Хайек, Фридрих Август фон

Фридрих Август фон Хайек
Friedrich August von Hayek
Место рождения:	Вена, Австро-Венгрия
Место смерти:	Фрайбург, Германия
Научная сфера:	экономика и философия
Научный руководитель:	Людвиг фон Мизес
Известен как:	экономист и философ австрийской школы
Награды и премии:	Нобелевская премия по экономике (1974)

Фри́дрих А́вгуст фон Ха́йек (нем. Friedrich August von Hayek; 8 мая 1899, Вена — 23 марта 1992, Фрайбург) — австрийский экономист и философ, представитель новой австрийской школы, сторонник либеральной экономики и свободного рынка. Лауреат Нобелевской премии по экономике (1974).

Биография

Фридрих Август фон Хайек был старшим сыном врача и профессора ботаники Венского университета Августа фон Хайека и его супруги Фелицитас (девичья фамилия Юрашек). Семья происходила из рода военного и служилого дворянства и со стороны матери была финансово обеспечена. Отец матери, Франц фон Юрашек, был профессором, а позже президентом Центральной статистической комиссии.

В детстве Фридрих (родители называли его Фриц) интересовался сначала минералогией, насекомыми и ботаникой. Позже проявился интерес к ископаемым животным и теории эволюции. После военной службы во время Первой мировой войны, где он болел малярией, Фридрих Август фон Хайек поступает в Венский университет на курс правоведения, однако посещает и лекции по политической экономии и психологии. Недостаточные возможности профессиональной работы в области психологии привели Хайека к решению углубить свои знания в области экономики, в частности под руководством профессора Фридриха фон Визера. Кроме того он принимает активное участие в частных семинарах Людвига фон Мизеса, где считается лучшим учеником.

В 1921 году Хайеку присваивается титул доктора юридических, а в 1923 - доктора экономических наук. С 1927 года Хайек и Мизес основывают Австрийский институт экономических исследований. Хайек продолжает работу Мизеса в изучении колебания уровня деловой активности. В 1931 году Хайека приглашают в Лондонскую школу экономики и политических наук, где он в 1930-е и 1940-е годы считается основным представителем Австрийской школы и оппонентом Джона Кейнса.

В 1947 году фон Хайек приглашает учёных-либералов на встречу при Мон Пелерин в Швейцарии, положившей начало Обществу «Мон Пелерин». В 1950 году фон Хайек стал профессором в университете Чикаго, а в 1962 профессором университета Фрайбурга и после членом совета директоров Института Вальтера Ойкена. В 1967 фон Хайек получает статус эмерита, однако продолжает преподавать до 1969 года.

В 1974 году Фридриху Августу фон Хайеку (вместе со шведом Гуннаром Мюрдалем) присуждается Нобелевская премия в области экономики. После профессуры в университете Зальцбурга Хайек возвращается во Фрайбург, где он проживает до своей смерти в 1992 году.

В 1991 году ему присваивается Президентская медаль Свободы — высшая награда США. Фридрих Август фон Хайек похоронен в Вене.

Общественная деятельность

Ф. А. фон Хайек явился вдохновителем организации в 1947 году Общества «Мон Пелерин», объединившего экономистов, философов, журналистов и предпринимателей, поддерживающих классический либерализм. Был избран Президентом Общества, обязанности которого исполнял с 1947 по 1961 год.

Экономические воззрения

Критика социализма

Хайек был одним из ведущих критиков коллективизма в XX столетии. Он полагал, что все формы коллективизма (даже теоретически основанные на добровольном сотрудничестве) могут существовать только с поддержкой государства. Методической базой его работ являлась теория неполноты информации, неизбежной при описании сложной системы. Позже Хайек расширил эту теорию с помощью антропологических, культурных и информационно-теоретических аспектов.

