Берестов, Фёдор Сергеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фёдор Берестов»)
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Сергеевич Берестов
Дата рождения

10 января 1921(1921-01-10)

Место рождения

посёлок Глубокое, Восточно-Казахстанская область

Дата смерти

27 октября 1944(1944-10-27) (23 года)

Место смерти

Приекуле, Латвия

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19411944

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Фёдор Сергеевич Берестов (19211944) — младший лейтенант Рабоче-крестьянской Красной Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1945).



Биография

Фёдор Берестов родился 10 января 1921 года в посёлке Глубокое (ныне — Восточно-Казахстанская область Казахстана) в крестьянской семье. Получил начальное образование, после чего работал в колхозе «Прогресс», был киномехаником, бензозаправщиком. В августе 1941 года был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. С сентября того же года — на фронтах Великой Отечественной войны. Отличился во время освобождения Белорусской ССР и Прибалтики. К июню 1944 года гвардии сержант Фёдор Берестов командовал отделением 201-го гвардейского стрелкового полка 67-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии 1-го Прибалтийского фронта[1].

23 июня 1944 года в ходе боя в районе деревни Ратьково Шумилинского района Витебской области Берестов во главе своего отделения вклинился в оборону противника, где обнаружил дзот с пулемётом. Лично уничтожил его гранатами. 24 июня одним из первых в полку переправился через Западную Двину и уничтожил 8 вражеских солдат в рукопашной схватке. За эти бои Берестов был представлен командованием к присвоению звания Героя Советского Союза[1].

Позднее Берестов стал младшим лейтенантом, комсоргом батальона. В боях к северу от Шяуляя Берестов, заменив раненого командира роты, поднял её бойцов в атаку. В бою рота захватила деревню Дарменкай, 2 грузовых и 1 легковую автомашины, 2 штурмовых орудия, а также пленных[1].

27 октября 1944 года Берестов погиб в бою за освобождение города Приекуле Латвийской ССР. Похоронен в братской могиле в Приекуле[1].

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками» гвардии сержант Фёдор Берестов посмертно был удостоен высокого звания Героя Советского Союза[1].

Был также награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени. В посёлке Глубокое в его честь названа улица, на которой установлена мемориальная доска[1].

Напишите отзыв о статье "Берестов, Фёдор Сергеевич"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=8009 Берестов, Фёдор Сергеевич]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Берестов, Фёдор Сергеевич




Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.