Уваров, Фёдор Александрович

Не путать с генералом Фёдором Петровичем Уваровым (1769-1824)

Фёдор Александрович Уваров по прозвищу Чёрный (1780—1827) — бретер, действительный статский советник, участник Отечественной войны 1812 года. В 1827 году пропал без вести (согласно версии К. В. Кудряшова, стал старцем Фёдором Кузьмичём).

Биография

Из рязанской ветви Уваровых. Службу начал сержантом 17 апреля 1796 года в Семёновском полку, куда он был записан в 1785 году. 26 декабря 1796 года переведен в Тенгинский мушкетерский полк в чине подпоручика. В 1798 году произведен в поручики, в том же году принимал участие в экспедиции в Голландию.

В 1799 году произведен в штабс-капитаны и 14 марта 1800 года в капитаны, с назначением адъютантом. В 1802 году Уваров вышел в отставку, а 26 апреля 1806 года вновь поступил на службу в чине штабс-ротмистра в кавалергардский полк. В 1807 году вместе с полком участвовал в Прусской войне.

В этом полку в 1809 году он снова был произведен в ротмистры. С этим же полком участвовал в Отечественной войне 1812 года и при Бородине был ранен и награждён орденом святого Владимира 4-й ст. с бантом. В 1813 году был под Кульмом, где получил орден святой Анны 2-й ст.; в том же году произведен в полковники.

В 1814 году за отличие в сражении под Фершампенуазом награждён орденом святого Георгия 4-й ст. и получил прусский орден Pour le Mérite. После возвращения в Россию 29 апреля 1814 года Уваров был отправлен в отпуск на полгода. В это время он женился и своей раздражительностью получил широкую известность в обществе. Князь С. Г. Волконский писал о нём:

Чёрный Уваров — добрый и честный малый, но с большими претензиями на ум и красоту, не без первого, но вовсе без последней, и очень обидчивый, что сообщало ему оттенок бретера.

В 1816 году он был отпущен для лечения ран и 5 ноября того же года уволен со службы в чине статского советника. Позднее он был действительным статским советником и камергером. Проживал в имении Большая Екатериновка Шацкого уезда и занимался хозяйством. В селе он развёл большой парк, построил стеклянный завод. После дела декабристов затеял судебный процесс за наследство отправленного в ссылку и лишённого прав собственности шурина М. С. Лунина:

Лунин завещал имения кузену Николаю, чтобы избавить своих крестьян от своеволия «чёрного Уварова». Последний поднимает шум и доказывает, что завещание каторжника недействительно. «Уварова, — как писал Николай Лунин, — всё делала и подписывала из страха к мужу». Однако за два дня до Нового года царь пишет «согласен» на документе, приостанавливающем притязания Уварова на тамбовские и саратовские деревни Лунина.

— Н. Я. Эйдельман

Уваров пропал без вести в Петербурге 7 января 1827 года. Это таинственное исчезновение породило несколько версий о его дальнейшей судьбе. Ходили слухи, что Уваров уехал от семьи в Америку. В XX веке возникла гипотеза об идентичности Уварова-Чёрного и сибирского старца Фёдора Кузьмича. Современники же чаще всего предполагали самоубийство, вызванное раскаянием в неблаговидной тяжбе за лунинское наследство. Жена Уварова писала А. Х. Бенкендорфу:

Уже пять лет как я покинула Петербург, пребывание в котором стало для меня мучительным, единственно из-за этой Невы, где мой несчастный муж нашёл смерть.

Семья

Был женат на Екатерине Сергеевне Луниной (1791—1868), сестре декабриста М. С. Лунина и племяннице писателя М. Муравьева. Свадьба состоялась 21 августа 1814 года в Петербурге, «невеста была в бриллиантах от ног до головы». По словам современника, Екатерина Сергеевна «была лучше, чем красавица: умная, милая, изящная, вся в брата». Знакомая Пушкина, Вяземского, Чаадаева и братьев Тургеневых. Была превосходной музыкантшей и восхищала весь Петербург своей игрой на клавикордах. После ареста брата и исчезновения мужа посвятила свою жизнь благотворительности. Последние годы жила вне России, чаще всего в Дерпте или Берлине. В браке имела сыновей:

• Александр Фёдорович (05.01.1816—30.03.1869). Был женат на княжне Наталье Петровне Горчаковой, племяннице М. Д. Горчакова, и имел четырех дочерей. Умер в умопомешательстве за границей.
• Сергей Фёдорович (1820/21—1896), историк, женат на А. Я. Никольской.

Источники

• [dlib.rsl.ru/viewer/01003966999#?page=144 Сборник, биографии кавалергардов]

Отрывок, характеризующий Уваров, Фёдор Александрович

«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.