Харьковский научно-исследовательский институт судебных экспертиз

Харьковский НИИ судебных экспертиз (ХНИИСЭ)
Основан	1923
Тип	государственный

К:Научные институты, основанные в 1923 году

Харьковский научно-исследовательский институт судебных экспертиз имени Н. С. Бокариуса — одно из старейших государственных судебно-экспертных учреждений Украины и бывшего СССР.

История

С принятием в 1922 году Уголовно-процессуального кодекса на Украине, органам предварительного расследования и судам при принятии решений в уголовных делах возникла задача полного и всестороннего исследования всех доказательств с помощью научно-технических знаний, в связи с чем, по ходатайству выдающегося судебного медика и криминалиста Николая Сергеевича Бокариуса, Правительство Украины своим постановлением от 10 июля 1923 года создает в системе Народного комиссариата юстиции (НКЮ) областные кабинеты научно-судебных экспертиз в городах Харькове, Киеве и Одессе и утверждает положение о них. Цель создания Кабинетов сформулирована очень кратко — «для производства разного рода научно-технических исследований по судебным делам». С того времени начинается славная история института.

Руководители

Николай Сергеевич Бокариус

Кабинет научно-судебной экспертизы в Харькове начал свою работу осенью 1923 года, и его заведующим был назначен Н. С. Бокариус, по инициативе которого в 1925 году Кабинет реорганизовано в Институт научно-судебной экспертизы, и Николай Сергеевич стал его неизменным руководителем. В этом же году, в связи с 30-летием врачебной и научно-педагогической деятельности, Н. С. Бокариусу, одному из первых на Украине из профессоров, присвоено почетное звание Заслуженного профессора. После смерти выдающегося ученого, 23 декабря 1931 года, правительство УССР, отмечая его большие заслуги, присвоило имя Заслуженного профессора Н. С. Бокариуса Харьковскому НИИ судебных экспертиз.

Николай Николаевич Бокариус

С 1931 по 1946 год Харьковский институт возглавлял сын Н. С. Бокариуса, известный ученый, судебный медик, талантливый воспитатель целой плеяды судебных экспертов и криминалистов, с именем которого связана история института — Николай Николаевич Бокариус, единственный из судебных медиков, который за большие заслуги перед Родиной награждён высшими наградами бывшего СССР — орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, медалями. Николай Николаевич работал в институте с 1924 года на разных должностях, в том числе заведующим отделом идентификации личности. В самые сложные и трудные годы деятельности института (период Великой Отечественной войны) Н. Н. Бокариус делал все от него зависящее ради сохранения кадрового потенциала с целью проведения научно-исследовательской и экспертной работы. С 1933 по 1937 годы Н. Н. Бокариус работал Республиканским судебно-медицинским экспертом и руководителем Харьковского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, возглавлял Всесоюзное и Республиканское общества судебных медиков и криминалистов, был членом редакционного совета журнала «Судебно-медицинская экспертиза». После 1946 года Н. Н. Бокариус работал консультантом, был членом Ученого совета.

Виктор Павлович Колмаков

С 1946 по 1967 годы — доктор юридических наук, профессор Виктор Павлович Колмаков, один из выдающихся советских криминалистов. Под руководством В. П. Колмакова получила дальнейшее развитие Харьковская школа судебных экспертов во многих направлениях судебной экспертизы, в ней выросли известные ученые, которые внесли весомый вклад в развитие теории и практики криминалистики и судебной экспертизы. Во время его руководства свыше 20 сотрудников института защитили диссертации на соискание ученых степеней по вопросам криминалистики и судебной экспертизы, значительно расширилась научно-методическая база учреждения. В. П. Колмаков уделял особое внимание развитию судебно-технической экспертизы документов (в аспекте криминалистического исследования оттисков печатей и штампов). Также в этот период получили дальнейшее развитие научные исследования по многим видам судебных экспертиз, особенно криминалистическим (почерковедческим, трасологическим, баллистическим, судебно-биологическим и др.). Ярким примером личной заботы В. П. Колмакова об учреждении является письмо от 20 декабря 1961 года, направленное в Центральный Комитет Коммунистической партии Украины, в котором он убедительно и обоснованно показал тяжелые условия работы коллектива Харьковского НИИ судебных экспертиз в то время. В письме речь шла о размещении института в абсолютно непригодном помещении бывшей женской тюрьмы, о низкой заработной плате и т. п. Но при этом, несмотря на такие условия работы, коллектив института максимально помогал судебно-следственным органам в борьбе с преступностью. Фактами подтверждения этого служила наглядная динамика роста количества и сложности выполненных экспертиз, эта динамика сохраняется и на сегодняшний день.

Николай Васильевич Скорик

На протяжении 1967—1997 годов директором Харьковского НИИСЭ был заслуженный юрист Украины, кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистики, Николай Васильевич Скорик. В этот период получила дальнейшее развитие научная и экспертная деятельность, методическая и профилактическая работа, были созданы отделения. Начало работы на должности директора пришлось на время постройки нового здания института.

Михаил Леонидович Цымбал

С 1997 по 2010 год Харьковский научно-исследовательский институт судебных экспертиз возглавлял кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистики, заслуженный юрист Украины — Михаил Леонидович Цымбал, высококвалифицированный специалист, способный организатор экспертной, научно-исследовательской работы, умелый и принципиальный руководитель, который уделял много внимания повышению уровня работы учреждения. Под его непосредственным руководством Харьковский НИИ судебных экспертиз был признан лучшим по результатам государственной аттестации научно-исследовательских учреждений судебных экспертиз Министерства юстиции Украины по показателям рационального использования научно-технического потенциала.

Андрей Иванович Лозовой

В 2010 году директором Харьковского НИИСЭ назначен Андрей Иванович Лозовой, который работает в учреждении с 1989 года, в том числе на должностях заведующего лабораторией судебных автотовароведческих, строительно-технических исследований; заведующего лабораторией судебных товароведческих исследований; заместителя директора института по экспертной работе, 1-го заместителя директора. С 1999 года А. И. Лозовой возглавляет Харьковское отделение общественной организации «Союз экспертов Украины».

Виды исследований

Экспертиза по фотоснимкам

Отрывок, характеризующий Харьковский научно-исследовательский институт судебных экспертиз

Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.