Шмелёв, Фёдор Петрович

Фёдор Петрович Шмелёв
Дата рождения	7 ноября 1899(1899-11-07)
Место рождения	село Макеенки, Касимовский уезд, Рязанская губерния, Российская империя
Дата смерти	19 сентября 1979(1979-09-19) (79 лет)
Место смерти	Фрязино, Московская область, РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	1917—1959
Звание
Командовал	партизанскими отрядами, 180-й СД и др.
Сражения/войны	Восточный фронт Первой мировой войны, Дальневосточный фронт, Ельня, Воронежский фронт, Курская битва, битва за Днепр, Корсунь-Шевченковская операция, Бои в Трансильвании, Мишкольц, Балатонская операция, многие другие
Награды и премии	награды иностр. государств

Фёдор Петро́вич Шмелёв (7 ноября 1899 — 19 сентября 1979) — советский военачальник, генерал-майор (1943)180-й стрелковой дивизии, которой 6 ноября 1943 года удалось освободить Киев.

Биография

Фёдор Петрович Шмелёв родился 7 ноября 1899 года в семье крестьянина в деревне Макеенки. По окончании второклассной школы (1907—1912) пошёл работать в магазин обуви братьев Третьяковых в городе Касимове.

В 1914 году Ф. П. Шмелёв уехал в Москву, работал продавцом в магазине обуви Яковлева и учился на курсах Паршина (1914—1916). В 1917 году был взят в старую армию и служил солдатом в запасном полку в городе Ереване. В январе 1918 года был демобилизован и направлен в Московский военкомат, и из военкомата, впредь до демобилизации, в 85-й запасный полк (Астраханские казармы). Ф. П. Шмелёв демобилизовываться не стал, а, непосредственно из старой армии, поступил в Красную армию. В феврале 1918 года из солдат 85-го запасного полка был сформирован 85-й партизанский отряд (партотряд). Начальником партотряда был выбран Ф. П. Шмелёв. Отряд был отправлен в район Себежа и вёл бои с немцами под станицей Розиновская, Опочка и на реке Синюха. Подписку о переходе отряда в Красную армию давали 25 февраля 1918 года.

Гражданская война в России

В июне 1918 года отряд был влит во вновь сформированный Себежский полк 2-й Псковской дивизии. В июле с отдельной ротой, сформированной из отряда, Ф. П. Шмелёв был направлен в распоряжение командира 1-го Вятского запасного полка в город Вятка. Полк формировался из призывных Вятской области и рота послужила кадром младшего комсостава полка (как добровольцы).

В должности ротного командира в августе 1918 года Ф. П. Шмелёв принимал участие в подавлении восстания, организованного белыми в тылу Восточного фронта, в Глазовском и Ижевском районах. В сентябре 1918 года с маршевой ротой отбыл на Северный фронт и явился в распоряжение командира 156-го Гатчинского стрелкового полка. Был назначен помощником командира роты. Принимал участие в боях за овладение городом Шенкурск и городом Березняки. В феврале 1919 года Ф. П. Шмелёв был командирован на военно-инструкторские курсы при штабе 6-й армии в Вологде. Окончил курсы в июле и был направлен в распоряжение командира 156-го Северного полка. Был назначен командиром роты. Принимал участие в боях под городом Онега, под станциями Емца и Шелехса. В бою под Шелехсой 23 сентября 1919 года был ранен и эвакуирован в госпиталь в город Вологда, а после в город Рыбинск.

В апреле 1920 года Ф. П. Шмелёв вылечился от полученных ран и перенесённого тифа и был откомандирован на Западный фронт. Был назначен начальником команды пеших разведчиков 38-го стрелкового полка 5-й стрелковой дивизии, входящей в 3-ю армию. Принимал участие в наступлении на Варшаву. При отходе Красной армии на реке Неман был ранен в бою под М. Кузница 25 сентября 1920 года и эвакуирован в госпиталь имени III Интернационала в город Москва.