В результате неполноты информации централизованно управляемая экономика принципиально неработоспособна или по крайней мере значительно уступает рыночной экономике. Так, ещё в 1920-е годы Хайек заметил, что в обществе, основанном на разделении труда, происходит и разделение информации («рассеянное знание»). Получение этой информации затруднено как случайным характером самой экономической деятельности, так и несогласованностью интересов её участников. Поэтому отдельный плановик будет не в состоянии достаточно точно описать в целом плановую экономику. В целях предоставления плановику полномочий, которые обеспечили бы необходимый для центрального планирования объём познаний, централизованная власть оказывала бы существенное влияние на общественную жизнь, развиваясь в сторону тоталитаризма. При этом Хайек не оспаривал морально высоких целей некоторых социалистов, однако считал предложенный ими путь и, в частности, любой вид вмешательства государства, опасным.

В его популярной книге «Дорога к рабству» (1944), опубликованной в Лондоне и Чикаго, Хайек в отличие от социалистически настроенной интеллигенции утверждает, что национал-социализм Германии и фашизм в Италии является не реакционной формой капитализма, а более развитым социализмом. Целью книги, по утверждению Хайека, было изменение стремления большинства, направленное против либерализма, через указание на существенные недостатки социализма. Главным аргументом Хайека является то, что все виды социализма, коллективизма и системы плановой экономики противоречат принципам правового государства и личному праву. Причины варварства и насилия тоталитарных режимов того времени в Германии, Италии и Советском Союзе находятся, по мнению Хайека, не в особой агрессивности населения этих стран, а в осуществлении социалистического учения плановой экономики, которая неизбежно ведёт к угнетению и подавлению, даже если это и не было изначальной целью приверженцев социализма. По мнению профессора экономики Амстердамского университета Майкла Эллмана, Хайек «не был специалистом по проблеме и даже не был хорошо осведомлен о функционировании советской экономики».

Позже Хайек развил эту теорию и добавил, что даже и вмешательства государства, не ставящие рыночную экономику под вопрос, в перспективе ведут к устранению свободы. Таким образом он требовал политическую свободу в виде демократии, «внутреннюю» свободу как отсутствие препятствий для достижения собственных целей и утверждал, что свобода от страха и нужд имеет мало общего с личной свободой и даже находится с ней в конфликте. Свобода, о которой здесь идёт речь, является общим политическим принципом, который был целью всех освободительных движений и существует в виде отсутствия произвола и насилия. Хайек, однако, полагал, что насилие необходимо, если эта свобода ставится под вопрос: активная защита свободы должна быть непреклонной и догматичной, без согласия на уступки по каким-либо соображениям.

По высказыванию Хайека:

Спор о рыночном порядке и социализме есть спор о выживании — ни больше, ни меньше. Следование социалистической морали привело бы к уничтожению большей части современного человечества и обнищанию основной массы оставшегося.

— Ф.А. Хайек

Хайек доказывал, что эффективный обмен и использование ресурсов могут действовать только через ценовой механизм на свободных рынках. В книге «Использование знаний в обществе» (англ. «The Use of Knowledge in Society»), написанной в 1945 году, Хайек утверждал, что ценовой механизм служит для того, чтобы разделить и синхронизировать общее и личное знание, разрешая членам общества достигнуть разнообразных и сложных результатов через принцип непосредственной самоорганизации. Он использовал термин каталлаксия, чтобы описать «систему самоорганизации добровольного сотрудничества».

Естественный порядок

Хайек рассматривал свободную ценовую систему не как сознательное изобретение (преднамеренно разработанную людьми), а как самопроизвольный порядок или «результат человеческого действия, но не изобретения». Таким образом, Хайек помещал ценовой механизм на том же самом уровне как, например, язык. Такое заключение принудило его задуматься о том, как человеческий мозг мог приспособиться к такому развитому поведению. В книге «The Sensory Order» (1952) он предложил, независимо от Дональда Хебба гипотезу, которая формирует основание технологии нейронных сетей и большей части современной нейрофизиологии.

Хайек приписывал рождение цивилизации появлению частной собственности в его книге «Пагубная самонадеянность» (англ. «The Fatal Conceit»), которую он написал в 1988 году. Согласно ей, ценовые сигналы — единственное средство предоставления возможности каждому экономическому субъекту, принимающему решения, сообщить скрытую или распределенную информацию друг другу, чтобы решить проблему экономического расчёта.

