Крылья Советов (хоккейный клуб)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «ХК «Крылья Советов»»)
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Крылья Советов.
Текущий сезон
«Крылья Советов» Москва
Город: Москва
Основан: 1947
Прежние названия: до 1953 — Крылья Советов
до 1954 — Зенит
до 1999 — Крылья Советов
до 2000 — Крылья Советов-ВИЛС
Домашняя арена: УДС «Крылья Советов»
(5 500)
Цвета:               
Главный тренер: Страхов Юрий Николаевич
Владелец: ТНС Энерго, Ростех
Президент: Морозов Алексей Алексеевич
Капитан: Борунов Павел
Трофеи: Чемпион СССР

Кубок СССР

Кубок Лиги


Кубок Европейских Чемпионов
</small>

Официальный сайт: [hc-ks.ru/ u]
К:Хоккейные клубы, основанные в 1947 году

Хоккейный клуб «Кры́лья Сове́тов» Москва, либо просто «Крылышки» — команда по хоккею с шайбой из Москвы. Клуб был основан в 1947 году, в сезоне 1953/1954 выступал под названием «Зенит». В 2011 году прекратил своё существование в качестве профессионального клуба.

В 1951 году «Крылья Советов» стал первым клубом, выигравшим Кубок СССР, победив в финале ВВС МВО со счётом 4:3. В 1957 году клуб выиграл чемпионат СССР. В 1974 году «Крылышки» сделали «золотой дубль» победив в чемпионате и Кубке СССР. В 1977 году клуб стал обладателем Кубка европейских чемпионов, переиграв в финале чехословацкую «Дуклу». В 1989 году «Крылья Советов» завоевали Кубок Лиги.

В 1999 году после вылета в Высшую лигу в названии клуба появилось наименование спонсора «Крылья Советов-ВИЛС». В 2008 году произошёл раскол на МХК «Крылья Советов» и ПХК «Крылья Советов», однако в 2010 году состоялось объединение двух команд. После сезона 2010/2011 проведённого в ВХЛ, клуб был исключён из лиги, не сумев предоставить финансовых гарантий.

В 2016 году было объявлено о возрождении клуба, президентом был назначен воспитанник клуба Алексей Морозов, в сезоне 2016/17 годов клуб планирует выступить в МХЛ-А (как партнёр «Спартака»), к 2019 году - вступить в КХЛ.





История

1948—1961 годы: Золотая эпоха Владимира Егорова

История хоккейного клуба «Крылья Советов» началась в 1947 году, когда команду по русскому хоккею, представлявшую футбольно-хоккейный клуб «Крылья Советов» при авиазаводе № 30, решено было переориентировать на канадский хоккей. Играющим тренером команды был Владимир Кузьмич Егоров. Футбольно-хоккейный клуб при 30-м авиазаводе был создан в апреле 1946 года на базе команд мастеров по хоккею с мячом и футболу, ранее базировавшихся на заводе № 45. Курировало клуб добровольное спортивное общество профсоюза работников авиапромышленности «Крылья Советов»[1].

Авиапромышленность была создана в Советском Союзе в 1920-е годы. В 1929 году самолёт АНТ-9, получивший название «Крылья Советов», под командой Михаила Громова с группой журналистов на борту совершил агитационный полёт по европейским столицам для того, чтобы показать всему миру успехи самолётостроения в СССР. Этот показательный рейс, по всей видимости, и дал название добровольному спортивному обществу, а позже и хоккейному клубу.

Домашние матчи «Крылья Советов», как и остальные московские клубы, проводили на стадионе «Динамо». Там где находилась Восточная трибуна была устроена хоккейная коробка.

Интересно, что в 1940-е годы знамя команды нельзя было вывешивать. Первый отдел запрещал: авиационная промышленность тогда была секретной. Хотя всем и так было понятно, какую отрасль может представлять эта команда[2].

Первый официальный матч в чемпионатах СССР «Крылья Советов» провели на стадионе «Динамо» 18 декабря 1947 года против московского «Спартака». Победили более опытные спартаковцы 2-1, а первую шайбу в составе «Крылья Советов» забросил Пётр Котов[3] В дебютном для себя сезоне 1947/1948 годов молодая профсоюзная команда «Крылья Советов» заняла 6 место[4]. В конце 1948 года была расформирована футбольная команда «Крылья Советов», после чего команду по хоккею с шайбой перевели обратно на завод № 45, а футбольно-хоккейный клуб «Крылья Советов» прекратил своё существование[1].

В сезоне 1948/1949 годов «Крылья Советов» сначала лидировали, а потом прочно удерживались в числе первой пятёрки команд. Финиш чемпионата также удался команде: победа над чемпионом страны ЦДКА, ничьи со «Спартаком» и «Динамо», и, наконец, разгром челябинского «Дзержинца». В итоге 4-е место. Лучшим бомбардиром чемпионата стал Алексей Гурышев с 29 шайбами[5].

Перед началом сезона 1949/1950 годов клубу удалось серьёзно укрепиться. Состав пополнили опытные Валентин Захаров, Николай Паршин, Леонид Степанов, а также Александр Прилепский, Альфред Кучевский и молодые воспитанники Стадиона Юных Пионеров Генрих Сидоренков и Юрий Пантюхов[6]. «Крыльям Советов» удалось впервые завоевать бронзовые медали, отстав от лидера чемпионата, ЦДКА на 5 очков и пропустив вперёд московских динамовцев[7].

Наступили 1950-е годы: время побед профсоюзного хоккейного клуба «Крылья Советов». Конкурентами «Крылышек» в борьбе за чемпионский титул и кубок Советского Союза тогда были клубы: ВВС МВО (до своего расформирования в 1953 году), а также ЦДСА и московское «Динамо». Именно эти клубы поделили между собой все медали чемпионатов СССР 50-х годов. В них выступали лучшие на тот момент советские хоккеисты[8].

В отличие от предыдущих четырёх первенств СССР по хоккею, чемпионат 1950/1951 годов разыгрывался по двухступенчатой формуле. На отборочном этапе в Челябинске «Крылья Советов» финишировали вторыми вслед за московскими динамовцами. В финальном этапе именно с «Динамо» развернулась упорная борьба за второе и третье место. Набрав 13 очков, «Крылышки» заняли третье место[9]. Но первый по-настоящему громкий успех пришёл к команде в розыгрыше кубка (после окончания чемпионата впервые был разыгран кубок СССР). В финале «Крылья Советов» нанесли первое в сезоне поражение команде ВВС МВО, ведомой Всеволодом Бобровым и ставшей незадолго до этого чемпионом СССР[10]. В этом сезоне, 15 февраля 1951 года, был проведён первый телевизионный репортаж в Советском Союзе с хоккейного матча. В тот день на стадионе «Динамо» хоккеисты «Крылья Советов» переиграли московских динамовцев со счётом 4:3 в полуфинале розыгрыша первого кубка СССР.

В сезоне 1951/1952 годов команда провела отборочный этап в Новосибирске без поражений, в финальном этапе «Крылья Советов» боролись за третье место с «Динамо». После первого круга, проиграв очную встречу, «Крылышки» отставали на два очка от динамовцев, однако затем смогли догнать их и опередить на 2 очка. Но поражения в двух последних турах от ВВС МВО и ЦДСА отбросили «Крылья Советов» на 4 место.[11] В розыгрыше кубка СССР команда последовательно переиграла динамовцев Ленинграда — 11:2, команду Петрозаводского государственного университета — 21:0 и армейцев 4:1. В финале «Крылья Советов», как и год назад, встретились с ВВС МВО. Счёт в матче открыл Всеволод Бобров, но после удачного броска Алексея Гурышева счёт вновь стал равным, однако вскоре Виктор Шувалов вывел ВВС вперёд. Во втором периоде Евгений Бабич и Всеволод Бобров довели счет до 4:1 в пользу ВВС. «Крылья Советов» продолжали атаковать и Сергей Митин провел вторую шайбу в ворота лётчиков, а почти сразу после этого был удалён на 5 минут Всеволод Бобров. «Крылышкам», однако, развить успех не удалось, наоборот, они пропустили ещё одну шайбу от Евгения Бабича, но и сами смогли забить — шайбу забросил Михаил Бычков. После возвращения в игру Всеволода Боброва он подхватил шайбу и стремительным рывком вышел на ворота «Крылышек» и в шестой раз шайба оказалась в сетке. Затем хоккеисты ВВС снизили темп, чем сразу воспользовались «Крылья Советов», перехватившие инициативу. Николай Паршин и Анатолий Кострюков сократили разрыв в счёте до минимума, «Крылья Советов» непрерывно атаковали, но прозвучал колокол, известивший об окончании матча[12].

Финал кубка СССР 1952 года проигранный команде ВВС МВО со счётом 5:6, в котором Всеволод Бобров, отметился хет-триком и принес победу ВВС, послужил прообразом для сцены из фильма «Мой лучший друг генерал Василий, сын Иосифа». В картине уже уставший и травмированный Всеволод Багров на морально-волевых доигрывает матч по просьбе своего друга и покровителя и приносит ВВС победу. После этого Василий Сталин прямо на льду присваивает всем игрокам ВВС новые воинские звания, а Багрову дарит золотые часы.

В следующем сезоне 1952/1953 годов «Крылья Советов» выиграли предварительный турнир в Молотове, но не попали в призёры чемпионата из-за досадного поражения от электростальского «Химика» 3:4, в итоге опять довольствовавшись 4-м местом[13].