По выздоровлении был направлен в распоряжение помощника главкома по Сибири, в город Омск. В июне 1921 года прошёл экзаменационную комиссию при штабе помощника главкома по Сибири и был направлен в Народно-революционную армию Дальневосточной республики. В июле 1921 года прибыл в 3-ю бригаду и был назначен командиром роты. Принимал участие в боях против Унгерна. При сведении 3-ей бригады в Особо-Амурский полк был назначен помощником командира роты. В ноябре 1921 года, в составе полка, выступил на фронт против белой армии генерала Молчанова. В декабре 1921 года был назначен начальником команды пеших разведчиков. Принимал участие в боях под станциями Волочаевка, Бекином и Васильевская. Был ранен в голову под станицей Васильевская в конце февраля 1922 года и эвакуирован в госпиталь в город Хабаровск. В мае 1922 года вернулся в полк.

В августе 1922 года войска НРА Дальневосточной Республики были реорганизованы (создана 2-я Приамурская дивизия). Шмелёв был назначен командиром взвода, а затем помощником командира роты и командиром роты в 5-й Амурский полк. При ликвидации белой армии Дитерихса он принимал участие в боях за города Спасск и Никольск-Уссурийский, станции: Раздольное, Монастырище, Барабаш и Ново-Киевское. В октябре 1922 года Народно-революционная армия была преобразована в Красную Армию и перешла на мирное положение. В январе 1923 года полк был дислоцирован в Благовещенске. 4-я рота, под командованием Шмелёва, с апреля по сентябрь прикрывала Амурскую железную дорогу и вела борьбу с бандами в Свободненском районе.

В октябре 1925 года Ф. П. Шмелёв был направлен на повторные курсы СибВО (город Иркутск), которые окончил в сентябре 1926 года. Прибыл обратно в полк, числился командиром 4-й роты, но фактически, до июля 1927 года, выполнял должность командира 2-го батальона (командир батальона Белов замещал должность помощника командира полка, который учился на курсах «Выстрел»). В июне 1927 года Ф. П. Шмелёв был назначен Начальником строевого отдела штаба 2-й Приамурской дивизии. На этой должности пробыл до декабря 1931 года. Принимал участие в боях по ликвидации военного конфликта с бело-китайцами в 1929 году, исполняя должность Начальника 1-й части штаба дивизии. В декабре 1931 года был назначен помощником Начальника 1-й части штаба 19-го Приморского корпуса в город Владивосток.

В феврале 1932 года Ф. П. Шмелёв убыл из штаба корпуса держать испытание для поступления в Военную академию имени М. В. Фрунзе, был зачислен слушателем академии и после четырёхгодичного обучения таковую окончил в мае 1936 года и был направлен в Раздольное? на должность Начальника 1-й части штаба 32-й Саратовской стрелковой дивизии. Находясь в дивизии, совмещал работу Начальника 1-й части и Начальника штаба, а с января 1938 года исполнял должность командира 94-го горнизированного стрелкового полка.

В мае 1938 года Ф. П. Шмелёв был награждён медалью «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

5 июля 1938 года Ф. П. Шмелёв был освобождён от должности Начальника 1-й части штаба и Командира 94-го стрелкового полка и арестован. Находился под следствием с 5 июля 1938 года по 20 июня 1939 года. 20 июня 1939 года по выяснении невиновности, был освобождён из под стражи, а в сентябре 1939 года восстановлен в армии и назначен преподавателем в Академию Фрунзе.

В феврале 1940 года Ф. П. Шмелёву было присвоено очередное звание «Полковник».

Великая Отечественная война

В Академии Ф. П. Шмелёв работал до июля 1941 года, в июле был назначен Начальником штаба 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения и отбыл на фронт. Дивизия входила в состав 33-й Армии Резервного фронта. В сентябре 1941 года дивизия была подчинена 24-й Армии и вела тяжёлые бои на Десне и в районе станции Коробец и деревни Уварово, прикрывая отход частей Западного фронта к городу Вязьма. В ночном бою под Уварово пропал командир дивизии комбриг Скрипников и во временное командование дивизией вступил Ф. П. Шмелёв.