Деловой цикл

Капитал, деньги, и деловой цикл — заметные темы в ранних вкладах Хайека в экономику. Мизес ранее объяснил денежно-кредитную и банковскую теорию в своей книге, написанной в 1912 году «Теория денег и кредита» (англ. «The Theory of Money and Credit»), применяя принцип предельной полезности к ценности денег, а затем предложил новую теорию делового цикла.

Хайек использовал это собрание произведений как отправную точку для своей собственной интерпретации делового цикла, которая позже стала известной как «австрийская теория делового цикла». В его работах «Цена и Производство» (англ. «The Prices and Production») и «Чистая теория капитала» (англ. «The Pure Theory of Capital»), которые он написал в 1931 и 1941 годах соответственно, он объяснил происхождение делового цикла в терминах расширения кредита центрального банка и его передачи в течение долгого времени и в терминах нерационального использования ресурсов, вызванного искусственно низкими процентными ставками.

Эта теория делового цикла была раскритикована Кейнсом и его последователями. С тех пор «австрийская теория делового цикла» критиковалась сторонниками теории рациональных ожиданий и другими представителями неоклассической экономики, которые указывали на нейтральность денег в теории делового цикла. Хайек, в своей книге «Прибыль, процент и инвестиции» (англ. «Profits, Interest and Investment»), которую он написал в 1939 году, дистанцировался от позиции других теоретиков австрийской школы, таких как Мизес и Ротбард.

Исследования в других областях

Философия и политика

Во второй половине своей жизни Хайек внес большой вклад в социальную и политическую философию, который был основан на его взглядах относительно границ человеческого знания[10] и идее естественного порядка. Он агитирует в пользу общества, организованного вокруг рынка, в котором механизм государства используется для того чтобы внедрить в жизнь юридический порядок (состоящий из абстрактных правил, а не специфических команд) необходимый для функционального свободного рынка. Этими идеями насыщена моральная философия, полученная из эпистемиологических выводов относительно врожденных пределов человеческих знаний.

В его философии, которая имеет много общего с выводами Карла Поппера, Хайек был очень ответственен по отношению к тому, что он назвал наукообразием: ложное понимание методов науки, которое было по ошибке создано общественными науками. Это ложное понимание противоречит методам подлинной науки. Хайек указывает, что большая часть науки дает объяснение сложным многовариантным и нелинейным явлениям и что социология экономики и естественного порядка сходна с такими сложными науками как биология. Эти идеи были развиты в книге «Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом» (1952) и в некоторых из более поздних эссе Хайека в научной философии, такие как «Degrees of Explanation» и «The Theory of Complex Phenomena».

В «Исследовании основ теоретической психологии» (1952), Хайек независимо развивал модели обучения и памяти — идеи, которые он изначально обдумывал в 1920 году, до его исследований в экономике. «Встраивание» синапса в общую теорию мозговой деятельности получило развитие в неврологии, когнитивистике, информатике, бихевиоризме, и эволюционной психологии.

Теория культурной эволюции и роль религий

Хайек расширил свою критику социализма с помощью теории культурной эволюции и человеческого сосуществования в обществе с разделением труда и тем самым существенно повлиял на развитие эволютивной экономики.

Ценности, по мнению Хайека, если и являются плодом человеческих усилий и разума, то лишь в небольшой мере. Их существование обосновано тремя причинами: они биологически «унаследованны», культурно «опробованы» и лишь в последнюю очередь и с наименьшим влиянием рационально «спланированны». Поэтому развитые традиции являются в репродуктивном и адаптивном смысле чрезвычайно эффективными и теоретиками социализма недооцениваются, в то время как возможность воплощения идеального общества переоценивается.

Религии играют постольку решающую роль в эволюции человека, поскольку их селекция и «естественный отбор» происходит не с помощью рациональных аргументов, а в зависимости от их репродуктивных качеств как результат религиозной веры и успешной адаптации к соответствующей среде. Не каждая религия по мнению Хайека может быть одинаково успешной (коммунизм по его мнению тоже является отмирающей религией), но в их соперничестве всегда побеждает то религиозное движение, которое успешно способствует размножению и развитию экономики. Свободу вероисповедания Хайек считает главной основой и задачей либерализма. В её рамках могут возникать и соперничать различные микросообщества, что в свою очередь приносит успех и для всего макросообщества в целом.