В 1953 году команда поменяла название на «Зенит». Это было связано с объединением Министерства авиационной промышленности и Министерства вооружений в одно Министерство оборонной промышленности СССР 15 марта 1953 года. Месяц спустя — 14 апреля 1953 года на VII пленуме ЦК профсоюза авиационной промышленности, было вынесено постановление: «Считать необходимым и целесообразным объединение профсоюзов рабочих авиационной промышленности и машиностроительной промышленности в один профсоюз — профессиональный союз рабочих оборонной промышленности»[14]. ДСО Крылья Советов было включено в ДСО «Зенит», и хоккейный клуб также был переименован. Но уже 24 августа 1953 года постановлением Совета Министров вновь образовано Министерство авиационной промышленности СССР. Решением Секретариата ВЦСПС от 4 декабря 1953 г. профсоюз рабочих оборонной промышленности был разделён на профсоюз рабочих авиационной промышленности и профсоюз оборонной промышленности[14]. Было восстановлено ДСО «Крылья Советов» и клубу вернули его историческое название. 1 января 1954 года «Крылья Советов» впервые провели международную встречу, был обыгран шведский АИК со счётом 5:0. В розыгрыше чемпионата 1953/1954 годов команда выиграла бронзовые награды. В финале кубка СССР «Крылья Советов» встретились с ЦДСА. В первом матче основное время победителя не выявило — 3:3. Было назначено дополнительное время. В один из моментов Пётр Котов вышел один на один с вратарём ЦДСА, но броска по воротам не последовало, потому что ему в ноги была брошена клюшка. Штрафной бросок тоже не был назначен, так как судьи зафиксировали положение «вне игры». Вскоре армейцы провели четвёртую шайбу, и игра была прекращена. Однако результат был опротестован и протест был удовлетворён Всесоюзной хоккейной секцией, на следующий день оба претендента на кубок вновь вышли на лёд. В середине первого периода защитник армейцев Дмитрий Уколов открыл счёт, но Николаю Хлыстову удалось провести ответную шайбу. Прошло ещё несколько минут и армейцы после броска Ивана Трегубова вновь вышли вперёд. В начале второго периода Николай Сологубов провёл третью шайбу. За несколько секунд до конца встречи Алексей Гурышев использовал численное большинство, забив свой «дежурный» гол. Победили армейцы 3:2[15].

На этом сезон для некоторых игроков не закончился. Сборная страны впервые отправилась на чемпионат мира в Стокгольм, где сенсационно заняла первое место. В её составе первыми советскими чемпионами мира и Европы по хоккею с шайбой стали игроки: Альфред Кучевский, Алексей Гурышев, Михаил Бычков, Николай Хлыстов и тренер Владимир Егоров[16].

Перед началом сезона 1954/1955 годов клуб пополнили Виктор Пряжников и Владимир Гребенников из электростальского клуба имени К. Маркса, которые значительно усилили вторую тройку нападения. Стартовала команда удачно, переиграв в одном из первых туров чемпиона страны прошлого года московское «Динамо» со счётом 4:1. В пятом туре «Крылышки» встретились с ЦСК МО, оба коллектива к этому времени имели по 8 очков из 8 возможных и возглавляли турнирную таблицу. Армейцы играли в три смены и больше отдыхали, в то время как «Крылья Советов» имели только два состава, это и сказалось по ходу матча завершившегося со счётом 2:0 в пользу ЦСК МО. Чемпион страны 1955 года определился также в очном противостоянии с армейцами в матче второго круга. В случае победы «Крылышек» у команд было бы одинаковое количество очков и вероятнее всего пришлось бы проводить золотой матч, а армейцев устраивала и ничья. Первыми открыли счет «Крылышки», шайбу забил Владимир Гребенников, но потом армейцам Евгению Бабичу и Юрию Копылову удалось забросить две шайбы. Набрав одинаковое количество очков с московским «Динамо», «Крылья Советов» завоевали серебряные медали благодаря лучшей разнице забитых и пропущенных шайб. Лучшим бомбардиром чемпионата стал Алексей Гурышев с 41 шайбой[17].

В январе 1956 года сборная СССР по хоккею впервые стала олимпийским чемпионом на играх в Кортина-д’Ампеццо. В составе национальной команды олимпийскими чемпионами, а также двукратными чемпионами мира и трёхкратными чемпионами Европы стали игроки: Альфред Кучевский, Алексей Гурышев, Николай Хлыстов и тренер Владимир Егоров[18].

Ввиду того, что сборная готовилась к олимпиаде, хоккеисты «Крыльев Советов», так же, как и хоккеисты ЦСК МО и «Динамо», включились в розыгрыш чемпионата 1955/1956 в феврале, после триумфального возвращения с Олимпиады. Уже в первом матче 15 февраля 1956 года на стадионе имени Кирова в Ленинграде, «Крылышки» столкнулись с упорным сопротивлением местного «Авангарда». Ленинградцы постоянно вели в счете и только благодаря большому напряжению сил «Крылышкам» удалось свести матч вничью — 2:2. Игры чемпионата на естественном льду продолжались до 31 марта, а затем был введён в строй первый в СССР каток с искусственным льдом — «Сокольники», что позволило продлить чемпионат до конца мая. Под конец чемпионата из-за очень плотного графика «Крылья Советов» перешли на игру в 3 тройки нападающих. В команде дебютировали молодые воспитанники стадиона Юных Пионеров — Евгений Грошев и Юрий Цицинов. В том сезоне команда завоевала серебряные медали, а Владимир Гребенников с 46-ю шайбами стал лучшим бомбардиром чемпионата, это стало прелюдией к настоящему триумфу 1957 года[19].

В первом матче чемпионата 1956/1957 годов «Крылья Советов» потерпели поражение от ЦСК МО 5:8, но затем начали одерживать победы одну за другой. Переиграв все остальные команды, участвовавшие в чемпионате, «Крылышки» вновь встретились с армейцами в решающем матче второго круга. Команду Анатолия Тарасова, у которой было лишь одно потерянное очко, устраивала и ничья. Счёт в матче открыл армеец Владимир Брунов. «Крылья Советов» отыгрались благодаря шайбе Анатолия Киселёва, но Брунов оформил дубль, и впереди снова оказался ЦСК МО. Во втором периоде Михаил Бычков во второй раз сравнял счёт в матче, и инициатива перешла уже к профсоюзным хоккеистам. Победный гол, ставший в итоге «золотым», получился курьёзным. После прострела вдоль ворот шайба попала в ногу защитника армейцев Ивана Трегубова и рикошетом залетела в сетку ворот ЦСК МО. Так «Крылья Советов» после двух предыдущих «серебряных» сезонов впервые в своей истории стали чемпионами СССР[20].

Чемпионы СССР 1957 года — «Крылья Советов» (Москва) Вратари: Борис Запрягаев, Юрий Овчуков; защитники: Анатолий Кострюков, Альфред Кучевский (3 гола), Александр Прилепский (11), Борис Седов, Анатолий Сорокин; нападающие: Михаил Бычков (31), Владимир Гребенников (21), Евгений Грошев (9), Алексей Гурышев (32), Анатолий Киселев (11), Пётр Котов, Сергей Митин (7), Виктор Пряжников (17), Николай Хлыстов (15), Юрий Цицинов (5). Старший тренер: Владимир Егоров.

Лучшим бомбардиром чемпионата стал Алексей Гурышев (32 шайбы).

После завоевания золотых медалей клуб покинули: Юрий Овчуков, отправившийся служить в СКА МВО, а также Пётр Котов, Николай Паршин и Анатолий Кострюков, завершившие карьеру, состав профсоюзных хоккеистов пополнили вратарь Евгений Ёркин из подмосковной «Электростали», защитник Эдуард Иванов из московского «Химика» и Юрий Масленников. В сезоне 1957/1958 годов «крылышкам» повторить успех не удалось. Клуб лидировал, но в последнем матче уступил московским армейцам и занял второе место, а Алексей Гурышев с 40 шайбами в очередной раз стал лучшим бомбардиром чемпионата[21].

В чемпионате СССР 1958/1959 команда завоевала бронзу, набрав одинаковое количество очков с «Динамо», «Крылья Советов» заняли третью строчку в турнирной таблице из-за поражений с крупным счётом в конце сезона и, как следствие этого, худшей разницы шайб. Евгений Грошев был включён в символическую «Команду звёзд» советского хоккея образца 1959 года[22].

Чемпионат 1959/1960 впервые был проведён по системе плей-офф. На предварительном этапе профсоюзные хоккеисты заняли 2-е место в Московской подгруппе. В 1/8 и 1/4 финала клубом были обыграны свердловский «Спартак» и ленинградский СКВО соответственно, но в полуфинале «Крылья Советов» ничего не смогли противопоставить ЦСК МО, а в матче за 3-е место переиграли московский «Локомотив» 7:3 и 8:4 и завоевали комплект бронзовых наград. В составе команды впервые появились Игорь Дмитриев и Василий Возвышаев[23].

Формула розыгрыша чемпионата 1960/1961 годов была изменена, теперь из двух групп в финальную стадию выходили по 3 команды. «Крылья Советов» начали чемпионат в подгруппе А, в которой после окончания предварительного этапа заняли 1 место, набрав 30 очков. Но в финале профсоюзные хоккеисты заняли лишь 4 место. Посчитав 4 место неудовлетворительным результатом, руководство клуба отправило в отставку главного тренера Владимира Егорова. Вместе с ним команду покинула большая группа основных игроков завершивших карьеру: Борис Запрягаев, Альфред Кучевский, Борис Седов, Алексей Гурышев, Николай Хлыстов.

1962—1970 годы: Крепкие середняки

В 1961 году клуб перешёл в ведение 500-го завода и стал базироваться на стадионе «Красный Октябрь» в Тушино. Под руководством нового главного тренера Сергея Митина начался процесс омоложения состава. Дебютировали на льду Александр Зарубин, Владимир Леонов, Юрий Глазов. По итогам сезона 1961/1962 «Крылья Советов» заняли 5 место, отстав от лидера чемпионата, московского «Спартака», на 7 очков, Евгений Грошев с 38 шайбами стал лучшим бомбардиром чемпионата и был включён в символическую «Команду звёзд» советского хоккея[24]. В следующем чемпионате 1962/1963 годов клуб занял 6-е место[25].

В марте 1964 года Сергей Митин покинул пост главного тренера команды, уступив его Александру Виноградову. Он, как и Сергей Митин, пробыл на посту главного тренера около трёх лет, но не смог добиться каких либо существенных успехов.

В сезоне 1963/1964 годов весьма спокойная позиционная борьба с горьковским «Торпедо» за 6-7 место закончилась тем что «Крылышки» финишировали седьмыми[26]. В команде продолжался процесс смены поколений — по ходу сезона из состава были выведены Евгений Ёркин и Владимир Гребенников, а на льду дебютировали молодые игроки — Александр Пашков, Владимир Ивашин, Александр Мартынюк, Владимир Городецкий[27]. В чемпионате СССР 1964/1965 годов клуб финишировал на 6-м месте[28].

