Силланпяя, Франс Эмиль

Франс Эмиль Силланпяя
Frans Eemil Sillanpää
Дата рождения:	16 сентября 1888(1888-09-16)
Место рождения:	Хямеэнкюрё, Великое княжество Финляндское
Дата смерти:	3 июня 1964(1964-06-03) (75 лет)
Место смерти:	Хельсинки, Финляндия
Гражданство:	Финляндия Финляндия
Род деятельности:	писатель
Годы творчества:	1916—1945
Премии:	Нобелевская премия по литературе 1939 года

Франс Э́миль Си́лланпяя (фин. Frans Eemil Sillanpää произношение , 16 сентября 1888, Хямеэнкюрё, Великое княжество Финляндское — 3 июня 1964, Хельсинки, Финляндия) — выдающийся финский писатель.

В 1939 году стал лауреатом Нобелевской премии по литературе «За глубокое проникновение в жизнь финских крестьян и превосходное описание их обычаев и связи с природой».

Единственный лауреат Нобелевской премии в области литературы Финляндии. Наряду с почитанием, было также противоречивое отношение к Силланпяя, поскольку в межвоенный период, когда культурный мир страны оказался расколот надвое, он не встал ни на ту, ни на другую сторону.

Биография

Франс Силланпяя родился в семье мелкого сельского арендатора в деревне Киериккала, недалеко от Хямеэнкюрё в 1888. Его родители также походили с крестьянских семей, но семейные связи помогли Франсу получить образование в лицее в Тампере, что было нетипичным для выходцев из бедных семей.

Годы учебы Силланпяя совпали с революционными событиями в обществе, а его кругозор существенно расширился благодаря знаниям, приобретенным в лицее и жизни в городе.

После окончания лицея Силланпяя работал домашним учителем в семье местного фабриканта. По совету своего патрона Лильерооса поступил в университет на медицинский факультет. Медицина его мало интересовала, но карьера врача была более надежной в экономическом отношении.

На медицинском факультете в Хельсинки Силланпяя проучился с 1908 по 1913 все время живя в долг. В это же время он заинтересовался новым философским течением, которое пыталось соединить религиозное мировоззрение с новым материалистическим мироощущением. Начал общение со многими представителями финской интеллигенции, как например Ян Сибелиус, Юхани Ахо и Пекка Халонен.

В родную деревню Силланпяя вернулся в 1913. Не имея больше средств для продолжения учебы, он был вынужден остаться в деревне. С этого момента он начинает писать рассказы на социальные темы. В это же время женится на служанке одного с чиновников Сигрид Саломяки. В марте 1917 у них родилась дочь Саара.

Литературный дебют Силланпяя состоялся осенью 1916 после публикации романа «Жизнь и солнце». Во время литературного застоя в стране роман был встречен очень тепло.

После начала революции 1918 писатель жил вместе со своей семьей на хуторе Ала-Вакери, не обращая внимание на революционные события. Занимался переводческой деятельностью, в частности перевел на финский «Сокровища нищих» Мориса Метерлинка.

После публикации романа «Праведная бедность» 1919 о Силланпяя узнали и за рубежом, в частности в Швеции. В это же время начались первые обсуждения о возможности выдвинуть кандидатуру Силланпяя на Нобелевскую премию.

В 1920 гг. в Хямеен-кюрё писатель затеял постройку виллы, что повергло его в долги. Но в то же время он уже стал достаточно известным, как в Финляндии, так и в Швеции, а его сборники новелл были сразу же переведены на шведский. О Силланпяя узнают во Франции и Эстонии. Семья писателя, в которой в это время было уже шестеро детей, постоянно переезжала с места на место.

В конце 1920-х ему удалось поправить своё финансовое положение, продав своё авторское право издательству «Отава». Начинает работу над своими фундаментальными романами «Рано усопшая» (1931), «Путь мужчины» (1932) и «Люди в летней ночи» (1934).

В 1930-х гг. автор получил широкое признание и стал самым известным финским писателем. Силланпяя начинает заниматься и общественной деятельностью, занимается примирением нации, её объединение, укрепление контактов со Скандинавскими странами и выступает за культурный либерализм. Его ориентирование на Скандинавские страны встретило критику среди, как правых так и левых политических деятелей. Он также поддерживает контакты с интеллектуалами и фольклористами Мартти Хаавио, Сакари Пялси, Кустаа Вилкуном и др. Он также выступил с жесткой критикой таких европейских диктаторов, как Гитлер, Сталин и Муссолини. Весной 1939 от воспаления легких умерла жена Силланпяя, которая стала матерью восьмерых его детей. Это стало тяжелым ударом для писателя.

В 1939 Силланпяя стал лауреатом на Нобелевскую премию по литературе.

После начала войны Силланпяя написал слова к военному маршу, который обрел большую популярность и очень поднимал военный дух среди финских солдат.

В декабре 1939 он заключил новый брак со своей секретаршей Анной фон Герцен, с которой прожил только до 1941.

После 1941 здоровье Силланпяя сильно пошатнулось, как результат развода, алкоголизма и нервного истощения. Таким образом, его принудительно поместили в больницу Каммио. После больницы он вернулся с бородой, а немного спустя его стали также называть в народе «дедушкой Силланпяя», так как он вел еще и публичные выступления на радио в канун Рождества с 1945 по 1963.

