. Официальная церемония похорон Фюрнберга состоялась 27 июня на Веймарском историческом кладбище. Супруга Фюрнберга Лотта, долгие годы работавшая редактором на радио, после смерти мужа занималась его архивом. Умерла в январе 2004 года в возрасте 92 лет в Веймаре.

Творчество

Фюрнберг считал себя политическим поэтом. Он писал преимущественно стихи, рассказы и романы. Его повесь «Встреча в Веймаре» посвящена Адаму Мицкевичу и Иоганну Вольфгангу Гёте. Драматические и музыкальные произведения Фюрнберга отражают его коммунистические взгляды, верность которым он сохранил до конца своей жизни.

Имя Луи Фюрнберга в настоящее время прежде всего ассоциируется с «Песней партии», написанной навстречу IX съезду КПЧ, состоявшемуся в мае 1949 года. К своему большому разочарованию сам Фюрнберг на этот съезд не получил приглашения. После XX съезда КПСС в 1956 году «Песня партии» подверглась идеологической редактуре, в результате которой из текста исчезли упоминания Сталина.

Сочинения

• Hölle, Hass und Liebe, 1943
• Der Bruder Namenlos. Ein Leben in Versen Mundus-Verlag, Basel 1947.
• Die Begegnung in Weimar. Novelle. Aufbau-Taschenbuchverlag, Berlin 1995, ISBN 3-7466-1067-2 (Nachdruck der Ausgabe Berlin 1952)
• Du hast ja ein Ziel vor den Augen (Der lesende Arbeiter; 4). Zentralbibliothek der deutschen Klassik, Weimar 1959.
• Heimat, die ich immer meinte. Böhmen und Deutschland in Gedichten aus dem Nachlass. Aufbau-Verlag, Berlin und Weimar 1964.
• Lieder, Songs und Moritaten. Eine Auswahl. Deutsche Akademie der Künste, Berlin 1959.
• Mozart-Novelle. Manesse Verlag, Zürich 1991, ISBN 3-7175-8184-8. (Erstauflage 1947)
• Die spanische Hochzeit. 2. Aufl. Aufbau-Verlag, Berlin 1986 (Illustrationen von André Masson) (Erstauflage 1948)
• Und Sterne wandern, wie ich geh. Gedichte, Lieder, Songs. 2 Aufl. Henschel Verlag, Berlin 1981.
• Wanderer in den Morgen. Ein Gedichtskreis. Dietz Verlag, Berlin 1961.
• Herbert Meinke (Hrsg.): War ein Wintertag … Gedichte. Dahlemer Verlagsanstalt, Berlin 1996, ISBN 3-928832-07-7.
• Spätsommerabend, 1951 (Gedicht)
• Der Urlaub. Aufbau-Verlag, Berlin und Weimar 1964 (Aus dem Nachlaß herausgegeben von Lotte Fürnberg und Gerhard Wolf)

Литература

• Rüdiger Bernhard (Hrsg.): Wanderer in den Morgen. Louis Fürnberg und Arnold Zweig. Verlag Meidenbauer, München 2005, ISBN 3-89975-527-8.
• Dieter Schiller: Der Träumer und die Politik. Louis Fürnberg zum 50. Todestag. Edition Helle Panke, Berlin 2007.
• Henri Poschmann: Durch Hölle, Haß und Liebe. Louis Fürnberg 1909—2009. In: Sinn und Form, S. 620—627

Ссылки

• [bundesstiftung-aufarbeitung.de/wer-war-wer-in-der-ddr-%2363%3B-1424.html?ID=925 Биография  (нем.)]
• [www.dra.de/online/dokument/2007/juni.html К 50-летию со дня смерти Луи Фюрнберга. Архив немецкого радио  (нем.)]

Отрывок, характеризующий Фюрнберг, Луи

Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.