Елецкий, Фёдор Андреевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Андреевич Елецкий»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Андреевич Елецкий
Дата смерти

1638(1638)

Принадлежность

Русское царство Русское царство

Звание

стольник и воевода

Сражения/войны

Русско-польская война (1609—1618)

Князь Фёдор Андреевич Елецкий (ум. 1638) — русский военный и государственный деятель, стольник и воевода, сын воеводы князя Андрея Васильевич Елецкого.

Биография

В июне 1610 года по царскому указу воеводы князь Фёдор Андреевич Елецкий и Григорий Леонтьевич Валуев были отправлены из Москвы с русским авангардом (6 тыс. чел.) на Смоленщину, где укрепились в Царево-Займище. Вслед за ними из Москвы выступила 40-тысячная армия под командованием боярина князя Д. И. Шуйского. Русские войска должны были наступать к Смоленску против польского короля Сигизмунда III Вазы, осаждавшего город. Сигизмунд отправил навстречу русской рати небольшое войско под предводительством лучшего своего полководца — польного гетмана коронного Станислава Жолкевского. 13 июня С. Жолкевским с польско-литовским войском подступил к Цареву-Займищу, разбил авангард Ф. А. Елецкого и Г. Л. Валуева и блокировал крепость. Противник осаждал Царёво-Займище десять дней. Вечером 23 июня польный гетман коронный с 10-тысячным войском отступил из Царева-Займище против русской рати под командованием князя Дмитрия Ивановича Шуйского. По словам российского историка Н. М. Карамзина, Станислав Жолкевский двинулся «настолько негромко, что Елецкий и Волуев не отметили этого движения и сидели смирно в укреплениях, воображая всю рать неприятельскую пред собою». 24 июня 1610 года в Клушинской битве Станислав Жолкевский наголову разгромил превосходящие силы московского войска. В это время воеводы Ф. А. Елецкий и Г. Л. Валуев бездействовали и не оказали никакой помощи русской рати. После победы Станислав Жолкевский в ночь с 24 на 25 июня вернулся к Цареву-Займище и вновь блокировал крепость. Польский главнокомандующий сообщил о разгроме русской рати в битве под Клушином и предложил воеводам Царево-Займище сдаться. Воеводы Ф. А. Елецкий и Г. Л. Валуев долгое время не соглашались, но затем вынуждены были капитулировать и принесли присягу на верность польскому королевичу Владиславу. По требованию воевод Станислав Жолкевский должен был дать клятву, что при новом царе Владиславе будут сохранены в неприкосновенности православие, обычаи, порядки и границы Русского государства: «…Как даст Бог добьет челом государю наияснейшему королевичу Владиславу Жигмонтовичу град Смоленск, то Жигмонту королю топать от Смоленска прочь… А городам всем порубежным быть к Московскому Государству попрежнему».

Воеводы Царево-Займище князь Фёдор Елецкий и Григорий Валуев со своим гарнизоном присоединились к польско-литовскому войску, которое продолжило своё наступление на Москву. Польский главнокомандующий Станислав Жолкевский отправил князя Фёдора Андреевича Елецкого к королю Сигизмунду под Смоленск, а второго воеводу Григория Валуева взял с собой.

В 1614 году князь Фёдор Андреевич Елецкий, пожалованные в стольники, находился на воеводстве в Рыльске. В 1615-1616 годах — воевода в Свияжске. В 1617 году Ф. А. Елецкий был воеводой в Великом Новгороде. В 1618 году князь Фёдор Елецкий был отправлен из Владимира для сбора ратных людей в Нижний Новгород, где он должен был соединиться с воеводой князем Борисом Михайловичем Лыковым и вместе с ним выступить к Москве для отражения нападаения польского королевича Владислава. Однако князь Ф. А. Елецкий заместничал с Б. М. Лыковым-Оболенским, не оказал ему помощи и был посажен в темницу.

В 1628 году князь Фёдор Андреевич Елецкий находился на воеводсте в Великих Луках, в 1631-1635 годах в Пскове. В 1636 году князь Ф. А. Елецкий проиграл местнический спор с князем Буйносовым-Ростовским и вновь был заключен в тюрьму. В том же 1636 году царь Михаил Фёдорович пожаловал князя Фёдора Елецкого за его службу в Пскове шубой и кубком. В 1638 году князь Фёдор Андреевич Елецкий служил первым воеводой в Рыльске, откуда был переведен в Тулу к боярину князю Ивану Борисовичу Черкасскому стольником «для посылок».

В том же 1638 году стольник князь Фёдор Андреевич Елецкий скончался, не оставив после себя потомства.

Напишите отзыв о статье "Елецкий, Фёдор Андреевич"

Литература

  • [www.hrono.ru/biograf/bio_ye/elecky_fa.html Биография]

Ссылки

  • [rurik.genealogia.ru/Rospisi/Elets.htm Князья Елецкие. Родословная роспись]

Отрывок, характеризующий Елецкий, Фёдор Андреевич

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.