Летом 1965 года команду покинули Юрий Долягин, Николай Карпов, Анатолий Игнатов, Виктор Пряжников, Валерий Ярославцев, пополнили состав Крылышек молодой воспитанник клуба Владимир Петров, Валерий Гущин и Владимир Марков из ярославского «Мотора», Анатолий Рыжов и Рауф Булатов из московского «Спартака», Анатолий Рагулин и Владимир Дианов из калининского СКА МВО[29]. Выше 6-го места в первенстве 1965/1966 годов, команда подняться не смогла[30].

В ходе сезона 1966/1967 годов в команду вернулся Владимир Егоров. Под его руководством клуб провёл 13 матчей без поражений и даже претендовал на бронзу, но поражения на финише принесли команде лишь 5-е место.

Буквально за несколько дней до старта чемпионата страны между «Крыльями» и ЦСКА произошёл обмен игроками. Взамен вратаря Александра Пашкова и форварда Владимира Петрова клуб получил вратаря Владимира Полупанова и защитника Николая Подкопаева. В розыгрыше 1967/1968 годов команда заняла 8 место. В следующем сезоне 1968/1969 годов, «Крылышки» смогли пробиться во второй этап, но заняли только 6-е последнее место.

После неудачного старта в чемпионате 1969/1970, Владимира Егорова сменил Александр Прилепский. Команда так до конца сезона и не показывала хорошей игры, избежав стыковых игр за право играть на будущий год в Высшей лиге только благодаря лучшей разнице забитых и пропущенных шайб.

1971—1982 годы: Возрождение с Борисом Кулагиным

С приходом на тренерский мостик Бориса Павловича Кулагина в 1971 году началось возрождение «Крыльев». Вместе с ним в команду пришла легендарная тройка Лебедев — Анисин — Бодунов, а также Сергей Капустин и Юрий Терехин. В первом сезоне под его руководством команда заняла 4-е место, отстав на 4 очка от бронзового «Спартака» и обнадёжив своей игрой болельщиков.

В межсезонье в коллектив вернулись отслужившие в армейских хоккейных клубах Юрий Тюрин и Сергей Глухов, также состав пополнили Сергей Котов и Владимир Репнев из киевского Динамо.

В чемпионате 1972/1973 годов клуб после долгого перерыва выигрывает бронзовые награды. На домашнем чемпионате мира 1973 года в Москве чемпионами мира и Европы в составе сборной команды становятся Александр Сидельников, Вячеслав Анисин, Юрий Лебедев и Александр Бодунов.

Борис Кулагин продолжал усиливать команду, пригласив перед началом сезона Валерия Кузьмина, Константина Климова, а также стал привлекать в основной состав Геннадия Маслова и Виктора Вахрушева.

В сезоне 1973/1974 годов «Крылья Советов» второй раз в своей истории становится сильнейшей командой СССР. Победив в чемпионате с солидным преимуществом, к золотым медалям чемпионов Советского Союза был добавлен Кубок СССР. В финале было повержено «Динамо» со счётом 4:3.

Чемпионы и обладатели Кубка СССР 1974 года — «Крылья Советов» (Москва):

Вратари: Владимир Мышкин, Александр Сидельников, Андрей Чирков; защитники: Алексей Андреев (1 гол + 0 передач, 4 минуты штрафа), Сергей Глухов (4+6, 6), Виктор Кузнецов (7+3, 10), Игорь Лапин (2+5, 14), Юрий Терехин (2+1, 12), Юрий Тюрин (0+2, 14), Юрий Шаталов (2+1, 18); нападающие: Вячеслав Анисин (22+24, 22), Александр Бодунов (20+16, 20), Виктор Вахрушев (2+0, 0), Игорь Дмитриев (6+3, 14), Александр Зотов, Сергей Капустин (12+8, 26), Константин Климов (20+16, 26), Сергей Котов (16+9, 6), Евгений Кухарж (6+0, 2), Юрий Лебедев (22+8, 12), Геннадий Маслов (2+1, 0), Владимир Мосин (1+1, 0), Владимир Расько (6+7, 6), Владимир Репнёв (9+10, 32). Старший тренер: Борис Кулагин.

Лучшим бомбардиром чемпионата СССР 1974 года стал Вячеслав Анисин — 48 очков.

В том же сезоне «Крыльям» был вручен приз «Справедливой игры», а приз «Три бомбардира» — самой результативной тройке — достался Ю. Лебедеву — В. Анисину — А. Бодунову.

На чемпионат мира в Финляндию весной 1974 года едут Александр Сидельников, Юрий Шаталов, Виктор Кузнецов, Сергей Капустин, Вячеслав Анисин, Юрий Лебедев, Владимир Репнёв, Александр Бодунов и вместе с Борисом Кулагиным в составе сборной выигрывают золотые медали чемпионов мира и Европы.

В сезоне 1974/1975 команда завоевывает серебро, потеряв очки с аутсайдерами и пропустив вперед ЦСКА.

На чемпионат мира в Германию отправляются за золотом Вячеслав Анисин, Сергей Капустин, Юрий Лебедев, Юрий Тюрин под руководством Бориса Кулагина.

В декабре 1975 года команда, усиленная спартаковцами Александром Якушевым, Виктором Шалимовым, Владимиром Шадриным и Юрием Ляпкиным, участвует вместе с ЦСКА в первой серии игр между СССР и НХЛ на уровне клубов.

В феврале 1976 года сборная страны под руководством Бориса Кулагина побеждает на олимпийских играх в Инсбруке. Олимпийскими чемпионами становятся Александр Сидельников, Сергей Бабинов и Сергей Капустин.

В 1976 году из клуба ушел Борис Кулагин, решивший сосредоточиться на работе в сборной команде страны. Главным тренером стал Игорь Тузик.

Перед началом чемпионата 1976/1977 команда оказалась в трудном положении. Вслед за Борисом Кулагиным клуб покинула большая группа ведущих хоккеистов: Вячеслав Анисин и Виктор Кузнецов отправились в ЦСКА, в Липецк уехал Константин Климов, вернулся в Казань Геннадий Маслов, а в Воскресенск перешёл Игорь Лапин. Пополнили состав клуба — демобилизовавшийся из СКА МВО Евгений Зимин и Игорь Ромашин[31]. Сезон «Крылья Советов» завершили на 7-м месте, временами показывая хорошую игру. В феврале 1977 года хоккеисты «Крылья Советов» стали обладателями Кубка европейских чемпионов. По условиям проведения турнира, «Крылья Советов» начали выступления с полуфинала, переиграв в двухматчевом противостоянии «Динамо» Вайсвассер (нем.) (4:1, 4:3). В финале «Крылышкам» предстояло померяться силами с чехословацким клубом «Дукла». Фаворитом считался чехославацкий клуб, незадолго до этого нанесший поражение ЦСКА со счетом 5:4 в решающем матче Спартакиады дружественных армий и боровшийся за золотые награды в первенстве ЧССР.

Первый матч был проведён 17 февраля 1977 года на зимнем стадионе Йилгавы. На десятой минуте Франтишек Черник, реализовав численное большинство, вывел «Дуклу» вперед. На 31-й минуте хозяева льда снова использовали численный перевес, а ещё через две минуты Владимир Вейт провел третью шайбу при численном перевесе «Дуклы». Но профсоюзные хоккеисты продолжили играть в свой хоккей, атакуя ворота соперников, и уже к концу второго периода Виктор Тюменев сократил разрыв в счёте, а за четыре минуты до окончания игры Юрий Лебедев провёл вторую шайбу.

Через день, 19 февраля 1977 года, соперники встретились в повторном матче проходившем в спортивном дворце ЦСКА. «Крылышки» развили стремительное наступление на ворота чехословаков с первых минут встречи. Уже на четвёртой минуте Владимир Расько заставил капитулировать вратаря Иржи Кралика. Спустя семь минут Евгений Зимин забросил вторую шайбу, а на 29-й минуте встречи Игорь Ромашин в третий раз поразил ворота гостей. В последнем периоде игра, практически, проходила в одни ворота. Юрий Шаталов, Владимир Локотко, Сергей Котов, Евгений Зимин — каждый из них забросил по одной шайбе. В итоге — убедительная победа со счётом 7:0 и по результатам двух встреч Кубок европейских чемпионов достался «Крыльям Советов»[32].

Несмотря на очередные потери: перед началом сезона 1977/1978 в ЦСКА перешли Сергей Бабинов и Сергей Капустин, «Крылышки» уверенно продвигались по ступенькам турнирной таблицы. В команду вернулись отслужившие в рядах Советской Армии Виктор Кузнецов и Константин Климов, после года проведенного в Саратове, в клуб был возвращён Владимир Мышкин. Проведя сезон ровно, показывая неплохой хоккей, «Крылышки» завоевали бронзовые медали.

В следующем году усилившись Александром Скворцовым, Михаилом Варнаковым, Владимиром Ковиным, Юрием Федоровым (все из — «Торпедо» Горький), Виктором Хатулевым («Динамо» Рига) и Сергеем Стариковым («Трактор») клуб отправился в турне по Северной Америке

В 1979 году «Крылья Советов» стали обладателями Кубка Шпенглера. В том же году Владимир Мышкин и Юрий Лебедев на чемпионате мира в Москве выигрывают золотые награды чемпионов мира и Европы.

В сезоне 1980/1981 «Крылья Советов» вместе с «Соколом», динамовцами Риги и горьковскими торпедовцами на финише первого этапа вели спор за право войти в шестерку лучших, чтобы продолжить выступления с сильнейшими командами. Однако 45 очков, набранных командой, нехватило для выполнения этой задачи. В матчах переходного турнира командой руководил Валентин Григорьев, сменивший Игоря Тузика. Второй этап, игроки команды провели далеко не в полную силу, одержав всего лишь пять побед над командами первой лиги и в итоге откатились на 9-е место в чемпионате.

В 1981 году на чемпионате мира в Стокгольме 6-ю золотую медаль чемпиона мира завоевывает Юрий Лебедев.

