Воронцов, Фёдор Семёнович
Фёдор (Деми́д) Семёнович Воронцо́в (ум. 1546) — брат Михаила Семёновича Воронцова и сын Семёна Ивановича Воронцова, боярин и думный советник.
В августе 1528 года стоял в Вязьме. В августе 1530 года был на берегу Оки, против Люблина. В 1531 году — второй воевода полка правой руки у Одоева, для защиты со стороны Крыма. Участвовал в 1531 г. и 1532 г. в двух посольских комиссиях: о делах казанских и отправленной в Литву для размена грамот[1].
В правление Елены Глинской и Шуйских видной роли не играл; но ему удалось снискать любовь подрастающего Ивана IV. В 1539 году как углицкий дворецкий был послан на Угру. Шуйские несколько раз неудачно пытались удалить его от двора; наконец, в 1543 г., он был сослан в Кострому. Но в конце того же года подвергся опале и казни глава Шуйских — Андрей. Иван IV тотчас же вернул из ссылки своего любимца и назначил его главным советником.
Воронцов захотел при 14-летнем царе править неограниченно, сердясь, по словам летописца, каждый раз, когда в дела вмешивался Иван IV или жаловал кого из бояр. За это в октябре 1545 г. Воронцов был удалён от двора, но, по просьбе митрополита Макария, скоро возвращён[1].
Через полгода его постигает новая опала. Когда в 1546 г. во главе отряда московских войск, отправленных навстречу крымцам, находился сам Иван IV, его однажды остановили новгородские пищальники и стали о чём-то бить челом, Иван велел своим слугам отослать их; при этом между ними завязалась борьба, и несколько человек было убито. Иван IV велел своему дьяку, Василию Захарову, расследовать дело; последний донёс, что новгородские пищальники действовали по наущению Воронцовых — Фёдора и его племянника Василия Михайловича, а также князя Ивана Ивановича Кубенского. По приказанию Ивана IV обвиняемые были казнены, а их близкие люди отправлены в ссылку[1].
Летописцы говорят, что дьяк оклеветал бояр, и что Фёдор Семёнович виновен был только в желании управлять государством без всякого вмешательства царя[1].
Его сын Василий служил воеводой во время Ливонской войны и в тяжёлую годину остался до конца верным своему долгу и пал с оружием в руках сражаясь с неприятелем.
См. также
Напишите отзыв о статье "Воронцов, Фёдор Семёнович"
Примечания
|
Это заготовка статьи о персоналии из России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Воронцов, Фёдор Семёнович
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.
Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
