Страхов, Фёдор Алексеевич
| Фёдор Алексеевич Страхов | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
7 сентября 1923 (62 года) |
| Место смерти: |
д. Якиманское, Солнечногорский район, Московская область |
Фёдор Алексе́евич Стра́хов (18 апреля 1861— 7 сентября 1923) — писатель и религиозный мыслитель, музыкант, единомышленник Льва Толстого. Автор нескольких книг на религиозно-философские темы. Родной брат писательницы Л. Авиловой. Жил в Москве на Плющихе в доме 32.
Содержание
Биография
Фёдор Страхов родился 18 апреля 1861 года в семье помещика Тульской губернии. Окончив гимназию, поступил на юридический факультет Московского университета. На четвёртом курсе университета под влиянием своего товарища И. М. Клобского увлёкся учением Льва Толстого, стал его частым посетителем и последователем.
Увлёкшись идеями Толстого, оставил университет, написал ряд философских работ в духе учения Льва Толстого. Писатель высоко оценил труды Фёдора Страхова и включил цитаты из них в две свои книги: «Путь жизни» и «Круг чтения». Толстому нравились и импонировали «ясность и кротость» мыслей Страхова.
Страхов разъясняет, развивает и углубляет мировоззрение Льва Толстого, хотя говоря о Страхове, Толстой сказал: «Вся эта моя известность — пуф!.. Вот деятельность Страхова… серьёзна, а моя… — никому не нужна и исчезнет».
В личной жизни и в отношениях с людьми Страхова отличали ясность, глубина, простота, доброта и веселость. Он ровно и одинаково — добро и разумно — относился ко всем. Предаваясь метафизическим размышлениям, он мало занимался исследованием психологических проблем.
В 1910 г. Страхов предложил переговорить с Толстым о содержании и способах составления завещания писателя. Толстой заявил ему о своем нежелании составлять какое-либо завещание: ведь Христос не составлял завещание и не заботился о лирах для сохранения своих мыслей, но, однако, эти мысли не пропали и не затерялись. Страхову эти рассуждения показались интересными, и он опубликовал их в «Петербургской газете».
По воспоминаниям Душана Маковицкого, врача, жившего в Ясной Поляне, Страхов работал над «Сводом» мыслей и идей Толстого, то есть учения о смысле жизни. Летом он должен был навести во всех отделах будущего сборника порядок и создать новые подотделы, работая в яснополянском павильоне. «Только там и можно, того гляди обыск», — сказал он. Цель «Свода» — дать возможность всякому желающему найти мысли Льва Николаевича о том или другом вопросе в одном месте.
Маковицкий также вспоминает: «Лев Николаевич сказал, что если бы его писания заслуживали того внимания, которое им уделяют Чертков и Страхов, то придумать таких двух людей, как они, нельзя было бы. Чертков отдает всё своё время работе. Страхов такого философского ума, религиозно чрезвычайно чуток и притом скромен. Единственно, в чём можно упрекнуть Страхова — что харчи ему на пользу идут».
Страхов также занимался музыкой, играл на рояле и сочинял. Умер в 1923 году, окруженный любовью и заботой близких.
Цитаты
«Если Бог, как предмет нашей веры, выше нашего разумения и мы не можем обнять Его разумом, то из этого еще не следует того, что мы должны пренебрегать деятельностью разума, считая её вредною. Хотя предметы веры, без всякого сомнения, находятся вне круга нашего разумения, выше его, однако разум и по отношению к ним имеет такое важное значение, что мы без него обойтись никак не можем».
«Часто бывает и то, что если мышление и применяется к чему-нибудь, то не к делу искания и распространения истины, а к тому, чтобы во что бы то ни стало оправдать и поддержать обычаи, предания, моды, суеверия, предрассудки».
«Объяснять жизнь человеческую не силою духа, а материальною силою или хотя совместным действием обеих этих сил только потому, что духовная жизнь не может проявляться без материальной поддержки тела (посредством пищи, питья и воздуха), столь же неправильно, сколь неправильно было бы объяснять движение паровоза не напором пара, а движением золотника, заведующего своевременным впусканием пара в цилиндр».
Сочинения
- Дух и материя (против материализма). Искание истины. Москва, «И. Н. Кушнарев и К», 1904.
- Вопросы жизни: Письма к должностным и частным лицам о христианском отношении к жизни. Лондон, 1903.
- По ту сторону политических интересов: Мысли христианского анархиста. Москва, 1907.
- Кто был Иисус Христос? Опровержение догмата личной божественности Иисуса Христа по данным Евангелия. Бургас, 1909.
- Искание истины: Сборник статей и мыслей. М., 1910.
- «Горе, вам, богатые!» Фёдор Страхов. Журнал «Истинная свобода». Под редакцией Вал. Булгакова и Алексея Сергеенко. № 3, июнь 1920.
Напишите отзыв о статье "Страхов, Фёдор Алексеевич"
Литература
- Страхова Н. Ф. Лев Николаевич Толстой и Фёдор Алексеевич Страхов // Л. Н. Толстой и его близкие. — М.: Современник, 1986. — С. 87—134.
- Маковицкий Д. П. [Дневник] 1909 // Маковицкий Д. П. У Толстого, 1904—1910: «Яснополянские записки»: В 5 кн. / АН СССР. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1979—1981. — (Лит. наследство; Т. 90).
- Досев Х. Беседы Л. Н. Толстого // Вегетарианское обозрение. — № 8—9, с. 255—265, № 10, с. 309—314.
Отрывок, характеризующий Страхов, Фёдор Алексеевич
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
