Крылович, Фёдор Андреевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Андреевич Крылович»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Андреевич Крылович
Род деятельности:

партизан, диверсант

Дата рождения:

1916(1916)

Место рождения:

Минск

Гражданство:

Дата смерти:

1959(1959)

Место смерти:

Осиповичи

Награды и премии:

Фёдор Андреевич Крыло́вич (23.03.1916, Минск, Российская империя — 07.11.1959, Осиповичи, Могилёвская область, БССР, СССР) — белорусский и советский красный партизан, один из организаторов Осиповичского коммунистического подполья, руководитель партизанской диверсионной группы в годы Великой Отечественной и Второй Мировой воен в Белоруссии.





Жизнеописание

Родился в семье Андрея Андреевича, работавшего в Минске железнодорожником, кондуктором поездов.

Поступил в Витебский электротехникум, но из-за тяжелого материального положения учëбу бросил. Чтобы помочь семье, работал сразу в двух местах: электриком на железнодорожной электростанции в Осиповичах и одновременно помощником уполномоченного в городском отделе физкультуры и спорта.

С 1937 по 1940 год служил в рядах РККА. Окончив школу связистов в Ульяновске, сержантом воевал на Халхин-Голе и у озера Хасан. Участник советско-финской войны (1939—1940). После демобилизации вернулся в Осиповичи.

Остался электромонтёром и после прихода немцев, занявших 30 июня 1941 года город Осиповичи — узловую станцию, ставшую во время оккупации важной базой Вермахта. Здесь располагались склады, формировалось или разгружалось множество вражеских военных эшелонов.

Однако уже в июле 1941 Ф. Крылович наладил связь с партизанами, а в августе организовал в Осиповичах подпольную комсомольскую группу, которая влилась в состав Осиповичского коммунистического подполья.

«Диверсия Крыловича»

Секретарь Могилевского подпольного обкома ЛКСМБ, уполномоченный ЦК ЛКСМБ в зоне Осиповичи — Бобруйск Павел Воложин из состава партизанского отряда «Храбрецы» НКВД БССР (руководитель — Александр Рабцевич), действовавшего тогда в Бобруйском и Осиповичском районах Белоруссии, весной 1943 года встретился с Фëдором Крыловичем и поручил ему расширить масштаб диверсий и акций саботажа на станции и в городе, взорвав эшелон с горючим в Могилевском (Северном) вагонном парке станции Осиповичи[1].

Чтобы получить доступ к эшелону, прибывавшему на станцию в ночь на 30 июля 1943 года, подпольщик повредил электропроводку входного светофора, а когда его вызвали для ремонта светофора, установил две магнитные мины на цистернах в начале и конце железнодорожного состава врага. В результате взрыва и возникшего после него пожара были уничтожены сразу четыре военных эшелона с боеприпасами и техникой: сгорели 63 вагона со снарядами, авиабомбами, танками «Тигр» и «Пантера», 23 платформы с бензином, 8 цистерн с автомаслом, 15 вагонов продовольствия, 5 паровозов, кран для подачи угля, угольный склад, станционные сооружения[2]. Погибло около 50 фашистских солдат[3]. В течение 10 часов над городом бушевало пламя. Испугавшись взрывов, разбежалась и охрана расположенного вблизи лагеря военнопленных, а заключённые ушли в лес к партизанам.

Проведенная операция, известная как «Диверсия Крыловича», стала одной из крупнейших диверсий всей Второй мировой войны. В фундаментальном труде «История второй мировой войны 1939—1945» (Москва, 1976, том 7, с. 314) сказано:

«…в ночь на 30 июля комсомолец-подпольщик Федор Крылович из оперативной группы „Храбрецы“ совершил на Могилевском железнодорожном узле крупную диверсию».

После взрыва Федор Крылович ушел из города в 1-ю Бобруйскую партизанскую бригаду, которой командовал В. И. Ливенцев. Возглавил в отряде диверсионную группу, совершил ряд успешных операций. Получил ряд ранений и контузий.

За успешное проведение этой операции Фёдор Крылович был награждён орденом Ленина позднее в 1949 году.

Послевоенный период

После окончания войны с сентября 1945 года работал старшим электромонтёром на станции Осиповичи. Умер в 1959 году в бедности и забвении, не дождавшись признания его заслуг[4].

Память

  • Имя героя-подпольщика Ф. Крыловича присвоено одной из улиц Минска и улице в Осиповичах.
  • Установлена мемориальная доска на станции Осиповичи.

Напишите отзыв о статье "Крылович, Фёдор Андреевич"

Примечания

  1. Украинские партизаны — в отличие от белорусских — делали ставку на подрыв не рельсов (которые немецкие техники быстро восстанавливали), а паровозов и железнодорожных составов. Такая тактика давала гораздо более весомые результаты. Ведь массовый подрыв рельсов, в том числе на второстепенных участках, приводил к распылению сил и средств, а в итоге — к снижению количества крушений поездов. Кроме того, если бы партизаны рвали не рельсы, а поезда и паровозы, советским войскам при освобождении Белоруссии достались бы сохранившимися железнодорожные пути.
  2. [will-remember.ru/familii_na_k/krylovich_fyodor_andreevich.htm Крылович, Фёдор Андреевич]
  3. Как следует из немецкого документа, погибло 4 человека, ранены — 33.
  4. За успешное проведение осиповичской диверсии в начале 1944 года звания Героев Советского Союза получили трое руководителей из разных партизанских ведомств: А. М. Рабцевич, В. И. Ливенцев и Н. Ф. Королëв. Ф. Крылович получил Медаль «Партизану Отечественной войны».

Источники

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:1006242 Крылович, Фёдор Андреевич] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
  • [inbelhist.org/?p=335 Інстытут беларускай гісторыі і культуры. Герой и люди вокруг: Федор Крылович]

Отрывок, характеризующий Крылович, Фёдор Андреевич

Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.