1983—1997 годы: Эра Игоря Дмитриева

В начале 80-х годов Крылышки оказались в полосе кризиса. Поражения стали более частыми, чем победы, и, естественно, руководство клуба искало выход из сложившегося положения. В 1982 году новым главным тренером становится бывший игрок и капитан команды Игорь Ефимович Дмитриев. Был провозглашен четкий курс на подготовку собственного резерва и комплектование состава выпускниками детско-юношеской хоккейной школы. В основном составе клуба появились Сергей Макаров, Сергей Пряхин, Сергей Немчинов, Игорь Расько, Сергей Харин, Юрий Хмылев, Павел Кадыков, Олег Браташ, Евгений Штепа, Сергей Дроздов, Юрий Страхов, Евгений Чижмин.

В чемпионатах СССР 1982/1983 и 1983/1984 годов Крылья Советов финишировали на 7 месте, в 1984/1985 на предварительном этапе клуб занял 10 место, одержав 6 побед в 22 матчах, и вынужден был отстаивать право играть в высшей лиге в переходном турнире.

Чемпионат СССР 1985/1986 разыгрывался в два этапа. На первом этапе 12 клубов Высшей лиги сыграли между собой в два круга. На втором этапе сильнейшие 10 команд в борьбе за чемпионский титул провели ещё по две игры между собой сохраняя набранные очки на первом этапе, а команды занявшие 11 и 12 места вместе с 6 сильнейшими командами первой лиги приняли участие в переходном турнире. В чемпионате «Крылья Советов» выступали неровно, за победами следовали поражения, в итоге лишь 38 очков и 7 место в турнирной таблице.

Перед сезоном 1986/1987 изменения в команде были минимальные. В ленинградский СКА вернулся защитник Павел Черенков, в таллинский «Таллэкс» перешел форвард Михаил Коршунов. Пополнили клуб вернувшийся из СКА МВО нападающий Павел Кадыков, перешедший за несколько дней до начала чемпионата нападающий Александр Кожевников из «Спартака» и группа молодых хоккеистов в числе которых были Игорь Борисков, Виктор Гордиюк, Игорь Есмантович.[33] На старте сезона клуб одержал несколько побед подряд и в дальнейшем показывал хорошую игру. «Крылья Советов» набрали 42 очка и заняли 4-е место.

Сезон 1987/1988 команда, в составе которой выделялись вратарь Олег Браташ и нападающие Сергей Немчинов, Александр Кожевников и Юрий Хмылев начала успешно и удерживала первую строчку до 10-го тура, когда в Сетуне ЦСКА нанес «Крыльям» поражение 4-3, потеснив их с первого места. По итогам регулярного чемпионата первыми стали армейцы (27 очков), за ними расположились динамовцы Москвы (26 очков), третьими финишировали рижане (25 очков), а на четвёртом месте «Крылья Советов» (23 очка). Противостояние в полуфинале с ЦСКА получилось на редкость упорным. Во всех трёх встречах победитель определялся лишь в серии послематчевых буллитов. В первом случае точнее оказались «Крылья» (2:1), во втором — армейцы (3:1). Команда Игоря Дмитриева вела в счёте по ходу третьего матча и была в шаге, чтобы переиграть ЦСКА, но ничья в основное время (4:4), а в серии буллитов Владимир Крутов и Андрей Хомутов принесли ЦСКА выход в финал.

В феврале 1988 на олимпиаде в Калгари двукратным олимпийским чемпионом в составе советской сборной становится Александр Кожевников.

В сезоне 1988/1989 «Крылья Советов» периодически возглавляли таблицу чемпионата, завершив первый круг на третьем месте и делегировав на время новогодних праздников в ЦСКА Сергея Немчинова и Юрия Хмылева, для поездки за океан на серию товарищеских матчей с клубами НХЛ. После возобновления чемпионата команда завоевала бронзовые награды. Весной коллектив покинул капитан Сергей Пряхин ставший первым советским хоккеистом, получившим разрешение играть в НХЛ, за «Калгари Флэймз». Чемпион в том сезоне определялся по итогам регулярного чемпионата, а после чемпионата мира в Швеции, на котором в составе сборной Советского Союза Сергей Немчинов и Юрий Хмылев выиграли золотые награды, клубы разыграли Кубок лиги. В полуфинале «Крылья Советов» оказались сильнее «Химика» (6:4, 2:1). В решающей серии преимущество «Крыльев» над «Динамо» не оставило сомнений (4:2, 4:1), и новый кубок отправился в Сетунь.

В сентябре 1989 «Крылья Советов» принимали в Лужниках действующего обладателя Кубка Стэнли «Калгари Флеймз» в рамках суперсерии 1989. Основное время победителя не выявило а в овертайме с передачи экс-капитана Крыльев Сергея Пряхина Дуглас Гилмор установил окончательный счет матча 3-2 в пользу канадцев.

В декабре-январе клуб отправился в заокеанское турне.

На следующий год «Миннесота Норт Старз» приедет в Москву и будет обыграна в Лужниках со счетом 3-2, это будет последний матч «Крылья Советов» с заокеанскими клубами.

В сезоне 1990/1991 «Крылья Советов» завоевывают бронзовые медали.

В 1992 на олимпиаде в Альбервиле чемпионами в составе объединённой команды СНГ становятся Дмитрий Миронов, Юрий Хмылев и тренер Игорь Дмитриев.

В сезоне 1992/1993 году «Крылья Советов» заняли 3-е место в Межнациональной хоккейной лиге. Эта медаль является пока последней в истории клуба.

В 1997 году команда потеряла главного спонсора ВИЛС, в том же году умер президент клуба Игорь Ефимович Дмитриев.

1998—2008 годы: Балансирование между лигами

В сезоне 1997/1998 в клубе происходит тренерская чехарда. Ещё в августе 1996 года Игорь Дмитриев, решив сосредоточиться на президентской работе и работе в сборной, отдал бразды правления командой Александру Зарубину. Однако уже в сентябре 1996 главным тренером был назначен Сергей Котов. В октябре 1997 после серии поражений Сергея Котова сменяет Игорь Есмантович.[34] Он тренировал клуб в течение двух недель, после чего ему на смену приходит Василий Спиридонов, с которым команда заканчивает сезон.[35] Итог — 18 место в финальном этапе.

К новому сезону 1998/1999 команду вновь готовил Сергей Котов,[36] осенью его сменил Фёдор Канарейкин.[37] Руководили клубом президент Андрей Румянцев и председатель совета директоров Лазарь Шестаков.

В межсезонье впервые обострился конфликт между руководством хоккейного клуба и руководством завода ВИЛС. Летом 1998 года прошли первые судебные разбирательства на предмет собственности на дворец спорта. Перед матчем с «Динамо» 30 октября 1998 представители завода ВИЛС выставили свою охрану у дворца спорта, опечатали помещения и с судебными исполнителями начали вывозить мебель, но матч все же состоялся.[38] Осенью 1998 учредители ЗАО ХК «Крылья Советов» провели собрание акционеров, назначив Игоря Есмантовича генеральным директором и сместив с должности Андрея Румянцева. Новым руководством клуба в арбитражном суде Москвы 1 декабря 1998 года с заводом ВИЛС было подписано соглашение, суть которого сводилась к следующему — «Крылья Советов» остаются в сетуньском дворце. Но финансовая ситуация в клубе усугублялась и в декабре главный тренер Фёдор Канарейкин и игроки команды пригрозили, что не выйдут на матч чемпионата России с питерским СКА из-за долгов по зарплате.[39] После этого заявления Фёдора Канарейкина увольняют и на место главного тренера клуба заступил Василий Спиридонов.[40] А из «Крыльев Советов» начался уход игроков — 12 человек основного состава в знак солидарности с тренером покинули команду[41]. В январе 2007 года клуб провел активную селекционную работу, собрав по сути новый состав[42]. Но под конец чемпионата финансовые проблемы вновь напомнили о себе. Заняв 17 место команда не попадает в плей-офф, а в переходном турнире за право остаться в Суперлиге «Крылья Советов» проигрывая всем подряд заняли последнее место. В мае 1999 года новым директором дворца спорта назначают Юрия Лебедева, а президент клуба Игорь Есмантович заявляет, что рынок во дворце спорта являлся единственным источником средств для команды и на проведение заключительного матча с «Химиком» денег нет. Клубу засчитывают техническое поражение[43]. Итогом сезона стал первый в истории «Крылья Советов» вылет в Высшую лигу.

Летом в клубе произошла смена руководства. Юрий Лебедев получил пост президента ХК «Крылья Советов», главным тренером команды был назначен Вячеслав Анисин, а сама команда, вновь заручившись поддержкой завода, сменила название на «Крылья Советов — ВИЛС»[44]. Тем временем из прошлогоднего состава не осталось, по сути, никого — генеральный директор Игорь Есмантович, по словам Юрия Лебедева и Лазаря Шестакова, распродал всех, кого только было можно, при этом, в клуб по итогам этой деятельности не было передано ни копейки[45][46]. В сезоне 1999/2000 команда заняла седьмое место в Западной зоне Высшей лиги и не попала в финальный этап соревнований. Главный тренер «Крылышек» Вячеслав Анисин в феврале был уволен а на его место был приглашен Фёдор Канарейкин[47]. В высшем руководстве клуба также произошли перестановки, должность президента занял Евгений Янковский. Для команд не попавших по итогам чемпионата в переходный турнир за право сыграть в суперлиге был впервые организован кубок Федерации[48]. В финале этого турнира клуб выиграл по сумме двух встреч у «Носты-Южный Урал» 3:6, 3:1 [буллиты 3:2] и завоевал трофей[49]. (Победитель определялся по сумме очков, набранных дома и в гостях, а разница шайб не учитывалась. В случае равенства очков после основного времени второй встречи назначались дополнительные 10 минут до гола, а далее буллиты.)

Укрепив состав опытными хоккеистами перед сезоном 2000/2001, команде удалось хорошо стартовать в чемпионате[50]. Однако в декабре произошла неожиданная смена смена главного тренера, вместо Фёдора Канарейкина был назначен Виктор Вахрушев[51]. Сезон «Крылья Советов» завершили на втором месте в Западной зоне Высшей лиги завоевав путёвку в суперлигу[52][53].

В сезоне 2001/2002 «Крылья Советов» выступили удачно для дебютанта. Под руководством Сергея Котова, назначенного в октябре на должность главного тренера, клуб заняв 8-е место в регулярном чемпионате и уступил будущему чемпиону Локомотиву в 1/4 финала[54]. Защитник «Крылышек», Александр Фролов, был признан лучшим новичком сезона.