Отношение к религии

Хайек был агностиком. Об отношении к религии в своей последней работе «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» он написал так:

Я долго колебался, но в конце концов решил сделать это признание личного характера, поскольку поддержка откровенного агностика может помочь верующим с большей твердостью придерживаться тех выводов, которые оказываются для нас общими. Возможно, то, что люди подразумевают, говоря о Боге, является всего лишь персонификацией тех традиционных моральных норм и ценностей, что поддерживают жизнь их сообщества. Теперь мы начали понимать, что тот источник порядка, который религия приписывает человекоподобному божеству, — предлагая своего рода карту или путеводитель, помогающий отдельной части успешно ориентироваться внутри целого, — не находится вне физического мира, но является одной из его характеристик, правда, слишком сложной, чтобы какая-либо из составных частей этого мира сумела составить его «картину» или «образ». Поэтому религиозные запреты на идолопоклонство, то есть на создание подобного рода образов, вполне справедливы. Не исключено, тем не менее, что большинство людей способно воспринимать абстрактные традиции только как чью-то личную Волю. В таком случае не будут ли они склонны усматривать эту волю в «обществе» в век, когда более откровенная вера в сверхъестественные силы отвергается как суеверие?

От ответа на этот вопрос может зависеть выживание нашей цивилизации.

— Ф.А. Хайек

Интересные факты

• Маргарет Тэтчер иногда носила книги Хайека в своей легендарной сумке .

Библиография

Работы Ф. А. Хайека:

• Geldtheorie und Konjunkturtheorie. — Wien, 1929.
  • на англ.: Monetary Theory and the Trade Cycle. — London: Jonathan Cape, 1933.
  • существуют испанск. и яп. пер.
• Prices and Production. — London: Routledge & Sons, 1931 (2nd revised ed. London: Routledge & Kegan Paul, 1935).
  • рус.пер.: Цены и производство. — Челябинск: Социум, 2008.
  • существуют переводы на нем., франц., китайск. и япон. яз.
• Monetary Nationalism and International Stability. — London, 1937.
• Profits, Interest, and Investment. — London, 1939.
• The Pure Theory of Capital («Чистая теория капитала»). — London, 1940; Chicago: University of Chicago Press, 1941.
  • существуют переводы на японск. и испанск. яз.
• The Road to Serfdom. — London: and Chicago: University of Chicago Press, 1944.
  • рус.пер.: Дорога к рабству. — М.: Прогресс, 1993.
  • существуют переводы на голландск., датск., испанск., итал., китайск., нем., норвежск., португал., франц., шведск., японск. яз.
• Individualism and Economic Order. — London and Chicago: University of Chicago Press, 1948.
  • рус.пер.: Индивидуализм и экономический порядок. — М.: Изограф, 2000.
  • существует перевод на нем. яз, а также сокращ. перевод на норвежск. яз.
• John Stuart Mill and Harriet Taylor. — London and Chicago, 1951.
• The Counter-Revolution of Science. — Chicago: University of Chicago Press, 1952.
  • рус.пер.: Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом. — М.: ОГИ, 2003.
  • существуют переводы на итал., нем. и сокращ. пер. на франц.яз.
• The Sensory Order. — London and Chicago, 1952.
• The Constitution of Liberty. — London and Chicago: University of Chicago Press, 1960.
  • существуют переводы на испанск., итал. и нем. яз., готовится к выходу издание на русском.
• Studies in Philosophy, Politics, and Economics. — London and Chicago, 1967.
• Freiburger Studien. — Tübingen, 1969.
• Law, Legislation and Liberty, 3 vols. («Право, законодательство и свобода»). — London and Chicago: University of Chicago Press, 1973—1979.
  • рус.пер.: Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. — М.: ИРИСЭН, 2006.
• Denationalisation of Money: An Analysis of the Theory and Practice of Concurrent Currencies. — London: Institute of Economic Affairs, 1976.
  • рус.пер.: Частные деньги. — М.: Институт национальной модели экономики, 1996. [www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_prmoney]
• New Studies in Philosophy, Politics and Economics. — Chicago: University of Chicago Press, 1978.
• The Fatal Conceit: The Errors of Socialism. / Vol. 1 of The Collected Works of F. A. Hayek. — London: Routledge, and Chicago: University of Chicago Press, 1989.
  • рус.пер.: [www.libertarium.ru/libertarium/l_lib_conceit0 Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма].