С 1930 по 1950 его произведения неоднократно экранизировались, что сделало его творчество еще более популярным. Его произведения переведены на более чем 30 языков.

Писатель умер в 1964 в возрасте 75 лет. После смерти Силланпяя интерес к его творчеству постепенно угас, а в европейской прессе в то время появлялись заметки о сомнительной ценности его творчества. Связано это по большой части с уходящими ценностями сельской жизни, о которых писал в своем творчестве Франс Силланпяя. Тем не менее, в финской литературе он считается писателем-реформатором и в наше время, а во Франции в своё время его творчество сравнивали с творчеством, напоминающим стиль Марселя Пруста.

Творчество

Творчество Франса Силланпяя известно большим интересом автора к сельской жизни и связи человека с природой. Сельскую жизнь он изображает по примеру писателей-импрессионистов и реалистов, но в то же время он рассматривал также связи человека в духе натуралистов, используя достижения теории эволюции и наследственности.

В первом же романе «Жизнь и солнце» писатель постарался отобразить самую душу человека. Силланпяя описывает сельскую идиллию молодых людей, которые наслаждаются природой и своими эротическими переживаниями в то время, как в Европе идет война.

В новеллах, которые вошли в сборник «Дети человеческие в потоке жизни» автор описывал похождения бедного студента, частично затрагивая социальные проблемы.

В наиболее известном романе автора «Праведная бедность» (1919) Силланпяя исследовал истоки гражданской войны, пытаясь передать чувства «красных», которые в Финляндии потерпели поражение. Герой романа Юха Тайвола переживает период времени, начиная с голода 1860-х и заканчивая его гибелью в 1918.

В 1923 появилась его повесть «Хилту и Рагнар», которая стала своего рода дополнением темы романа «Праведная бедность». Повесть рассказывает о том, как господский мальчик соблазняет служанку, которая в отчаянии бросается в озеро. Откровенная тема в повести вызвала неоднозначную оценку публики.

В 1930-х появляются наиболее значимые романы писателя «Рано усопшая» (1931), «Путь мужчины» (1934) и «Люди в летней ночи» (1934).

В первом романе автор рассказывает о служанке Сильи Салмелус, которая умирает от туберкулеза. В этом романе Силланпяя соединяет идеализм Рунеберга с реализмом при описании гражданской войны. Из-за темы исчезающего семейного рода роман сравнивали с «Будденброками» Томаса Манна, а из-за темы крушения старого мира с произведениями Джона Голсуорси.

В романе «Путь мужчины» Силланпяя описал образ мужчины-крестьянина и попытался рассказать о земном счастье, как он его представляет. Таким образом, автор создал произведения, в котором соединил фатализм с биологическим детерминизмом, романтизм с реализмом.

В романе «Люди в летней ночи» автор описывает события, которые происходят в одну летнюю ночь, с разными людьми в сельской местности. Поэтика этого произведения, главным героем которого является финская белая ночь, может быть сравнима с музыкальным произведением.

Последние романы автора «Август» (1941) и «Прелесть и нищета человеческого бытия» (1945), рассказывающие о художнике, который пытается вырваться из обыденности и вернуться в прошлое, несут на себе отпечаток усталости, алкоголизма и морального истощения автора. Но тем не менее, в конце романов автор дает понять о биологической вере в будущее.

Основные работы

• Жизнь и солнце (Elämä ja aurinko), (1916)
• Ihmislapsia elämän saatossa, (1917)
• Праведная бедность (Hurskas kurjuus), (1919)
• Моё любимое отечество (Rakas isänmaani), (1919)
• Хильту и Рагнар (Hiltu ja Ragnar), (1923)
• Enkelten suojatit, (1923)
• Omistani ja omilleni, (1924)
• Maan tasalta, (1924)
• Töllinmäki, (1925)
• Rippi, (1928)
• Kiitos hetkistä, Herra…, (1930)
• Усопшая в юности (Nuorena nukkunut), (1931)
• Путь мужчины (Miehen tie), (1932)
• Virranpohjalta, (1933)
• Люди в летней ночи (Ihmiset suviyössä), (1934)
• Пятнадцать (Viidestoista), (1936)
• Август (Elokuu), (1941)
• Ihmiselon ihanuus ja kurjuus (1945)

Литература

• Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия]  (Проверено 18 февраля 2010)

Ссылки

• [www.hameenkyro.fi/sivistyspalvelut/kulttuuri-ja_matkailupalvelut/kulttuuriseuratoimintaa/f_e_sillanpaan_seura/ Общество Силланпяя]
• [www.yle.fi/elavaarkisto/?s=s&g=4&ag=23&t=269 Архив Yleisradio] (фин.)
• [artikkelihaku.kansallisbiografia.fi/artikkeli/700/ Биография Силланпяя] (фин.)
• [www.suomesta.ru/frans-emil-sillanpyaya-frans-eemil-sillanpaa/Франс Силланпяя]

Отрывок, характеризующий Силланпяя, Франс Эмиль

«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.