Сурганов, Фёдор Анисимович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Анисимович Сурганов»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Анисимович Сурганов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Президиума Верховного Совета БССР
16 июля 1971 года — 26 декабря 1976 года
Предшественник: Притыцкий, Сергей Осипович
Преемник: Поляков, Иван Евтеевич
 
Рождение: 7 июня 1911(1911-06-07)
деревня Судники, ныне Витебский район Витебской области
Смерть: 26 декабря 1976(1976-12-26) (65 лет)
Брестская область, БССР
Место погребения: Восточное кладбище
Партия: ВКП(б)-КПСС с 1940 года
Образование: Белорусский государственный сельскохозяйственный институт
 
Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Фёдор Анисимович Сурганов (белор. Фёдар Анісімавіч Сурганаў, урожд. Сурган (белор. Сурган); 7 июня 1911 года, деревня Судники, ныне Витебского района Витебской области — 26 декабря 1976 года, Брестская область) — советский, белорусский партийный и государственный деятель. Член КПСС с 1940.

19561959 и 19621965 — секретарь, 19591962 и 19651971 — второй секретарь ЦК КПБ. Одновременно 19551971 — заместитель Председателя Президиума Верховного Совета БССР. С 16 июля 1971 года — Председатель Президиума Верховного Совета БССР, с 24 ноября 1971 года — заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Член ЦК КПСС с 1961, кандидат с 1956. Депутат Верховного Совета СССР 4—9-го созывов. C 1956 член Бюро ЦК КП Белоруссии.





Биография

Родился в крестьянской семье.

С 1931 работал агрономом Колхозцентра Наркомзема БССР.

В 1937 году на него был сделан донос, после чего был арестован. Однако благодаря заступничеству товарищей репрессирован не был[1].

В 1939 году окончил Белорусский государственный сельскохозяйственный институт.

С 1939 на руководящей комсомольской работе; в 19421945 секретарь ЦК ЛКСМ Белоруссии.

В 1940 году женился[1].

Во время Великой Отечественной войны один из организаторов и руководителей партизанского движения и комсомольского подполья в Белоруссии[2].

В 19451947 в аппарате ЦК КП(б)Б. В 19471956 2-й секретарь, председатель Минского облисполкома, 1-й секретарь Минского обкома КПБ.

Охрана была только в 50-е годы, когда был первым секретарем Минского обкома партии и когда охрана полагалась всем первым лицам[1].

В ЦК обслуживали два водителя[1].

Стал председателем Президиума ВС БССР (полагался дополнительно лишь повар, от которого отказался, и домработница)[1].

Реформы Хрущева переживал как собственную трагедию. Разделение ЦК партии на промышленность и сельское хозяйство Хрущёвым пришлось на период, когда Сурганов был вторым секретарем ЦК. Тогда его назначили председателем бюро по сельскому хозяйству, вместо него хотели назначить московскую кандидатуру. Мазуров с Сургановым смогли отстоять кандидатуру Машерова (был первым секретарем Брестского обкома партии).

Заместители председателя Президиума ВС СССР по очереди на месяц переезжали в Москву (исполняли обязанности современного президента). Его семье предоставлялась шикарная квартира (по улице Грановского), дача, машина, охрана. Сурганову выпала честь впервые после холодной войны встречать на советской земле (в Крыму) американского президента (Никсона).

Хатынь (сын Сурганова был у мемориала в наряде, отвечал и за журналистский пул вместе с главным охранником Никсона) была в плане визита. По этикету был произведён обмен подарками — Сурганов преподнес выбранное спецслужбами ружье, Никсон — серебряную салатницу с золотой инкрустацией и портретом Джорджа Вашингтона (единственный подарок, который Сурганов забрал домой, в настоящее время — у сестры Евгения). На салатнице была подпись «Сурганову Федору Анисимовичу в знак признательности от президента США Никсона».

Авария

Декабрь 1976-го — в Беловежской пуще отдыхали Рауль Кастро с женой и детьми, на встречу с которыми прилетели Машеров и Тихон Киселёв[1]. Леонид Беда к ним присоединился позже, ожидали Сурганова.

25 декабря Сурганов вручал знамя Высшей школе милиции в клубе имени Дзержинского, поэтому задержался. На встречу на своей «Чайке» отправился с новым, неопытным водителем Соколовским (предыдущего накануне пришлось уволить).