Собрание сочинений Ф. А. Хайека

англ. название: The Collected Works of F.A. Hayek

История издания

В середине 1980-х годов Издательство Чикагского университета (The University of Chicago Press) начало издание собрания сочинений Ф. А. Хайека в 20 томах. Планировалось включить все наиболее значимые работы австрийского экономиста, а также часть ранее непубликовавшихся рукописей. Главным редактором серии стал известный американский философ Уильям Уоррен Бартли III ([en.wikipedia.org/wiki/William_Warren_Bartley W. W. Bartley III]) (1934—1990).

Дополнительным томом в 1994 году вышли воспоминания и интервью Ф. А. Хайека.

Собрание сочинений издаётся совместно с лондонским издательством Routledge.

Изданные тома (хронологически)

• 1988 Vol. 1: The Fatal Conceit: The Errors of Socialism. Edited by William W. Bartley, III. — 194 p. — ISBN 978-0-226-32068-7.
• 1991 Vol. 3: The Trend of Economic Thinking: Essays on Political Economists and Economic History. Edited by W. W. Bartley, III and Stephen Kresge. — 398 p. — ISBN 978-0-226-32067-0.
• 1992 Vol. 4: The Fortunes of Liberalism: Essays on Austrian Economics and the Ideal of Freedom. Edited by Peter G. Klein. — 287 p. — ISBN 978-0-226-32064-9. (Русск.пер.: Хайек Ф. Судьбы либерализма в XX веке. — М.: ИРИСЭН, Мысль; Челябинск: Социум, 2009. — 337 с.)
• 1994 Hayek on Hayek: An Autobiographical Dialogue. Edited by Stephen Kresge and Leif Wenar. — 177 p. — ISBN 978-0-226-32062-5.
• 1995 Vol. 9: Contra Keynes and Cambridge: Essays, Correspondence. Edited by Bruce Caldwell. — 277 p. — ISBN 978-0-226-32065-6.
• 1997 Vol. 10: Socialism and War: Essays, Documents, Reviews. Edited by Bruce Caldwell. — 280 p. — ISBN 978-0-226-32058-8.
• 1999 Vol. 5: Good Money, Part 1: The New World. Edited by Stephen Kresge. — 267 p. — ISBN 978-0-226-32095-3.
• 1999 Vol. 6: Good Money, Part 2: The Standard. Edited by Stephen Kresge. — 270 p. — ISBN 978-0-226-32097-7.
• 2007 Vol. 2: The Road to Serfdom: Text and Documents — The Definitive Edition. Edited, foreword and introduction by Bruce Caldwell. With new appendices. — 304 p. — ISBN 978-0-226-32054-0.
• 2007 Vol. 12: The Pure Theory of Capital. Edited by Lawrence H. White. Foreword by Bruce Caldwell. Introduction by Lawrence H. White. — 464 p. — ISBN 978-0-226-32099-1.
• 2010 Vol. 13: Studies on the Abuse and Decline of Reason: Text and Documents. Edited by Bruce Caldwell. — 344 p. — ISBN 978-0-226-32109-7.

Главные редакторы собрания сочинений

• 1988—1990 Уильям Уоррен Бартли III (W. W. Bartley, III) (1934—1990).
• 1991—2002 Стивен Кресге (Stephen Kresge)
• 2002—наст. вр. Брюс Колдуелл (Bruce Caldwell), профессор экономики Университета Северной Каролины в Гринсборо (The University of North Carolina at Greensboro)

Редакторы отдельных томов собрания сочинений

• Бартли У. У. III (William W. Bartley, III) — т. 1 (1988); т. 3 (1991, совм. с С. Кресге).
• Венар Л. (Leif Wenar) — «Хайек о Хайеке» (1994, совм. с С. Кресге).
• Клейн П. Дж. (Peter G. Klein) — т. 4 (1992).
• Колдуелл Б. (Bruce Caldwell) — т. 2 (2007); т. 9 (1995); т. 10 (1997); т. 13 (2010).
• Кресге С. (Stephen Kresge) — т. 3 (1991, совм. с У. У. Бартли III); «Хайек о Хайеке» (1994, совм. с Л. Венаром); т. 5 (1999); т. 6 (1999).
• Уайт Л. (Lawrence H. White) — т. 12 (2007).