Сразу после завершения предыдущего чемпионата клуб покинули многие ведущие игроки выступавшие в прошлом году, а пополнение команды было не столь солидным[55]. Из-за неготовности УДС к проведению соревнований первый матч сезона с ЦСКА пришлось проводить в ледовом дворце Одинцово[56]. Начали сезон 2002/2003 года «Крылья Советов» неплохо, закрепившись в середине турнирной таблицы, но потом потерпели семь поражений подряд и опустились в зону вылета. По итогам регулярного чемпионата команда заняла последнее место в чемпионате Суперлиги и вылетела в Высшую лигу[57]. После завершения сезона ушёл в отставку главный тренер Сергей Котов[58].

Перед началом сезона 2003/2004 года, который клуб провёл в Высшей лиге, на место главного тренер назначают Вячеслава Анисина[59]. Осенью 2003 года клуб неудачно стартовал и на место главного тренера был приглашен Андрей Пятанов[60]. Команда под его руководством заняла 6-е место в Западной зоне Высшей лиги и уступила в 1/8 финала плей-офф «Трактору»[61]. В сезоне 2004/2005 года клуб занял 7-е место и уступил в 1/8 финала плей-офф «Амуру»[62]. После завершения чемпионата клуб покинул Андрей Пятанов, а профсоюзных хоккеистов возглавил Юрий Новиков[63].

Эти два сезона ушли на формирование костяка команды, состоявшего из молодых клубных воспитанников. В феврале 2005 года было учреждено некоммерческое партнёрство «Московский хоккейный клуб Крылья Советов», а президентом «Крылышек» стал Ралиф Сафин.

Несмотря на нестабильное финансирование в течение всего сезона 2005/2006 года клубу удалось решить задачу выхода в суперлигу[64]. Заняв первое место в регулярном чемпионате Западной зоны Высшей лиги, в финале плей-офф «Крылья Советов» уступили «Трактору» заняв, таким образом, второе место, но этого было достаточно, чтобы шагнуть наверх[65].

Несмотря на финансовые проблемы, клуб сумел заявиться в чемпионат суперлиги 2006/2007[66]. В декабре 2006 года из-за недостаточного финансирования клуб покинули лидеры команды[67]. В январе 2007 был отправлен в отставку Юрий Новиков и на его место назначен Вячеслав Анисин[68]. В феврале 2007 года игроки и сотрудники Дворца спорта объявили о забастовке, протестуя против невыплаты зарплаты в течение нескольких месяцев[69][70][71][72]. «Крылышки» заканчивали чемпионат, играя вторым составом под руководством Алексея Ткачука; заняв последнее место, команда покинула суперлигу[73]. Тогда же состоялось «антирекордное» поражение от Авангарда 1-17[74].

В июне 2007 года после очередного вылета в Высшую лигу в клубе в очередной раз меняется руководство, новым генеральным директором вместо Романа Хайретдинова стал Александр Третьяк[75]. Тогда же регистрируется новая юридическая форма: вместо некоммерческого партнёрства «МХК „Крылья Советов“» было создано некоммерческое партнёрство ХК «Крылья Советов» и заключён новый договор аренды дворца спорта между руководством клуба и завода ВИЛС. Но осенью 2007 года вспыхнуло судебное разбирательство, иск ВИЛСа к клубу с требованием выселить их из здания дворца спорта на основании неуплаты за аренду. Дворец спорта посетила внеплановая пожарная инспекция и констатировала — в здании серьёзно нарушены нормы пожарной безопасности, на исправление всех недостатков было выделено 90 суток — срок до 10 января[76]. 10 января 2007 Кунцевский районный суд запретил проводить матчи в УДС «Крылья Советов» из-за несоответствия арены нормам пожарной безопасности до первого марта[77]. С января по март домашние встречи команда проводила на льду соперников. В Клину, Дмитрове, Рязани и Воскресенске были проведены «домашние» матчи против местных команд. В марте команда всё же вернулась на родной лёд[78].

Результаты команды в сезоне 2007/2008 годов были слабыми. Несмотря на сильный состав и неплохой старт, команда начала скатываться вниз. В октябре руководство увольняет Вячеслава Анисина и на его место назначают Илью Бякина[79]. Задержки с выплатой зарплаты привели к тому, что выходить на лёд хоккеисты отказались, но тренировки не прекратили[80]. С января до конца сезона команда выступала полудублирующим составом, всё-таки попав с восьмого места в плей-офф, где в первом же раунде уступила «Автомобилисту»[81].

2009—2011 годы: Раскол. Воссоединение. Исключение из ВХЛ.

Летом 2008 года завод ВИЛС вернул себе дворец спорта, не став продлевать срок аренды ледовой арены с НП «ХК „Крылья Советов“»[82]. При поддержке завода ВИЛС в Сетуни был организован хоккейный клуб «МХК „Крылья Советов“», главным тренером которого стал Дмитрий Ерофеев[83]. Александр Третьяк и возглавляемое им некоммерческое партнёрство ХК «Крылья Советов», переименованное позже в АНО ПХК «Крылья Советов», стали базироваться на малой спортивной арене Лужников[84].

Раскол сопровождался взаимными обвинениями, судебными разбирательствами, кому можно называться «Крылья Советов», а кому нет, переходами целых групп игроков после судебных заседаний из одной команды в другую, неявкой команды возглавляемой Александром Третьяком ПХК «Крылья Советов» на матчи в Сетунь с командой МХК «Крылья Советов» 6 и 7 октября 2008[85][86][87][88][89][90][91][92]. Впоследствии команде Александра Третьяка было засчитано два технических поражения[93][94][95][96].

По итогам регулярного чемпионата Высшей лиги, в котором обе команды выступали в зоне «Запад» команда ПХК «Крылья Советов» заняла 10 место и в плей-офф не попала. В коллективе МХК «Крылья Советов» в феврале 2009 года сменился главный тренер, команду возглавил Александр Савченков[97]. По итогам регулярного чемпионата клуб занял 4-е место и дошёл до финала плей-офф, где уступил в противостоянии с Ханты-Мансийской Югрой[98].

В сезоне 2009/2010 МХК «Крылья Советов» отказался от участия в Высшей лиги чемпионата России но заявился в молодёжную хоккейную лигу МХЛ[99][100]. ХК «Крылья Советов» переехали из Лужников в подольский ЛДС «Витязь»[101]. Под руководством Алексея Касатонова, назначенного главным тренером, команда заняла 2-е место в регулярном чемпионате в зоне «Запад» Высшей лиги, но выбыла из борьбы на 1/8 плей-офф уступив клинскому Титану[102].

Летом 2010 года Высшая лига чемпионата России по хоккею с шайбой была реорганизована в Высшую хоккейную лигу ВХЛ, и ПХК «Крылья Советов» не предоставив гарантии участия в чемпионате не был принят в ВХЛ[103]. МХК «Крылья Советов» и из-за недостатка финансирования не собирался заявляться в МХЛ[104][105].

23 июля 2010 года благодаря усилиям президента КХЛ Александра Медведева состоялось объединение двух клубов. Главным тренером команды был назначен Андрей Кирдяшов[106]. 12 августа 2010 правление ВХЛ приняло «Крылья» в лигу[107]. Команда мастеров в сезоне 2010/11 выступала в Сетуни, а молодёжная команда — в Дмитрове. В регулярном чемпионате клуб занял пятое место[108]. В плей-офф «Крылышки» уступили в упорной борьбе ХК ВМФ из Санкт-Петербурга[109].

Летом 2011 года клуб не смог предоставить финансовые гарантии для участия в ВХЛ и был исключён из лиги[110].

Эра Морозова

4 марта 2016 года было подписано соглашение о сотрудничестве сроком на пять лет между Спортивным хоккейным клубом «Крылья Советов» и Публичным акционерным обществом Группа компаний «ТНС энерго». 

В соответствии с данным соглашением «ТНС энерго» будет финансировать молодежную команду хоккейного клуба «Крылья Советов», начиная с сезона 2016-2017 гг. 

Со своей стороны Спортивный хоккейный клуб «Крылья Советов» предоставит возможность пользоваться ледовой ареной и сопутствующей инфраструктурой УДС «Крылья Советов», а также обеспечит заключение договора со специализированной детско-юношеской школой олимпийского резерва «Крылья Советов» им. И.Е. Дмитриева. 

Юридическое лицо, от имени которого будет выступать молодежная команда «Крылья Советов», будет называться Объединенный хоккейный клуб «Крылья Советов». Президентом клуба станет Заслуженный мастер спорта, воспитанник СДЮШОР «Крылья Советов», двукратный Чемпион мира Алексей Алексеевич Морозов. C 09 сентября команда "Крылья советов" выступает в Дивизионе Запад Молодежной хоккейной лиги.

Стадион

Основные статьи: Крылья Советов (дворец спорта), Динамо (стадион, Москва), Лужники (дворец спорта), Сокольники (дворец спорта), Витязь (ледовый дворец)

С момента своего основания, «Крылья Советов» проводил домашние матчи на хоккейной коробке, устроенной у Восточной трибуны легендарного московского стадиона «Динамо».[111] Там же проводили свои домашние матчи и остальные московские клубы. Отличительной чертой хоккея под открытым небом была чрезвычайно высокая посещаемость матчей, на ключевые игры нередко собирались по 20—30 тысяч человек. Но добиться высокого техничного мастерства на шероховатом естественном льду было нелегко, да и слишком суровая или, наоборот, очень мягкая зима то и дело вносила коррективы в календарь соревнований. Сильные морозы или обильные снегопады нередко заставляли арбитров проводить матчи в четыре периода по 15 минут, и это было предусмотрено правилами. Весной, в период оттепелей, спортсменам приходилось играть ранним утром или поздним вечером, когда лед ещё держался.

В 1956 году были введёны в эксплуатацию - открытый каток с искусственным льдом — Сокольники и дворец спорта стадиона имени В. И. Ленина, в 60-е годы открылся спортивный дворец ЦСКА. Это позволило начинать чемпионаты Советского Союза по хоккею с шайбой в сентябре-октябре и заканчивать играть в апреле.

В 1961 году клуб перешёл в ведение 500-го завода и стал базироваться на стадионе «Красный Октябрь» в Тушино. На естественном льду этого стадиона «Крылья Советов» принимали соперников в зимние месяцы, в 60-е годы.