26 декабря — Беда уговорил Машерова (который, вслед за Кастро, собирался возвращаться в Минск на самолете) ехать на машине (в первой — «Чайке», во второй поехали жены). Киселёву спасло жизнь то, что на заправке он пересел к женщинам. Машины ГАИ Брестской области сопровождали впереди и сзади.

После задержки на заправке, «Чайке» Сурганова пришлось догонять колонну. По правой стороне дороги в это время летел автобус, водитель которого команду ГАИ принять вправо и остановиться не выполнил. Другой автобус впереди выполнил команду и стоял на дороге (а не на обочине). В стоящий автобус врезается автобус, не выполнивший команду ГАИ, и его разворачивает на полдороги. К этому моменту колонна уже проехала, а «Чайка» её догоняла.

При столкновении, которое было очень сильным, единственным выжившим оказался водитель (Сурганов сразу погиб, Леонида Беду вынесло через боковое стекло).

Как признался водитель, когда он увидел перед собой стену, от страха потерял сознание и не стал тормозить.

Главный виновник аварии: Недельский, на заводе во Львове перегонял транспорт после покраски, накануне аварии был лишён прав. Повесив на одну из машин поддельный номерной знак, с попутчиками в выходные рванул в Белоруссию за покупками перед Новым годом. Получил 15 лет, вышел по амнистии.

Евгений Сурганов (сын): «В эту, как оказалось, последнюю поездку, я провожал отца. Помню, как уговаривал его не ехать… На один день, в такую погоду… Дело в том, что я знал, что Соколовский — неопытный водитель, но сам настаивал, чтобы его взяли на это место. Он охотник, и я думал, сможет папе составить компанию. Мне до сих не хватает отца, его мудрых советов, его поддержки, но я и сейчас никого не виню. Уверен, если бы у наших руководителей в то время была такая же служба охраны, как у первых лиц в Москве, ничего бы не случилось»[1].

Награды

Увлечения

С друзьями (Кирилл Трофимович Мазуров — ввёл традицию проводить выходные вместе, Тихон Киселев) проводил свободное время. К ним иногда присоединялся Сергей Притыцкий. Разыгрывали друг друга (например, по телефону подделать голос и от имени «самого главного» куда-нибудь пригласить).

В поиске грибов обойти его не могли.

На стадион (болел сначала за «Спартак», потом — за «Динамо») всегда ходил и Мазуров, где они все громко кричали, свистели, топали ногами.

На даче в Дроздах любил играть в бильярд с сыном[1].

Семья

  • Жена — Вера
  • Евгений Сурганов — сын

Память

Напишите отзыв о статье "Сурганов, Фёдор Анисимович"

Литература

  • Антонович, С. Роковой кортеж / С. Антонович // 7 дней. — 1994. — 19 февр. — С. 3.
  • Антановіч, С. Шлях да трагедыі / С. Антановіч // Звязда. — 1990. — 28 кастр. — С. 4.
  • Аўхімовіч, М. Сын народа, салдат партыі: да 70-годдзя з дня нараджэння Ф. А. Сурганава / М. Аўхімовіч // Звязда. — 1981. — 7 чэрв. — С. 3.
  • Приходько, А. Таким его мы знали / А. Приходько, М. Шибалио // Рэспубліка. — 1996. — 17 студз. — С. 15.
  • Сурганов Фёдор Анисимович // Республика Беларусь : энциклопедия : в 6 т. / редкол.: Г. П. Пашков [и др.]. — Мн., 2008. — Т. 7. — С. 160.

См. также

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 [kp.by/daily/24601.3/772433/ Сурганов погиб по вине водителя-угонщика]
  2. [www.pravo.by/calendar.asp?07.06.2007 Национальный правовой интернет-портал Республики Беларусь]
  3. 1 2 [www.knowbysight.info/SSS/14725.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991]
  4. [militarymaps.narod.ru/books/war_enz/enz_01_intro.djvu Великая Отечественная война 1941—1945: Энциклопедия, глав. ред. М. М. Козлов. — М.: Сов. энциклопедия, 1985. — С. 697// Великая Отечественная война 1941—1945: Энциклопедия, глав. ред. М. М. Козлов]

Ссылки

  • [vlib.by/PRIDVINIE-1/PERSONS/Surganay_FA.htm ГУ «Витебская областная библиотека им. В. И. Ленина»: Прыдзвінскі край-Выдатныя і знакамітыя людзі-Сурганаў Ф. А.]

Отрывок, характеризующий Сурганов, Фёдор Анисимович

И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.