Пробиваясь с дивизией и присоединяя разрозненные части других дивизий 24-й Армии, Ф. П. Шмелёв пробился из под Уварово на рубеж Покров, Вязьма. При прорыве кольца окружения противника у села Покров в октябре 1941 года Ф. П. Шмелёв был ранен в ногу и руку и остался на поле боя, был подобран группой бойцов и оставлен в деревне Некрасово. Лечился в деревнях Некрасово, Мосолово и Дылдино. В декабре 1941 года Ф. П. Шмелёв получил возможность передвигаться и приступил к формированию партизанских групп. В январе 1942 года группы свёл в отряд и начал действовать в тылу врага. В феврале 1942 года соединился с 8-й отдельной воздушно-десантной бригадой 4-го ВДК, сброшенной на Дорогобужском артполигоне (командир бригады — Онуфриев Александр, командир корпуса — полковник Казанкин) и совместно с таковой произвёл ряд нападений на отведённые из под Москвы для формирования части немцев. В Семлёвском, Издешковском и Вяземском районах было сожжено до тысячи автомашин, захвачено большое количество оружия и средств связи и убиты и разогнаны остатки 5-й мотодивизии немцев. С приходом конницы генерала Белова в район Вязьмы вошёл в его подчинение.

В апреле 1942 года, по приказанию генерала Белова, Ф. П. Шмелёв объединил свой отряд и отряд 24-й годовщины РККА и сформировал из них полк, а потом бригаду и занял фронт между городами Ельня и Всходы (около 110 км), прикрывая группу генерала Белова в направлениях: Ельня, Дорогобуж, станция Коробец, совхоз Мархоткино. При выходе конницы генерала Белова из рейда, прикрыл его, а сам с отрядом остался опять в тылу врага (не получал разрешение на выход). Оставшись в сожжённом противником районе и проведя ряд упорных боев, пришёл к убеждению, что действовать скученно всем отрядом в одном районе — дать разгромить себя одним ударом. Поэтому из остатков своего отряда, отряда Жабо и отдельных групп конницы генерала Белова (не прорвавшихся с главными силами через фронт) сформировал три группы и дал районы действия, а сам остался с более сильной центральной группой (некоторые представители партизанского штаба в этом усмотрели как роспуск полка).

Боевые действия Ф. П. Шмелёв вёл до 13 августа 1942 года, контролируя железные дороги: Ельня — Спас-Деменск; Спас-Деменск — Вязьма и тракты: Ельня — Спас-Деменск и Ельня — Семлёво — Вязьма. Ввиду болезни (сильные приступы малярии) 15 августа 1942 года, распоряжением военного Совета 33-й армии, был вывезен из тыла врага на самолете.

За руководство партотрядами Ф. П. Шмелёв был награждён Орденом Красного Знамени.

В ноябре 1942 года Ф. П. Шмелёв был назначен командиром 37-й отдельной стрелковой бригады и прибыл с таковой из района Вологды на Воронежский фронт 4 декабря 1942 года, где поступил в резерв фронта. Принимал участие в Россошанско-Острогожской операции, входя в состав 3-й танковой армии генерала Рыбалко. Бригада, совместно со 180-й дивизией, прорывала оборону под станцией Пасюково. В бою между станцией Пасюково и Митрофановка 14 января 1943 года при отбитии контратак дивизии СС «Полицай Франкфурт на Майне» был тяжело ранен и эвакуирован в госпиталь в город Бобров.

За прорыв позиции и ликвидацию контратак противника Ф. П. Шмелёв был награждён орденом Суворова II степени.

По выздоровлении, 16 марта 1943 года, Ф. П. Шмелёв прибыл в штаб Воронежского фронта и был назначен командиром 180-й стрелковой дивизии. Принимал участие в боях на Курской дуге под городом Сумы и в прорыве фронта противника западнее Суджи. В сентябре 1943 года дивизия, входя в состав 38-й армии, форсировала реку Днепр и в упорных боях в октябре 1943 года захватила плацдарм на западном берегу Днепра (Старые Петровцы, Новые Петровцы, Межгорье, Валки и Вышгород) и удержала его до сосредоточения всех сил армии.

За форсирование Днепра и захват плацдарма Ф. П. Шмелёв был награждён вторым Орденом Красного Знамени.

Ф. П. Шмелёв принимал участие в боях за Киев. За бои под Киевом и овладение таковым дивизия получила название Киевской, а Ф. П. Шмелёв был награждён орденом Кутузова II степени и ему было присвоено звание Генерал-майор.

Ф. П. Шмелёв принимал участие в Корсунь-Шевченковской операции.