В начале 70-х годов «Крылья Советов» поменяли владельца, им стал Всесоюзный институт лёгких сплавов и стали базироваться на западе Москвы в Сетуни. Домашние матчи, в этот период, в основном проводились во дворце спорта стадиона имени В. И. Ленина и спортивном дворце ЦСКА. Первый домашний матч в Сетуни, «Крылья Советов» провели 03 февраля 1972 года против московского «Локомотива». Встреча прошла на искусственном льду открытого стадиона «Искра» и закончилась победой хозяев 3—2. После победы в чемпионате и Кубке СССР 1974 года были начаты работы по возведению домашней арены клуба. Сооружение ледового дворца шло медленными темпами и только 2 декабря 1980 года, матчем с уфимским «Салаватом Юлаевым», был торжественно открыт универсальный дворец спорта «Крылья Советов» — который стал домашней ареной хоккейного клуба.

В 90-е годы клуб столкнулся с новыми экономическими реалиями. Работники дворца спорта сдали подтрибунные помещения бродячему цирку, приютив верблюдов и медведей, сорвав тем самым несколько тренировок команды мастеров. В дальнейшем, руководство дворца спорта, планировало приватизировать здание, угрожая забастовкой и голодовкой.[112] Заводу ВИЛС удалось доказать, что он является владельцем дворца спорта и клуб продолжил выступления в Сетуни. В 1998 году впервые обострился конфликт между руководством хоккейного клуба и руководством завода ВИЛС, решившего отказаться от финансирования команды. Летом 1998 года прошли первые судебные разбирательства на предмет собственности на дворец спорта. Перед матчем с «Динамо» 30 октября 1998 года представители ВИЛС выставили свою охрану у дворца спорта, опечатали помещения и с судебными исполнителями начали вывозить мебель, но матч все же состоялся[38]. 1 декабря 1998 года с заводом ВИЛС было подписано соглашение, согласно которому «Крылья Советов» продолжили выступления в сетуньском дворце спорта. Летом 1999 года, команда, вновь заручившись поддержкой завода, сменила название на «Крылья Советов — ВИЛС» и продолжила выступления во дворце спорта «Крылья Советов». В 2000 году должность президента клуба занял Евгений Янковский, которому удалось заключить договор аренды с ВИЛС.

В 2002 году, из-за неготовности дворца спорта к проведению соревнований, первый матч сезона с ЦСКА пришлось проводить в ледовом дворце Одинцово[56].

Осенью 2007 года началось судебное разбирательство, по иску ВИЛС к хоккейному клубу, с требованием о выселении из здания дворца спорта на основании неуплаты за аренду. 10 января 2007 года, Кунцевский районный суд запретил проводить матчи в УДС «Крылья Советов» из-за несоответствия арены нормам пожарной безопасности до первого марта 2007 года[77]. С января по март, в ледовых дворцах Клина, Дмитрова, Рязани и Воскресенска были проведены «домашние» матчи против местных команд. В марте команда всё же вернулась на родной лёд[78].

Летом 2008 года ВИЛС не стал продлевать договор аренды ледовой арены с хоккейным клубом[82]. В сезоне 2008/2009 годов, заводом ВИЛС в Сетуни был организован хоккейный клуб МХК «Крылья Советов»[83]. ПХК «Крылья Советов», выселенные из универсального дворца спорта «Крылья Советов», стали принимать соперников на малой спортивной арене Лужников[84]. В сезоне 2009/2010 годов ПХК «Крылья Советов» переехали из Лужников в подольский ледовый дворец «Витязь»[101]. В сезоне 2010/11 годов, после объединения МХК «Крылья Советов» и ПХК «Крылья Советов», домашние матчи проводились в Сетуни.

Статистика выступлений

Основная статья: Список сезонов хоккейного клуба «Крылья Советов» (Москва)

Достижения

Национальные чемпионаты

Чемпионат СССР по хоккею с шайбой / Межнациональная хоккейная лига

Кубок СССР по хоккею с шайбой / Кубок Лиги

  • Обладатель (3 раза: 2/1): 1951, 1974, 1989.
  • Финалист (2 раза): 1952, 1954.

Кубок Братина

  • Финалист (1 раз): 2009.

Кубок Федерации

  • Обладатель (1 раз): 2000.

Кубок Республики Башкортостан

Бронзовый призер (1): 2000.

Еврокубки

Кубок европейских чемпионов по хоккею с шайбой

  • Обладатель (1 раз): 1974—1977.[113]

Прочие турниры

Кубок Ахерна[114]

  • Обладатель (2): 1961, 1968.

Кубок Бухареста[115]

  • Обладатель (1): 1964.

Кубок Звезд[116]

  • Обладатель (1): 1973.

Кубок провинции Онтарио

  • Обладатель (1): 1974.

Кубок Шпенглера

  • Обладатель (1): 1979.
  • Финалист (1): 1987

Кубок Комптуар Суисс

  • Обладатель (1): 1985.

Кубок Вюрмберга

  • Обладатель (1): 1987.

Кубок ВЦСПС

  • Обладатель (2): 1984, 1988.

Чемпионат Москвы

Чемпион (2): 2000,2002

Кубок Тампере

Бронзовый призер(1): 1990

Командные призы

Достижения игроков

  • Лучшие бомбардиры сезона:

1948/1949 — Алексей Гурышев (29 шайб).
1954/1955 — Алексей Гурышев (41 шайба).
1955/1956 — Владимир Гребенников (46 шайб).
1956/1957 — Алексей Гурышев (32 шайбы).
1957/1958 — Алексей Гурышев (40 шайб).
1961/1962 — Евгений Грошев (38 шайб).
1973/1974 — Вячеслав Анисин 48 очков (22+26).

  • Лучший снайпер сезона:

1995/1996 — Александр Королюк (30 шайб).

1973/1974 — Юрий Лебедев — Вячеслав Анисин — Александр Бодунов.

1991/1992 — Дмитрий Миронов.

1995/1996 — Александр Королюк.

1994/1995 — Алексей Морозов.
2001/2002 — Александр Фролов.

Игорь Дмитриев.

Главные тренеры

Тренер Гражданство Начало Конец Достижения
Владимир Горохов СССР 1947 1948
Владимир Егоров СССР 1948 1961 Чемпион СССР 1957
Серебряный призёр чемпионата СССР 1955, 1956, 1958
Бронзовый призёр чемпионата СССР 1950, 1951, 1959, 1960
Обладатель Кубка СССР 1951
Финалист Кубка СССР 1952, 1954
Сергей Митин СССР 1961 1964
Александр Виноградов СССР 1964 1967
Владимир Егоров СССР 1967 1970
Александр Прилепский СССР 1970 1971
Борис Кулагин СССР 01.04.1971 04.04.1976 Чемпион СССР 1974
Серебряный призёр чемпионата СССР 1975
Бронзовый призёр чемпионата СССР 1973
Обладатель Кубка СССР 1974
Игорь Тузик СССР 04.04.1976 27.05.1981 Обладатель Кубка европейских чемпионов 1977
Бронзовый призёр чемпионата СССР 1978
Валентин Григорьев СССР 01.06.1981 30.03.1982
Владимир Игошин СССР 01.04.1982 15.07.1982
Игорь Дмитриев СССР
Россия 		15.07.1982 30.06.1996 Обладатель Кубка Лиги 1989
Бронзовый призёр чемпионата СССР 1989, 1991
Полуфиналист(бронзовый призёр) кубка МХЛ 1993
Александр Зарубин Россия 30.06.1996 17.09.1996
Сергей Котов Россия 17.09.1996 22.10.1997
Игорь Есмантович Россия 22.10.1997 01.11.1997
Василий Спиридонов Россия 01.11.1997 10.04.1998
Сергей Котов Россия 1.06.1998 09.10.1998
Федор Канарейкин Россия 09.10.1998 16.12.1998
Василий Спиридонов Россия 16.12.1998 25.06.1999
Вячеслав Анисин Россия 25.06.1999 09.02.2000
Виктор Вахрушев Россия 09.02.2000 15.02.2000
Федор Канарейкин Россия 15.02.2000 26.12.2000 Обладатель Кубка Федерации 2000
Виктор Вахрушев Россия 26.12.2000 05.10.2001 Серебряный призёр Высшей Лиги чемпионата России 2001
Сергей Котов Россия 05.10.2001 27.03.2003
Вячеслав Анисин Россия 27.03.2003 14.10.2003
Андрей Пятанов Россия 14.10.2003 03.05.2005
Юрий Новиков Россия 03.05.2005 22.01.2007 Финалист Кубка Высшей Лиги чемпионата России 2006
Вячеслав Анисин Россия 22.01.2007 28.02.2007
Алексей Ткачук Россия 28.02.2007 17.06.2007
Вячеслав Анисин Россия 17.06.2007 08.10.2007
Илья Бякин Россия 08.10.2007 22.10.2008
Александр Семак Россия 22.10.2008 13.11.2008
Владимир Крючков Россия 13.11.2008 24.11.2008
Юрий Лебедев Россия 24.11.2008 20.05.2009
Дмитрий Ерофеев
МХК Крылья Советов 		Россия 15.07.2008 25.02.2009
Александр Савченков
МХК Крылья Советов 		Россия 25.02.2009 01.07.2009 Финалист Кубка Братины 2009
Алексей Касатонов
ПХК Крылья Советов 		Россия 20.05.2009 30.03.2010
Андрей Кирдяшов Россия 01.07.2010 08.11.2010
Александр Свилин Россия 08.11.2010 19.01.2011
Дмитрий Гоголев Россия 19.01.2011 30.06.2011

Известные игроки

Именные флаги под сводами УДС «Крылья Советов»

Именные флаги следующих хоккеистов и тренеров подняты под своды УДС «Крылья Советов»:

Олимпийские чемпионы

Следующие хоккеисты становились Олимпийскими чемпионами, являясь игроками «Крыльев Советов»:

Чемпионы мира

Следующие хоккеисты становились чемпионами мира, являясь игроками «Крыльев Советов»:

Чемпионы Европы

Следующие хоккеисты становились чемпионами Европы, являясь игроками «Крыльев Советов»:

Хоккеисты «Крыльев Советов» на крупных международных турнирах

Напишите отзыв о статье "Крылья Советов (хоккейный клуб)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Соснин В., Щеглов М., Юрин В. Хоккей с мячом энциклопедия 2009 г., стр. 183
  2. ↑ Покрасов И. Чтоб я так жил, или профессионал за бортиком Еженедельник Хоккей № 1(147) 10-16 января 1994 г.
  3. ↑ Советский спорт" № 101 (20 декабря 1947 года)
  4. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 94
  5. ↑ Советский спорт" № 17 (22 февраля 1949 года)
  6. ↑ Жидков В., Серебренников А., Тетерин П. Отечественный хоккей. Высший эшелон 1946/1947-2006/2007 2007 г., стр. 13
  7. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 102—104
  8. ↑ Бутусов М., А.Долганов Хоккей справочник-календарь сезон 1959/60, стр. 14
  9. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 108—112
  10. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 137—139
  11. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 112—115
  12. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 140—143
  13. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 119—122
  14. ↑ 1 2 [profavia.ru/modules/smartsection/item.php?page=2&itemid=1 История]
  15. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 145—148
  16. ↑ Перель А. Хоккей в СССР 1955 г., стр. 168—175
  17. ↑ Фролов В. На ледяных полях 1957 г., стр. 11-19
  18. ↑ Фролов В. На ледяных полях 1957 г., стр. 102—131
  19. ↑ Фролов В. На ледяных полях 1957 г., стр. 24-34
  20. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61295.html Наша история. Часть 11. 1956—1957]
  21. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61347.html Наша история. Часть 12. 1957—1958]
  22. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61407.html Наша история. Часть 13. 1958—1959]
  23. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61471.html Наша история. Часть 14. 1959—1960]
  24. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61601-nasha-istorija-chast-16-1961-1962.html Наша история. Часть 16. 1961—1962]
  25. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61661-nasha-istorija-chast-17-1962-1963.html Наша история. Часть 17. 1962—1963]
  26. ↑ Пахомов В., Хоккей справочник-календарь на 1964—1965 год, стр. 5
  27. ↑ Советский спорт" (28 апреля 1964 года)
  28. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61785-nasha-istorija-chast-19-1964-1965.html Наша история. Часть 19. 1964—1965]
  29. ↑ Советский спорт" № 207(5328) (2 сентября 1965 года)
  30. ↑ [www.championat.com/hockey/article-61841-nasha-istorija-chast-20-1965-1966.html Наша история. Часть 20. 1965—1963]
  31. ↑ Левин Б., Футбол-Хоккей № 30, 25.08.1976
  32. ↑ Серебренников А., Филатов В., Отечественный хоккей. Европейские кубки 2009 г., стр. 16-17
  33. ↑ Михайловский В. Программа к матчу Крылья Советов-Салават Юлаев — Москва: УДС Крылья Советов
  34. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1997-10-24/7_2/ Есмантович — старший тренер «Крыльев Советов»]
  35. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1997-11-14/1_3/ Василий Спиридонов — главный тренер «Крыльев Советов»]
  36. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1998-07-22/5_4/ Иногда сравниваю себя с главным тренером футбольного Торпедо]
  37. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1998-10-15/7_8/ На посту главного тренера «Крылышек» Котова сменил Канарейкин]
  38. ↑ 1 2 [www.sport-express.ru/newspaper/1998-10-31/6_2/ «Крылья Советов» выселили из дворца в сетуне]
  39. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1998-12-09/7_9/ «Крылья Советов» грозят забастовкой]
  40. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1998-12-16/6_10/ Федор Канарейкин уволен с поста главного тренера «Крылья Советов»]
  41. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1998-12-19/1_8/ Забастовка «Крыльев Советов»]
  42. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1999-01-21/7_4/ Состав «Крыльев Советов» пополнился трехкратным чемпионом страны]
  43. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1999-05-24/11_1/ Очередной скандал в «Крыльях Советов»]
  44. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/1999-06-26/7_6/ Юрий Лебедев-президент «Крыльев Советов» а Вячеслав Анисин — главный тренер]
  45. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-01-12/6_5/ Прежнее руководство клуба распродало всех игроков]
  46. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-01-12/6_10/ Считаю, что нам не стоит продолжать выяснять отношения]
  47. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-02-16/8_7/ Фёдор Канарейкин стал девятым наставником «Крылышек» за три сезона]
  48. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-01-12/1_9/ ПХЛ решила возродить кубок страны]
  49. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-03-18/6_2/ Возрождающиеся «Крылья сделали» хет-трик]
  50. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-07-22/6_1/ «Крылышки» намерены вернуться в элиту]
  51. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2000-12-27/8_2/ Канарейкин вновь остался без «Крылышек»]
  52. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2001-04-04/6_4/ Цель «Крыльев» стать лучшими в Москве, в Европе, в Мире]
  53. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2001-04-04/6_1/ Теперь на нас ходят болельщики, которые помнят «Крылья»-74]
  54. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2001-10-11/6_4/ Где находится Вахрушев никто не знает]
  55. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2002-09-09/11_3/ Таблица переходов]
  56. ↑ 1 2 [www.sport-express.ru/newspaper/2002-09-18/6_6/ За матч-бенефис Салфицки должен благодарить своих защитников]
  57. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2003-03-17/1_4/ Итоговая таблица]
  58. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2003-03-27/7_2/ Котов уходит из «Крыльев Советов»]
  59. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2003-04-07/11_4/ Анисин возглавил «Крыльев Советов»]
  60. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2003-10-20/15_18/ Новым главным тренером «Крыльев Советов» стал Андрей Пятанов]
  61. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2004-03-19/7_1/ Чемпионат России. Высшая лига. 1/8 финала. Четвёртые матчи]
  62. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2005-03-17/1_6/ Чемпионат России. Высшая лига. Плей-офф. 1/8 финала. Третьи матчи]
  63. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2005-04-27/7_11/ «Крылья Советов» возглавил Юрий Новиков]
  64. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2006-04-13/7_1/ В «Крыльях» уже грезят о медалях в суперлиге]
  65. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2006-05-02/15_8/ Чемпионат России. Высшая лига. Плей-офф. Финал. Пятый матч]
  66. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2006-08-31/6_1/ «Крылья Советов» — увидеть суперлигу и не умереть]
  67. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2006-12-20/6_2/ Чемпионат России. Суперлига. Таблица переходов]
  68. ↑ [news.sport-express.ru/2007-01-23/173648/ Юрий Новиков покинул «Крылья Советов»]
  69. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-02-21/6_3/ Хаос в Сетуни]
  70. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-02-21/1_2/ Хлопнули крыльями]
  71. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-02-22/6_1/ Ещё раз поверили]
  72. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-02-28/5_1/ Заявление «Крыльев» в редакции «СЭ»]
  73. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-02-28/6_1/ Крылья Советов — Химик 1-13]
  74. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-03-05/10_2/ Ненастоящий рекорд]
  75. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-06-07/1_11/ Хоккей]
  76. ↑ [news.sport-express.ru/2008-01-25/219309/ Как умирают «Крылья»]
  77. ↑ 1 2 [www.sport-express.ru/newspaper/2008-01-19/7_12/ Хоккей]
  78. ↑ 1 2 [www.sport-express.ru/newspaper/2008-03-04/7_6/ «Крылья» завершат сезон в Сетуни]
  79. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2007-10-09/1_7/ Хоккей]
  80. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2008-02-18/10_5/ Игроки Крыльев обратились в прокуратуру]
  81. ↑ [www.championat.com/hockey/article-21140-vyshka-zazhigaet.html Вышка зажигает]
  82. ↑ 1 2 [www.championat.com/hockey/news-118136-vils-vernul-sebe-uds-krylja-sovetov.html ВИЛС вернул себе УДС «Крылья Советов»]
  83. ↑ 1 2 [www.championat.com/hockey/news-126166-erofeev-vozglavit-krylja-sobravshiesja-v-uds.html Ерофеев возглавит «Крылья», собравшиеся в УДС]
  84. ↑ 1 2 [www.championat.com/hockey/news-128755-krylja-sovetov-tretjaka-zajavili-domashnej-arenoj-msa.html «Крылья Советов» Третьяка заявили домашней ареной МСА]
  85. ↑ [www.championat.com/hockey/article-23347-erofeev-tretjaka-s-menja-khvatit-vot-gde-sidit.html Ерофеев: Третьяка с меня хватит, вот где сидит!]
  86. ↑ [www.championat.com/hockey/article-22395.html?rucom=1 Кинутые «Крылья»]
  87. ↑ [www.championat.com/hockey/news-139663-vse-krylja-zajavilis-v-vysshuju-ligu-no-prodolzhajut-suditsja.html Все «Крылья» заявились в Высшую лигу. Но продолжают судиться]
  88. ↑ [www.championat.com/hockey/news-135961-krylja-sovetov-ne-obedinenie-a-provokacija.html «Крылья Советов»: не объединение, а провокация]
  89. ↑ [www.championat.com/hockey/article-24077-kurtanidze-a-chto-est-drugie-krylja-sovetov.html Куртанидзе: а что, есть другие «Крылья Советов»?]
  90. ↑ [www.championat.com/hockey/article-24772-krylja-sovetov-s-kem-nam-obedinjatsja.html «Крылья Советов»: с кем нам объединяться?!]
  91. ↑ [www.championat.com/hockey/news-117655-tretjak-sobiraetsja-vozrozhdat-krylja-kak-leme-pittsburg.html Третьяк собирается возрождать «Крылья» как Лемье «Питтсбург»]
  92. ↑ [www.championat.com/hockey/news-141288-derjabin-zaberjom-u-krylev-tretjaka-vosem-igrokov.html Дерябин: заберём у «Крыльев» Третьяка восемь игроков]
  93. ↑ [www.championat.com/hockey/news-146083-matchi-mezhdu-kryljami-i-kryljami-ne-sostojatsja.html Матчи между «Крыльями» и «Крыльями» не состоятся]
  94. ↑ [www.championat.com/hockey/article-26013-krylja-v-gosti-k-kryljam-ezdit-ne-khotjat.html «Крылья» в гости к «Крыльям» ездить не хотят]
  95. ↑ [www.championat.com/hockey/article-26051-tretjak-my-proderzhali-rebjat-v-avtobuse-do-16-00.html Третьяк: мы продержали ребят в автобусе до 16:00]
  96. ↑ [www.championat.com/hockey/news-146778-kryljam-zaschitany-dva-porazhenija-0-5-i-shtraf-v-6-mln-rub.html «Крыльям» засчитаны два поражения 0:5 и штраф в 6 млн руб.]
  97. ↑ [www.ksmoscow.ru/index.php?ELEMENT_ID=491 Александр Савченков: «Начать тренерскую карьеру в том же клубе, где начинал профессиональную, — это знак свыше»]
  98. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2009-04-27/15_8/ Чемпионат России. Высшая лига. Финал]
  99. ↑ [www.championat.com/hockey/news-293151-mkhk-krylja-sovetov-zajavilsja-v-chempionate-mkhl.html МХК «Крылья Советов» заявился в чемпионате МХЛ]
  100. ↑ [www.championat.com/hockey/news-293831-mkhk-krylja-sovetov-oficialno-otkazalis-ot-vysshej-ligi.html МХК «Крылья Советов» официально отказались от Высшей лиги]
  101. ↑ 1 2 [www.championat.com/hockey/news-225194-kasatonov-iz-za-krizisa-i-neurjadic-prishlos-pereseljatsja.html Касатонов: из-за кризиса и неурядиц пришлось переселяться]
  102. ↑ [www.championat.com/hockey/news-224300-kasatonov-nasha-zadacha---popast-v-kkhl.html Касатонов: наша задача — попасть в КХЛ]
  103. ↑ [www.khl.ru/news/2010/6/30/27669.html Контуры Высшей лиги]
  104. ↑ [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/397178 «Крылья Советов» трубят SOS. Двукратный чемпион СССР этим летом может прекратить существование]
  105. ↑ [www.ksmoscow.ru/index.php?ELEMENT_ID=1621 Официальное заявление на сайте клуба]
  106. ↑ [www.khl.ru/news/2010/7/23/27719.html «КХЛ объединяет две команды „Крыльев Советов“ в одну структуру»].
  107. ↑ [www.sovsport.ru/news/text-item/402477 «Крылья Советов» приняли в ВХЛ]
  108. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2011-03-04/7_2/ Запад]
  109. ↑ [www.sport-express.ru/newspaper/2011-03-14/11_6/ Теперь и «Вышка» осталась без Москвы]
  110. ↑ [www.championat.com/hockey/news-853674-skoropupov-shansov-igrat-v-vkhl-u-krylev-net.html Скоропупов: шансов играть в ВХЛ у «Крыльев» нет]
  111. ↑ Советский спорт" № 101 (20 декабря 1947 года)
  112. ↑ Еженедельник Хоккей № 41(147) 22 декабря 1991 г.
  113. ↑ Турнир длился более 2 лет. См. [hockey365.celeonet.fr/hockeyarchives/Europe1975.htm], [hockeyarchives.ru/club/euro_cup/1975.html]. Несмотря на то, что турнир был растянут до 1977 года, в некоторых источниках турнир называется розыгрышем 1975 года (см., напр., [www.iihf.com/iihf-home/history/all-medallists/club-events/european-cup-1966-1997.html]) или 1974/75 годов. На сайте «Крыльев Советов» указан 1977 год. «Крылья Советов» стартовали с полуфинала, первый матч которого они сыграли 1 сентября 1975 года, а второй — 19 марта 1976 год; финал прошёл в два матча — 17 и 19 февраля 1977 года.
  114. ↑ «Кубок Ахерна» — кубок проводился до 1977 года, учрежден шведским клубом «Юргорден» и газетой «Дагенс нюхетер» в честь бывшего президента ИИХФ Джона Ахерна. С 1960-х годов к турниру допускались только клубные команды с обязательным участием чемпиона Швеции.
  115. ↑ Учрежден в 1958 Румынской федерацией хоккея на льду в честь открытия Дворца спорта им. 23 августа в Бухаресте, где тур­нир и проводится ежегодно. Неизменный участник турнира— сборная Румынии
  116. ↑ «Кубок звезд» — турнир, учрежденный Шведским хоккейным союзом, проводился с 1968 по 1976 гг.
  117. ↑ 1 2 3 [news.sport-express.ru/2000-12-06/2353/ «Крылья» вспомнили о ветеранах]
  118. ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/68047 В СЕТУНИ ПОДНЯТ ИМЕННОЙ СТЯГ ДМИТРИЕВА]
  119. ↑ [fhr.ru/history/history_milestones/history/card/?id_4=7150» Стяг Анатолия Кострюкова — под сводами Дворца «Крылья Советов»]
  120. ↑ [ksmoscow.ru/index.php?ELEMENT_ID=2321 Стяг поднят. Кубок - наш! ]
  121. ↑ 1 2 [ksmoscow.ru/index.php?ELEMENT_ID=1690 Звездный вечер в Крыльях]
  122. ↑ [litrossia.ru/archive/163/sport/4084.php В ТЕНИ ТРЕТЬЯКА]

