Балеста, Фёдор Захарович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Балеста»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Захарович Балеста
Дата рождения

1916(1916)

Дата смерти

22 ноября 1944(1944-11-22)

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Звание

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Фёдор Захарович Балеста (1916[1]1944) — старший сержант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1943), указ о награждении отменён в 1962 году.



Биография

Фёдор Балеста родился в 1920 году. По национальности белорус[2].

Участвовал в Великой Отечественной войне. К ноябрю 1941 года имел звание старшего сержанта и занимал должность секретаря президиума комсомольской организации полковой батареи 76-миллиметровых орудий 606-го стрелкового полка 317-й Бакинской стрелковой дивизии (командир батареи — лейтенант Оганов)[3].

Старший сержант Балеста особо отличился вместе с четырьмя сослуживцами в бою 18 ноября 1941 года в районе села Большие Салы Ростовской области[2]. Группа танков противника наступала через позиции батареи Оганова. Оганов получил приказ любой ценой удержать позиции, чтобы обеспечить возможность перегруппировки пехоте. Противник провёл три массированные атаки танками, но не сумел прорвать оборону батареи. В бою Балеста заменил выбывшего из строя командира орудия, выбросил орудие на открытую позицию и в упор расстрелял несколько немецких танков. Балеста был признан погибшим в бою[3].

22 февраля 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Балеста был удостоен звания Героя Советского Союза посмертно[3].

Позже выяснилось, что Балеста выжил и попал в плен. До 9 марта 1942 года находился в лагере военнопленных в г. Мариуполе. Позднее проживал на оккупированной территории в хуторе Сухой Овраг Андреево-Ивановского района Одесской области.

После освобождения территории от немцев 6 марта 1944 года вновь призван в Красную Армию. Командир отделения 32-го стрелкового полка 19-й стрелковой дивизии. Участвовал в боях за освобождение Югославии. Отличился в бою за город Заечар. Был представлен к ордену Славы 3-й степени.

22 ноября 1944 года погиб в бою.

Похоронен в братской могиле советских воинов в селе Батина Скеля (община Бели Монастыр, Хорватия). Приказом по 19-й стрелковой дивизии № 076/н от 5 декабря 1944 года посмертно награждён медалью "За Отвагу".

5 ноября 1962 года Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Балесте звания Героя Советского Союза был отменён "в связи с необоснованным представлением"[3].

Напишите отзыв о статье "Балеста, Фёдор Захарович"

Примечания

  1. в наградном листе — 1920
  2. 1 2 [donvrem.dspl.ru/Files/article/m7/0/art.aspx?art_id=155 Афанасенко Владимир Иванович. Правда о батарее Оганова.]
  3. 1 2 3 4 Материалы сайта «Подвиг народа»

Ссылки

 Сергей Каргапольцев. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=21778 Балеста, Фёдор Захарович]. Сайт «Герои Страны». Проверено 21 декабря 2015.

Отрывок, характеризующий Балеста, Фёдор Захарович

Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.