Современный план издания Собрания сочинений

(В скобках указан год фактического издания тома)

• Т. 1: The Fatal Conceit: The Errors of Socialism (1988)
• Т. 2: The Road to Serfdom (2007)
• Т. 3: The Trend of Economic Thinking: Essays on Political Economists and Economic History (1991)
• Т. 4: The Fortunes of Liberalism: Essays on Austrian Economics and the Ideal of Freedom (1992)
• Т. 5: Good Money, Part 1: The New World (1999)
• Т. 6: Good Money, Part 2: The Standard (1999)
• Т. 7: Business Cycles, Part I
• Т. 8: Business Cycles, Part II
• Т. 9: Contra Keynes and Cambridge: Essays, Correspondence (1995)
• Т. 10: Socialism and War: Essays, Correspondence, and Documents (1996)
• Т. 11: Capital and Interest
• Т. 12: The Pure Theory of Capital (2007)
• Т. 13: Studies on the Abuse and Decline of Reason (2010)
• Т. 14: The Sensory Order
• Т. 15: The Market and Other Orders
• Т. 16: John Stuart Mill and Harriet Taylor
• Т. 17: The Constitution of Liberty
• Т. 18: Essays on Liberty
• Т. 19: Law, Legislation, and Liberty

[www.press.uchicago.edu/Misc/Chicago/320685.html План Собрания сочинений Ф. А. Хайека на сайте Издательства Чикагского университета]

Работы Ф. А. Хайека, опубликованные на русском языке

• Хайек Ф. А. Дорога к рабству. Разн.издания:
  • [libertarium.ru/l_lib_road М.: «Экономика», 1992. — 176 с.]
  • М.: Прогресс, 1993;
  • М.: Новое издательство, 2005. — 264 с. — (Серия: Библиотека Фонда «Либеральная миссия»). — ISBN 5-98379-037-4.
• [libertarium.ru/9935?NO_COMMENTS=1&PRINT_VIEW=1 Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. — М.: Изограф, 2000. — 256 с.]
• [libertarium.ru/contrrev Хайек Ф. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблениях разумом. — М.: ОГИ, 2003. — 288 с.]
• [libertarium.ru/l_lib_conceit0?NO_COMMENTS=1&PRINT_VIEW=1 Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма — М.: Новости, 1992. — ISBN 5-7020-0445-0.]
• [forum.yurclub.ru/index.php?app=downloads&showfile=5095 Хайек Ф. Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики. — М.: ИРИСЭН, 2006. — 644 с. — ISBN 5-91066-010-1.]
• [libertarium.ru/14000?NO_COMMENTS=1&PRINT_VIEW=1 Хайек Ф. Судьбы либерализма в XX веке. — М.: ИРИСЭН, Мысль; Челябинск: Социум, 2009. — 337 с. — ISBN 978-5-91066-028-5 (и др.).]
• Хайек Ф. А. Цены и производство. — Челябинск: Социум, 2008. — 199 с. — ISBN 978-5-91603-015-0.
• [libertarium.ru/l_lib_prmoney?NO_COMMENTS=1&PRINT_VIEW=1 Хайек Ф. А. Частные деньги. — М.: Институт национальной модели экономики, 1996. — ISBN 5-900520-06-4.]
• [libertarium.ru/files/on_freedom/frihayek-end-www.pdf Фридмен М., Хайек Ф. О свободе. — М.: Три квадрата; Челябинск: Социум, 2003. — 192 с. — ISBN 5-901901-19-3, ISBN 5-94607-033-9.]