Литература

  • Соснин В., Щеглов М., Юрин В. Хоккей с мячом энциклопедия — Москва: Новые технологии, 2009 г., ISBN 978-5-86541-025-6
  • Перель А. Хоккей в СССР — Москва: Физкультура и спорт, 1955 г.
  • Фролов В. На ледяных полях — Москва: Физкультура и спорт, 1957 г.
  • Жидков В., Серебренников А., Тетерин П. Отечественный хоккей. Высший эшелон 1946/1947-2006/2007 — Москва: Глобал спорт консалтинг, 2007 г., ISBN 978-5-9901178-1-5
  • Бутусов М., Долганов А. Хоккей справочник-календарь сезон 1959/60 — Ленинград: Управление спортивных сооружений, 1959 г.
  • Пахомов В. Хоккей справочник-календарь на 1964—1965 год — Москва: Пресс-бюро Центрального Стадиона имени В. И. Ленина, 1964 г.
  • Михайловский В. Крылья Советов 1948—1988 Москва: 1988 г
  • Михайловский В. Программа к матчу Крылья Советов-Салават Юлаев — Москва: УДС Крылья Советов, 1986 г.

Ссылки

  • [hc-ks.ru// Официальный сайт клуба]
  • [ksmoscow.ru/ Неофициальный сайт клуба]
  • [www.onlinepetition.ru/xkkc1947/petition.html Открытое письмо болельщиков команды «Крылья Советов»(Москва) к общественности.]
  • [www.onlinepetition.ru/da75d4/petition.html Открытое письмо болельщиков команды «Крылья Советов»(Москва) к общественности.]

ЦСКА (Москва) (32) | Динамо (Москва) (5) | Спартак (Москва) (4) | ВВС МВО (Москва) (3) | Крылья Советов (Москва) (2)

Отрывок, характеризующий Крылья Советов (хоккейный клуб)

– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.
Правда, все в темном, мрачном свете представлялось князю Андрею – особенно после того, как оставили Смоленск (который, по его понятиям, можно и должно было защищать) 6 го августа, и после того, как отец, больной, должен был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но, несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов предмете – о своем полку. 10 го августа колонна, в которой был его полк, поравнялась с Лысыми Горами. Князь Андрей два дня тому назад получил известие, что его отец, сын и сестра уехали в Москву. Хотя князю Андрею и нечего было делать в Лысых Горах, он, с свойственным ему желанием растравить свое горе, решил, что он должен заехать в Лысые Горы.
Он велел оседлать себе лошадь и с перехода поехал верхом в отцовскую деревню, в которой он родился и провел свое детство. Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал посредине пруда. Князь Андрей подъехал к сторожке. У каменных ворот въезда никого не было, и дверь была отперта. Дорожки сада уже заросли, и телята и лошади ходили по английскому парку. Князь Андрей подъехал к оранжерее; стекла были разбиты, и деревья в кадках некоторые повалены, некоторые засохли. Он окликнул Тараса садовника. Никто не откликнулся. Обогнув оранжерею на выставку, он увидал, что тесовый резной забор весь изломан и фрукты сливы обдерганы с ветками. Старый мужик (князь Андрей видал его у ворот в детстве) сидел и плел лапоть на зеленой скамеечке.
Он был глух и не слыхал подъезда князя Андрея. Он сидел на лавке, на которой любил сиживать старый князь, и около него было развешено лычко на сучках обломанной и засохшей магнолии.
Князь Андрей подъехал к дому. Несколько лип в старом саду были срублены, одна пегая с жеребенком лошадь ходила перед самым домом между розанами. Дом был заколочен ставнями. Одно окно внизу было открыто. Дворовый мальчик, увидав князя Андрея, вбежал в дом.
Алпатыч, услав семью, один оставался в Лысых Горах; он сидел дома и читал Жития. Узнав о приезде князя Андрея, он, с очками на носу, застегиваясь, вышел из дома, поспешно подошел к князю и, ничего не говоря, заплакал, целуя князя Андрея в коленку.
Потом он отвернулся с сердцем на свою слабость и стал докладывать ему о положении дел. Все ценное и дорогое было отвезено в Богучарово. Хлеб, до ста четвертей, тоже был вывезен; сено и яровой, необыкновенный, как говорил Алпатыч, урожай нынешнего года зеленым взят и скошен – войсками. Мужики разорены, некоторый ушли тоже в Богучарово, малая часть остается.
Князь Андрей, не дослушав его, спросил, когда уехали отец и сестра, разумея, когда уехали в Москву. Алпатыч отвечал, полагая, что спрашивают об отъезде в Богучарово, что уехали седьмого, и опять распространился о долах хозяйства, спрашивая распоряжении.
– Прикажете ли отпускать под расписку командам овес? У нас еще шестьсот четвертей осталось, – спрашивал Алпатыч.
«Что отвечать ему? – думал князь Андрей, глядя на лоснеющуюся на солнце плешивую голову старика и в выражении лица его читая сознание того, что он сам понимает несвоевременность этих вопросов, но спрашивает только так, чтобы заглушить и свое горе.
– Да, отпускай, – сказал он.
– Ежели изволили заметить беспорядки в саду, – говорил Алпатыч, – то невозмежио было предотвратить: три полка проходили и ночевали, в особенности драгуны. Я выписал чин и звание командира для подачи прошения.
– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!
Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Крылья_Советов_(хоккейный_клуб)&oldid=81627577»