Фёдор Акинфович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Акинфович
боярин
? — после 1340
 
Смерть: после 1340
Род: Акинфовы
Отец: Акинф Гаврилович Великий

Фёдор Аки́нфович (ум. после 1340) — боярин, воевода, старший сын Акинфа Гавриловича Великого.





Биография

Впервые Фёдор упоминается в 1304 году. В этом году, согласно Симеоновской и Никоновской летописям после смерти великого князя Андрея Александровича Городецкого, он вместе с отцом, Акинфом Великим, перешёл на службу к тверскому князю Михаилу Ярославичу, который был утверждён в Орде новым великим князем Владимирским. В том же году Фёдор участвовал в походе, организованным его отцом Акинфом Великим, который, желал вернуть в подчинение великого князя Переяславское княжество, присоединённое к Московскому княжеству князем Даниилом Александровичем в 1302 году. Однако поход окончился неудачно. В Переяславле наместником сидел Иван, второй сын умершего в 1303 году Даниила Московского. Полки Акинфа осадили Переславль, однако в результате произошедшей битвы войско Акинфа потерпело поражение, а сам Акинф вместе с зятем Давыдом Давыдовичем погиб. Фёдор же с братом Иваном бежали с поля боя[1][2].

В следующий раз Фёдор появляется в источниках в 1339 году. В этом году по приказу хана в Золотой Орде были казнены тверской князь Александр Михайлович с сыном Фёдором, что освободило служивших им бояр от присяги. После этого многие тверские бояре перебрались на службу великому князю Ивану Калите. В числе их были и Фёдор с братом Иваном и двоюродным братом Александром Ивановичем Морхининым. Зимой 1339/1340 года Фёдор вместе с Александром Морхининым был воеводой отряда, отправленным Иваном Калитой по приказу хана для сопровождения ордынского посла Товлубия к Смоленску[2].

Больше Фёдор не упоминается. Согласно «Государеву родословцу» он умер бездетным. Существует гипотеза, выдвинутая П. Н. Петровым, по которой Фёдор Акинфович отождествлялся с Фёдором Бяконтом, родоначальником Бяконтовых[3], но никаких документальных оснований для такого отождествления не существует[4].

В искусстве

Фёдор Акинфович является одним из действующих лиц в серии романов «Государи московские» писателя Дмитрия Балашова.

Напишите отзыв о статье "Фёдор Акинфович"

Примечания

  1. ПСРЛ. — М., 1965. — Т. 10. — С. 175—176.
  2. 1 2 Веселовский С. Б. Род и предки А. С. Пушкина в истории // Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — С. 51—52.
  3. История родов русского дворянства. — Т. 1. — С. 21—22.
  4. Иванов Н. М. «Муж честен именем Ратша». — С. 65—66.

Литература

  • Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — М.: Наука, 1969. — 584 с. — 4500 экз.
  • Зимин А. А.. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. — М.: Наука, 1988. — 350 с. — 16 000 экз. — ISBN 5-02-009407-2.
  • Иванов Н. М. «Муж честен именем Ратша». (Историко-генеалогическое исследование-обобщение). — СПб., 2005. — 196 с. — ISBN 5-86456-004-9.
  • История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров. — М.: Современник; Лексика, 1991. — 50 000 экз. — ISBN 5-270-01515-3.

Отрывок, характеризующий Фёдор Акинфович

– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!