Фёдор Ростиславич Чёрный

Фёдор Ростиславич<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Миниатюра из Лицевого свода: «в Ярославле сел на княжение князь Федор Ростиславич, внук Мстиславов, правнук Давыдов.»</td></tr>
удельный князь Ярославский
ок. 1260 — 1299
Предшественник:	Анастасия Васильевна
Преемник:	Давид Фёдорович
удельный князь Можайский
1275 — 1299
Предшественник:	основание княжества
Преемник:	?
Великий князь Смоленский
1279 — 1297
Предшественник:	Михаил Ростиславич
Преемник:	Александр Глебович
Вероисповедание:	православие
Рождение:	ок. 1240 или 1 сентября 1233 Смоленск
Смерть:	1299(1299) Ярославль
Место погребения:	Входоиерусалимская церковь Спасского монастыря в Ярославле
Род:	Рюриковичи
Отец:	Ростислав Мстиславич
Супруга:	1. Мария Васильевна 2. Анна, дочь хана Менгу-Тимура
Дети:	1. дочери: старшая — жена Давида Константиновича Галицкого, младшая — жена Михаила Глебовича белозерского, сын Михаил 2. сыновья Давид, Константин

Фёдор Ростисла́вич Чёрный (Чермный) (около 1240 или 1 сентября 1233—1299) — князь ярославский, можайский и великий князь смоленский. Согласно трудам ряда российских историков, в частности, Широкораду, прозвище Чермный означает «красивый».

Биография

Родился около 1240 (по другим данным — 1 сентября 1233) в Смоленске, третий сын смоленского князя Ростислава Мстиславича. Около 1260 вступил в брак с Анастасией Васильевной, молодой ярославской княжной, дочерью Василия Всеволодовича, но фактически управление Ярославским княжеством после смерти всех мужчин первой ярославской княжеской династии было в руках её матери Ксении. В начале 1260-х родились две их дочери, упомянутые в летописях, а в 1265 согласно легенде — сын Михаил.

В период с не ранее 1266 по 1276, возможно, пребывал в Золотой Орде, где, по легенде, его полюбила ханша Джиджекхатунь и благоволил хан Менгу-Тимур, они сватали свою дочь за него, несмотря на живую жену. Впрочем, Анастасия вскоре умирает, Фёдор пытается вернуться в Ярославль, но этому воспротивилась княгиня Ксения с боярами, объявившие князем малолетнего Михаила. Фёдор, оставшись в Орде, женится во второй раз, на дочери хана, в православии Анне, получив за неё большое приданое (36 городов) и большой почёт у монголов. Рождаются сыновья Давид и Константин, в то время как старший сын Михаил умирает в Ярославле. После этого Фёдор с семьёй отъезжает в Ярославль с ханским ярлыком на княжение.

В 1276 имя Фёдора впервые упоминается в летописи в связи с погребением великого князя Василия Ярославича.

В 1275 получает в наследство Можайск.

В 1277—1278 вместе с другими князьями участвует в походах Орды против осетин и волжских булгар, брал осетинский город Дедяков.

В 1278—1279 в Смоленске умирают его братья Глеб и Михаил и Смоленское княжество переходит к Фёдору. В 1279—1281 годах он, предположительно, пребывает в Смоленске, а 1281—1292 годах — вновь в Орде, в том числе участвует в междоусобице Андрея и Дмитрия Александровичей, закончившейся разорением в 1281 году ряда русских городов ордынцами и русскими же. В 1285 безуспешно осаждает Смоленск его племянник Роман Глебович.

В 1293 году вместе с князем Андреем Александровичем Городецким участвует в походе татарской рати под предводительством золотоордынского полководца Дюденя (Тудана) в Северо-Восточную Русь. В результате этого похода были разорены 14 городов, в числе которых: Владимир, Суздаль, Юрьев, Переславль, Дмитров, Москва, Коломна, Можайск, Волок. В 1294 Фёдор получил от пришедшего к власти во Владимире Андрея Александровича Переяславль-Залесский, но Дмитрий Александрович отказался от великого княжения под условием возвращения ему Переяславля. Тогда Фёдор, уходя из города, сжёг его. В 1297 другой племянник Фёдора — Александр Глебович — «берёт лестью княжение смоленское», в 1298, а возможно и повторно в 1299, Фёдор пытается безуспешно силой вернуть город.

Князь умирает в 1299 году в Ярославле, приняв схиму. Глубина предсмертного покаяния является главным основанием его последующей канонизации. Впрочем, Е. А. Ермолин полагает, что князь лелеял планы крещения Орды. Ярославское княжение переходит к его сыну Давиду.

Почитание в православии

Накануне присоединения Ярославля к Московскому государству, в 1463 году, архимандрит Христофор обрёл в ярославском Спасском монастыре мощи князя и его сыновей Давида и Константина, они были размещены в Спасо-Преображенском соборе монастыря. В 1467 году все трое были канонизированы. Это первые ярославские святые. В период с 1989 до 2011 года мощи ярославских чудотворцев находились в Федоровской церкви Ярославля, где сейчас остались только частички мощей. В настоящее время мощи покоятся в раке в новом Успенском соборе Ярославля.

