Колунцев, Фёдор Ависович
| Фёдор Колунцев | |
 | |
| Имя при рождении: |
Бархударян Тадеос Ависович |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель, редактор, педагог |
| Язык произведений: |
русский |
| Дебют: |
1947 |
Фёдор Ависович Колунцев (настоящее имя Тадеос Ависович Бархударян; 8 октября 1923 – 3 октября 1988, Москва, СССР) — русский советский писатель, редактор, педагог. Член Союза писателей СССР (с 1958 г.).
Биография
Родился в интеллигентной армянской семье. Мать – Мария Христофоровна Бархударян, в девичестве Чайлахова (1896 – 1975), родом из Нахичевани-на-Дону, получила музыкальное образование, работала корректором в московском издательстве. Отец – Авет Богданович Тер-Бархударян (1896 – 1944), потомок древнего зангезурского рода, партработник, служил в Москве и Закавказье.
Тадеос родился в Москве, но детские и юношеские годы провёл в Тбилиси. Окончив школу, поступил на филологический факультет Тбилисского университета, занимался в литературном объединении «МОЛ», где познакомился с Вилем Орджоникидзе (будущим детским писателем), с Булатом Окуджавой и Густавом Айзенбергом – будущим известным сценаристом Анатолием Гребневым, дружеские отношения с которыми сохранил до конца жизни. Недолгое время работал в русском ТЮЗе, где тогда ставил свои первые спектакли Георгий Товстоногов, прививший Тадеосу любовь к театру, но отговоривший его становиться актёром. В отличие от многих своих ровесников, в войне не участвовал – помешали астигматизм и сильная близорукость.
После ранней смерти отца, мать с сыном переехали в послевоенную Москву, где Тадеос пошел работать в издательство «Молодая Гвардия» и поступил на отделение прозы в Литинститут. Руководитель его творческого семинара Константин Федин отмечал у своего студента хорошее чувство слова и умение строить фразу (под влиянием Юрия Олеши, Тадеос увлекался ритмической прозой). В институтские годы состоялся его литературный дебют под псевдонимом «Фёдор Колунцев» (на языке зангезурских предков «колунц» – твёрдый, упрямый). Всю свою жизнь он совмещал писательство с литературной работой (20 лет трудился старшим редактором в издательстве «Советский писатель»), передавал свой опыт молодым литераторам. Умер Ф.А.Колунцев от многолетней наследственной лёгочной болезни, похоронен в Москве, на старом Армянском кладбище, рядом со своим любимым прозаиком Андреем Платоновым.
Работа и творчество
Одним из первых читателей первых литературных опытов Тадеоса, еще в тбилисский период, был Булат Окуджава, также показавший другу свои стихи и песни (Фёдор Ависович всю жизнь пел песни Булата Шалвовича в дружеских застольях). Про литинститутский семинар, где другом Колунцева был Юрий Трифонов, он рассказывал, что «у фединских учеников была кличка «интеллигенты», как бы несущая в себе отсвет стиля и облика нашего руководителя»[1].
В 1955-м молодой прозаик – уже как Фёдор Колунцев – издал сборник рассказов «Дороги зовут». Попытка тогда же стать сценаристом в студии А.Довженко успехом не увенчалась (жена Алла оказалась удачливее)[2]. Через три года Фёдор Ависович вступил в Союз писателей СССР (чл. билет № 00222). В 1962-м – выпустил первый роман «У Никитских ворот», в 1967-м – в том же изд-ве «Советский писатель» – роман «Ожидание». О третьем романе Колунцева «Утро, день, вечер» (1978) Юрий Нагибин написал во внутренней рецензии, что «в авторе много ума, таланта, душевной зрелости и любви к людям, понимания их слабостей, странностей, страстей».
Будучи человеком некарьерным, несуетным и скромным, Фёдор Ависович довольствовался причислением себя к «городским» прозаикам, которому друзья и коллеги тем не менее знали цену – он дружил с уже упомянутыми друзьями юности и Сильвой Капутикян, с Леонидом Леоновым, вместе с которым ездил в первую свою загранпоездку в Югославию, с Владимиром Солоухиным и Константином Ваншенкиным, оставившим тёплые воспоминания об их дружбе, был знаком с Митчеллом Уилсоном и Джоном Стейнбеком, чьё письмо с приглашением в гости Колунцев бережно хранил.
Много сил и времени Фёдор Ависович отдавал воспитанию молодых литераторов – в 80-е вёл занятия в Литературной студии при МГК ВЛКСМ, совместно с Александром Рекемчуком – семинар прозы в Литературном институте (к ученикам Колунцева причисляют себя прозаик Евгений Некрасов, мемуарист Георгий Елин, оставившие о старшем товарище по цеху интересные воспоминания [3]).
В конце 1980-х Фёдор Колунцев работал над большой книгой о юности и мужании предвоенного поколения – до своего преждевременного ухода накануне 65-летия. В некрологе в писательской газете отмечалось, что «нелепо, необъяснимо выпал из литературного процесса один из самых светлых и тонких наших «городских» прозаиков»[4]. Последний роман «Свет зимы» вдова писателя Алла Белякова подготовила к печати и выпустила в 1991 году.
Личная жизнь
В 1951 году женился на студентке Литературного института Алле Михайловне Беляковой (1926 – 1994), племяннице Александра Белякова (штурмана экипажа В.П.Чкалова), ставшей сценаристкой и художницей. После смерти мужа занималась его литературным наследием.
Книги Фёдора Колунцева
- «Дороги зовут» (Рассказы), «Молодая гвардия», 1955
- «У Никитских ворот» (Роман), «Советский писатель», 1962
- «Ожидание» (Роман), «Советский писатель», 1967
- «Утро, день, вечер» (Роман), «Советский писатель», 1978
- «Свет зимы» (Роман), «Советский писатель», 1991
Напишите отзыв о статье "Колунцев, Фёдор Ависович"
Примечания
- ↑ Колунцев Фёдор: «Вспоминая институт». «Литературная учёба» № 6 — 1983.]
- ↑ [kinodramaturg.ru/grebnev-zapiski-poslednego-scenarista/2/ Анатолий Гребнев: «Записки последнего сценариста»]
- ↑ [kontinentusa.com/fb709/ Georgi Yelin: «В Москве всё будет известно!..»]
- ↑ Некролог, «Литературная Россия» № 48 — 2 декабря 1988. С.31]
Отрывок, характеризующий Колунцев, Фёдор Ависович
– На вторую сотню, – отвечал казак.– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.
С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
