Народное движение (Германия)
Народное движение (нем. Völkische Bewegung, Фёлкише/Фёлькише) — националистическое, а также расистское движение, политическая идеология, распространённые в Германии конца XIX — начала XX века. Движение использовало идеи учения ариософии, введённого Гвидо фон Листом, сочетая с идеями пангерманизма, националистического романтизма и социал-дарвинизма. В фёлькише входили различные группы объединений.
Ведущую роль в создании идей фёлькише играли произведения Гвидо фон Листа и Йёрга Ланца фон Либенфельса. Большое влияние на формирование фёлькише, как единого движения оказали идеи Германа Вирта.
Ариософы, начавшие свою деятельность в Вене, незадолго до Первой мировой войны, соединили народнический (volkisch) немецкий национализм и расизм с оккультными идеями, заимствованными из теософии Елены Петровны Блаватской — с целью предсказания и оправдания грядущей эры немецкого мирового порядка. |
В январе 1902 года Теодором Фричем в Лейпциге было организовано издательство, выпускавшее антисемитский журнал «Молот» (нем. "Der Hammer"). Подобный журнал Ostara организовал Ланц, который в своем манифесте провозгласил, что Ostara — это
[1]Дальнейшим шагом стало создание в 1912 году «Имперского союза „Молот“» (нем. Reichshammerbund) — организации, объединившей все группы «Молот». Была также создана подпольная организация — «Германский орден» (нем. Germanenorden), сходная с ней по идеологии и организационной структуре и сыгравшая роль в становлении доктрины национал-социализма.
В 1919 году Макс Бём совместно с Генрихом фон Гляйхеном и Артуром Мёллером основал фёлькиш-национальный «Июньский клуб» (дискуссионную площадку младоконсерваторов).
Напишите отзыв о статье "Народное движение (Германия)"
Примечания
См. также
Отрывок, характеризующий Народное движение (Германия)
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.