Моллер, Фёдор Антонович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Антонович Моллер»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Антонович Моллер
Otto Friedrich von Möller
Имя при рождении:

Отто Фридрих Теодор Моллер

Дата рождения:

30 мая (11 июня) 1812(1812-06-11)

Место рождения:

Кронштадт

Дата смерти:

21 июля (2 августа) 1874(1874-08-02) (62 года)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Влияние:

Карл Брюллов

Работы на Викискладе

Фёдор Антонович Моллер (при рождении Отто Фридрих Теодор Моллер; 30 мая (11 июня) 1812, Кронштадт — 2 августа (21 июля) 1874, Санкт-Петербург) — русский художник и офицер[1]. Профессор Императорской академии Художеств[2]. Ученик Карла Брюллова.





Биография

Сын военного моряка высокого ранга (позднее морского министра) Антона Васильевича фон Моллера, Фёдор и сам готовился к военно-морской карьере. Воспитанник Морского кадетского корпуса уже в 1826 году был произведён в офицеры. Однако пробудившийся интерес к живописи и несомненный талант молодого морского офицера «заставляют» его посещать Академию художеств, где он в скором времени становится одним из любимых учеников Карла Брюллова[3].

Впервые выступил перед публикой на академической выставке 1832 году с картиною «Битва при Остроленке». После того им были выставлены «Альцеста, освобождающая Геркулеса из царства теней» и несколько жанров[4]. В 1835 году Академия за его успехи в рисунке присудила ему малую золотую медаль.

По приезде в Петербург Карла Брюллова Моллер стал пользоваться его руководством и, дабы нераздельно предаться живописи, вышел в отставку из военной службы.

В 1837 году за картину, изображавшую семейство его отца, он был награждён от Академии большою золотой медалью и признан назначенным в академики.

В 1838 году После окончания Академии Моллер едет по собственной инициативе в Италию для совершенствования художественного мастерства. Уже в 1840 году за присланную в Петербург картину «Поцелуй» художник получает звание академика а также приобретает известность. В Италии ведет исключительно насыщенную творчеством жизнь. Среди его близких знакомых — Фёдор Бруни, Александр Иванов и Николай Гоголь, с которым художник был особенно дружен и несколько портретов которого он написал. Помимо портретов Фёдор Моллер в соответствии с академическими канонами писал полотна на библейские и исторические сюжеты.

Возвратившись в 1847 году ненадолго в Россию, он снова отправился в Рим, где увлекся идеями тамошних немецких художников-назарейцев и стилем Овербека и написал в его духе колоссальную картину «Проповедь апостола Иоанна на острове Патмосе», за которую в 1856 году получил звание профессора исторической живописи.

В Петербурге он занимается преподаванием, руководит деятельностью пенсионеров Общества поощрения художников и выполняет ответственнейшие заказы для Большого Кремлёвского дворца в Москве (серия картин, посвященная Александру Невскому), Исаакиевского собора в Петербурге («Несение креста»). Скоротечное воспаление лёгких прервало работу над его последней картиной — «Распятие Христа».

Творчество

Деятельность Моллера распадается на два периода. В первом он является последователем Карла Брюллова, хорошим рисовальщиком, эффектным колористом, вообще художником, не лишённым вкуса и непритворного чувства. К этому периоду, кроме вышеупомянутого семейного портрета Моллера-отца и «Поцелуя», относятся его картины «Русалка», «Невеста, задумавшаяся над обручальным кольцом», и некоторые другие.

Во втором периоде творчеством Моллера управляло не столько вдохновение, сколько следование принципам Овербека и его школы; он впал в холод и рефлективность композиций, в вялость и условность красок, в сухость и жёсткость исполнения. К этому периоду относятся полотна «Проповедь апостола Иоанна», и написанные им после этой картины «Татьяна, отправляющая письмо к Онегину», «Моисей, спускаемый в корзине на воду своею матерью» (1861), «Видение Александра Невского перед сражением на Неве» (исполнена для храма Христа Спасителя, 1862), «Посольство Папы к Александру Невскому» (тоже), «Битва Александра Невского со шведами» (в Александровском зале Кремлёвского дворца в Москве, 1864—65), «Юдифь» (1870), «Распятие» (в лютеранской церкви в села Вендау, в Лифляндской губернии, 1871 год) и другие.

Напишите отзыв о статье "Моллер, Фёдор Антонович"

Примечания

  1. [www.art-catalog.ru/artist.php?id_artist=299 Art-каталог: живопись и графика — художник — Моллер Федор Антонович (1812-1874)]
  2. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/85178/%D0%9C%D0%BE%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D1%80 Моллер, Федор Антон]
  3. [www.artsait.ru/art/m/moller/main.htm Русские художники. Моллер Федор Антонович]
  4. ЭСБЕ

Ссылки

  • [www.echo.msk.ru/programs/tretiakovka/49857/ Самый известный портрет писателя Николая Гоголя работы художника Федора Моллера]
  • [literatura5.narod.ru/moller_f.html Н.В.Гоголь. Портрет работы Ф.А.Моллера, 1941 г.]
  • [www.youtube.com/watch?v=P8aAv1mM8Eg Фильм о художнике Федоре Моллере, жившем на острове Сааремаа Эзель.(эст., рус.), 2012 г.]
  • [www.tg-m.ru/articles/4-2012-37/khudozhnik-s-blestyashchim-talantom-i-khoroshimi-sredstvami Людмила Маркина «Художник с блестящим талантом и хорошими средствами...»], журнал "Третьяковская галерея", #4 2012 (37)
  • [www.bbl-digital.de/eintrag// Моллер, Фёдор Антонович] в словаре Baltisches Biographisches Lexikon digital  (нем.)

Отрывок, характеризующий Моллер, Фёдор Антонович

– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.