Литература

Работы о Фридрихе фон Хайеке:

• Блауг М. Хайек, Фридрих А. фон // 100 великих экономистов после Кейнса = Great Economists since Keynes: An introduction to the lives & works of one hundred great economists of the past. — СПб.: Экономикус, 2009. — С. 328-333. — 384 с. — (Библиотека «Экономической школы», вып. 42). — 1 500 экз. — ISBN 978-5-903816-03-3.
• Блюмин И. Г. Современные буржуазные теории кризисов на службе империалистической реакции // Критика буржуазной политической экономии: В 3 томах. — М.: Изд-во АН СССР, 1962. — Т. II. Критика современной английской и американской политической экономии. — С. 200-205. — 519 с. — 3 200 экз.
• Капелюшников Р. Философия рынка Фридриха фон Хайека // МЭиМО. — 1989. — № 12.
• Хайек Фридрих Август / Евтихиев М. П. // Франкфурт — Чага. — М. : Советская энциклопедия, 1978. — (Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров ; 1969—1978, т. 28).</span>
• Caldwell B. Hayek’s Challenge: An Intellectual Biography of F. A. Hayek. — Chicago and London: University of Chicago Press, 2003. — 500 pp. — ISBN 978-0-226-09191-4.
• Ebenstein A. Hayek’s Journey: The Mind of Friedrich Hayek. — New York, London/Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2003. — 288 pp. — ISBN 978-1-4039-6038-2.
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/257751 F.A. Hayek] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 13 июня 2014.

• Garrison R. W., Kirzner I. M. «Hayek, Friedrich August von.» — In: Eatwell J., Milgate M., Newman P., eds., The New Palgrave Dictionary of Economics. Vol. 2. — London: Macmillan, 1987. — Pp. 609-14. — ISBN 978-0-333-37235-7.
• Machlup F. «Hayek’s Contributions to Economics.» — In: Machlup F, ed., Essays on Hayek. — Hillsdale, Mich.: Hillsdale College Press, 1976. — Pp. 13-59.
• Steele G. Keynes and Hayek: The Money Economy. — London and New York: Routledge, 2001. — 240 pp. — ISBN 978-0-415-40689-5.

Сборники работ:

• Boettke P. J., ed. The Legacy of Friedrich von Hayek: 3 vols. (Intellectual Legacies in Modern Economics series). — Cheltenham, UK; Northampton, MA: Edward Elgar, 1999 (2000). — 1624 pp. — ISBN 978-1-85898-299-1.
• Buckley W. F. et al., eds. Essays on Hayek. (Routledge Library Editions. Economics, 31). — London: Routledge, 2003. — 182 pp. — ISBN 978-0-415-31331-5.
• Feser E., ed. The Cambridge Companion to Hayek. (Cambridge Companions to Philosophy). — Cambridge, UK; New York: Cambridge University Press, 2006. — 364 pp. — ISBN 978-0-521-84977-7.

Ссылки

• [russiafree.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=50:-q-q&catid=35:2009-09-14-06-43-56&directory=62 Ф. А. Хайек «Дорога к рабству»]
• [www.gumer.info/authors.php?name=%D5%E0%E9%E5%EA+%D4. Книги Ф. Хайека в библиотека Гумер]
• [www.liberty-belarus.info Научно-исследовательский центр Мизеса]
• [nobelprize.org/economics/laureates/1974/hayek-cv.html Основные события жизни на Нобелевском сайте]
• [mises.org/about/3234 Биография Ф. А. Хайека на сайте Института Людвига фон Мизеса]
• [inliberty.ru/library/authors/Friedrich_Hayek/ Работы Хайека на сайте проекта Свободная Среда]
• [www.montpelerin.org/mpsHayek.cfm Информация о Ф. А. фон Хайеке на сайте Общества «Мон Пелерин»]. — 14.10.2008.
• Хайек (Hayek), Фридрих фон // [n-t.ru/nl/ek/hayek.htm Лауреаты Нобелевской премии: Энциклопедия: Пер. с англ]. — М.: Прогресс, 1992.  (рус.)— 07.02.2009.
• [www.hayek.ru Фонд Фридриха фон Хайека]

Отрывок, характеризующий Хайек, Фридрих Август фон

– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.