В марте 1944 года Ф. П. Шмелёв был назначен Заместителем командира 33-го стрелкового корпуса. Принимая участие в Уманьской операции с передовыми частями фронта (337 сд и два полка 180 сд) на плечах противника форсировал Днестр, Прут и Жижия, и захватил плацдарм на Южном берегу Жижия (район Яши) и удержал его до подхода главных сил 27-й армии.

6 июля 1944 года Ф. П. Шмелёв временно вступил в командование 35-м гвардейским корпусом. 9 августа 1944 года по выздоровлении командира корпуса генерала Горячева, корпус сдал и приступил к своим обязанностям.

Ф. П. Шмелёв принимал участие в Ясско-Кишенёвской операции и награждён Орденом Богдана Хмельницкого II степени.

В сентябре 1944 года Ф. П. Шмелёв был назначен представителем в отдельный горный корпус румын. Принимал участие в боях в Трансильвании. С октября 1944 года по 10 мая 1945 года временно исполнял должность заместителя командующего войсками 27-й армии и непосредственно командовал:

• октябрь 1944 года — оперативной группой в составе: 93 гв. сд, 180 сд, горно-стрелковой дивизии и 1 Кав. дивизии (румын). Принимал участие в боях за овладение городом Турда и столицей Трансильвании городом Клюж. Был награждён румынским Орденом Михая Храброго III класса, который в 1949 году был заменен на Орден «Знамя» II класса.

• ноябрь-декабрь 1944 года — временно командовал 33-м Трансильванским корпусом. Форсировал реку Тиса и брал Мишкольц.
• январь 1945 года — был представителем в 1-й армии румын.
• февраль 1945 года — возглавил передовые дивизии 27-й армии и был переброшен под Будапешт. В должности заместителя командующего войсками 27-й армии принимал участие в Балатонской операции.

Награждён двумя Орденами Отечественной войны I степени, орденом Ленина и орденом Красного Знамени (за выслугу лет); медалями: «За победу над Германией» и «За взятие Будапешта».

Послевоенные годы

10 мая 1945 года Ф. П. Шмелёв был освобождён от временного исполнения должности заместителя командующего 27-й армии и принял 202-ю стрелковую дивизию.

10 сентября 1945 года Ф. П. Шмелёв расформировал 202 сд и принял 78 сд.

В августе 1946 года Ф. П. Шмелёв расформировал 78 сд и был назначен заместителем командира 73 ск.

В марте 1947 года Ф. П. Шмелёв был прикомандирован к Военной Академии имени М. В. Фрунзе, прибыл в Академию 20 мая и допущен к исполнению должности Начальника 2 курса «Б». В апреле 1949 года был назначен начальником курса заочного факультета. В июне 1950 года был назначен начальником в/ч 61586 в городе Чирчик.

Ф. П. Шмелёв был награждён четвёртым Орденом Красного Знамени за выслугу лет.

Умер Фёдор Петрович Шмелёв 19 сентября 1979 года в городе Фрязино Московской области.

Литература

• Автобиография генерал-майора Шмелёва Ф. П. от 02 октября 1947 г. с добавлениями в 1950 г.
• Личный листок по учету руководящих кадров генерал-майора Шмелёва Ф. П.

Отрывок, характеризующий Шмелёв, Фёдор Петрович

– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.
– Да, это учение Гердера, – сказал князь Андрей, – но не то, душа моя, убедит меня, а жизнь и смерть, вот что убеждает. Убеждает то, что видишь дорогое тебе существо, которое связано с тобой, перед которым ты был виноват и надеялся оправдаться (князь Андрей дрогнул голосом и отвернулся) и вдруг это существо страдает, мучается и перестает быть… Зачем? Не может быть, чтоб не было ответа! И я верю, что он есть…. Вот что убеждает, вот что убедило меня, – сказал князь Андрей.
– Ну да, ну да, – говорил Пьер, – разве не то же самое и я говорю!
– Нет. Я говорю только, что убеждают в необходимости будущей жизни не доводы, а то, когда идешь в жизни рука об руку с человеком, и вдруг человек этот исчезнет там в нигде, и ты сам останавливаешься перед этой пропастью и заглядываешь туда. И, я заглянул…
– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».