Дни памяти:

• 19 сентября (2 октября);
• 5 (18) марта — обретение мощей;
• 23 мая (5 июня) — Собор Ростовских святых;

• Fedor, David and Constantin (1560s, Yaroslavl museum).jpg

  Икона «Ярославские князья Фёдор, Давид и Константин в житии», XVI век

• Fedor, David and Constantin (1560s, Yaroslavl museum) - detail 02.jpg

  Приезд Фёдора в Ярославль

• Fedor, David and Constantin (1560s, Yaroslavl museum) - detail 04.jpg

  Неудачная попытка князя Фёдора вернуться в Ярославль

• Yaroslavl saints (15th c., Museum of Russian icon).jpg

  Икона с изображением Фёдора и сыновей, написанная вскоре после их канонизации

Литература

• Ермолин Е. А. Святой великий князь Фёдор Ростиславич Чёрный, ярославский и смоленский. Взгляд с порога III тысячелетия. Ярославль: Александр Рутман, 1999. — 112 с. — (Граждане Ярославля)
• Житие и жизнь преподобного князя Феодора Ярославского // Ярославские епархиальные ведомости. 1876. Часть неофиц. № 10.
• Иоанн (Вендланд К. Н.), митр.. Князь Фёдор. Исторический очерк. Ярославль, 1990.
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/9014038 Почитание ярославских святых Феодора, Давида и Константина за пределами Ярославля в XVI в.] // Макариевские чтения. Священные войны России. Выпуск 20. — Можайск, 2013. — С. 118-123. — ISBN 978-5-9902186-8-0.
• Мельник А. Г. [www.academia.edu/20413649 Жития и службы, посвященные св. Феодору Ярославскому, как источники по истории его почитания в последней трети XV - начале XVI веков] // Книжная культура Ярославского края - 2014. Сборник статей и материалов. — Ярославль, 2015. — С. 5-10. — ISBN 978-5-906275-17-2.
• Экземплярский А. В.,. Ярославские князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [books.google.ch/books?id=6DQje0uGyAQC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Александр Широкорад, Альтернатива Москве. Великие княжества Смоленское, Рязанское,…]

Отрывок, характеризующий Фёдор Ростиславич Чёрный

29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
Оставшись наедине с фельдмаршалом, государь высказал ему свое неудовольствие за медленность преследования, за ошибки в Красном и на Березине и сообщил свои соображения о будущем походе за границу. Кутузов не делал ни возражений, ни замечаний. То самое покорное и бессмысленное выражение, с которым он, семь лет тому назад, выслушивал приказания государя на Аустерлицком поле, установилось теперь на его лице.
Когда Кутузов вышел из кабинета и своей тяжелой, ныряющей походкой, опустив голову, пошел по зале, чей то голос остановил его.
– Ваша светлость, – сказал кто то.
Кутузов поднял голову и долго смотрел в глаза графу Толстому, который, с какой то маленькою вещицей на серебряном блюде, стоял перед ним. Кутузов, казалось, не понимал, чего от него хотели.
Вдруг он как будто вспомнил: чуть заметная улыбка мелькнула на его пухлом лице, и он, низко, почтительно наклонившись, взял предмет, лежавший на блюде. Это был Георгий 1 й степени.


На другой день были у фельдмаршала обед и бал, которые государь удостоил своим присутствием. Кутузову пожалован Георгий 1 й степени; государь оказывал ему высочайшие почести; но неудовольствие государя против фельдмаршала было известно каждому. Соблюдалось приличие, и государь показывал первый пример этого; но все знали, что старик виноват и никуда не годится. Когда на бале Кутузов, по старой екатерининской привычке, при входе государя в бальную залу велел к ногам его повергнуть взятые знамена, государь неприятно поморщился и проговорил слова, в которых некоторые слышали: «старый комедиант».
Неудовольствие государя против Кутузова усилилось в Вильне в особенности потому, что Кутузов, очевидно, не хотел или не мог понимать значение предстоящей кампании.
Когда на другой день утром государь сказал собравшимся у него офицерам: «Вы спасли не одну Россию; вы спасли Европу», – все уже тогда поняли, что война не кончена.
Один Кутузов не хотел понимать этого и открыто говорил свое мнение о том, что новая война не может улучшить положение и увеличить славу России, а только может ухудшить ее положение и уменьшить ту высшую степень славы, на которой, по его мнению, теперь стояла Россия. Он старался доказать государю невозможность набрания новых войск; говорил о тяжелом положении населений, о возможности неудач и т. п.
При таком настроении фельдмаршал, естественно, представлялся только помехой и тормозом предстоящей войны.
Для избежания столкновений со стариком сам собою нашелся выход, состоящий в том, чтобы, как в Аустерлице и как в начале кампании при Барклае, вынуть из под главнокомандующего, не тревожа его, не объявляя ему о том, ту почву власти, на которой он стоял, и перенести ее к самому государю.
С этою целью понемногу переформировался штаб, и вся существенная сила штаба Кутузова была уничтожена и перенесена к государю. Толь, Коновницын, Ермолов – получили другие назначения. Все громко говорили, что фельдмаршал стал очень слаб и расстроен здоровьем.
Ему надо было быть слабым здоровьем, для того чтобы передать свое место тому, кто заступал его. И действительно, здоровье его было слабо.
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.
Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.


Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.