HRT (команда Формулы-1)

HRT-Cosworth

HRT F1 Team
База	Мадрид
Руководители	Луис-Перес Сала
Пилоты	Нараин Картикеян Педро де ла Роса Витантонио Льюцци Бруно Сенна Даниэль Риккардо Сакон Ямамото Карун Чандхок Кристиан Клин
Конструктор	HRT-Cosworth
Шины	Bridgestone (2010) Pirelli (2011-2012)
Статистика выступлений в «Формуле-1»
Дебют	Бахрейн 2010
Последняя гонка	Бразилия 2012
Гран-при	58 (56)
Побед	0
Поулы	0
Быстрые круги	0
Подиумы	0
Лучший старт	18 (Бельгия 2010, Б. Сенна)
Лучший финиш	13 (Канада 2011, В. Льюцци)
Очков всего	0
Кубки конструкторов	0 (Лучший результат в КК: 11 место, 2010-2011)
Чемпионы мира	0 (Лучший результат в ЧМ: 22 место — Чандхок, 2010)

HRT F1 Team (до 3 марта 2010 года — Campos Meta 1, до 4 июля 2011 года — Hispania Racing) — первая испанская команда, вышедшая на старт Чемпионата мира в классе Формула-1. Команда была основана Адрианом Кампосом в конце 2009 года, перед своим дебютом в Формуле-1 в 2010 году была выкуплена испанским предпринимателем Хосе Рамоном Карабанте. 4 июля 2011 года у команды сменился владелец: контрольный пакет акций приобрел испанский инвестиционный фонд Thesan Capital. В конце 2012 года, не сумев найти новых инвесторов, команда не оплатила вступительный взнос и была вычеркнута из числа участников сезона 2013 года.

История

Команда Campos была создана бывшим гонщиком Формулы-1 Адрианом Кампосом в 1998-м году. Штаб-квартира Campos располагалась в Мадриде, там находился маркетинговый и административный отделы. Технический центр команды базировался в Валенсии, в 25 км от автодрома им. Рикардо Тормо.

GP2 (2005-2008)

В 2005 году Адриан Кампос принял решение участвовать в новой гоночной дисциплине, серии GP2, которая позиционируется как самый близкий в Формуле-1 чемпионат. Название команды меняется на Campos Racing. Первый сезон стал неудачным для команды, она закончила чемпионат на 12 и последнем месте, а гонщики, выступавшие за команду, заняли 18 и 20 места (Хуан Крус Альварес и Серхио Эрнандес соответственно). Следующий 2006 год прошёл для команды немногим лучше: несмотря на один быстрый круг, команда вновь закончила чемпионат на последнем месте, а её гонщики, Адриан Вальес и Феликс Портейро заняли 18 и 22 место.

В 2007 году за команду Адриана Кампоса выступали Джорджо Пантано, бывший гонщик команды Формулы-1 Jordan, и Виталий Петров. Команда сменила название на Campos Grand Prix. Приглашение опытного гонщика, а также кадровые перестановки в команде повлияли на уровень выступлений команды: по окончании чемпионата, Campos GP заняла высокое третье место, закончив сезон с тремя победами (2 у Пантано и 1 у Петрова), 7 подиумами, 1 поул-позицией и быстрым кругом. Пантано стал бронзовым призёром чемпионата, Петров закончил сезон на 13 месте.

В начале 2008 года начал проводиться чемпионат GP2 Asia, команда занимает в нём третье место. Петров с 1 победой становится бронзовым призёром чемпионата, уступив 4 очка вице-чемпиону Себастьену Буэми.

В 2008 году Barwa International Campos Team выиграла основной чемпионат GP2. Адриан Кампос в начале сезона пригласил на место ушедшего в Racing Engineering Пантано британского гонщика Бена Хэнли. Последний на протяжении первых 6-ти гонок не набрал ни одного очка, и с четвёртого этапа его заменил бразилец Лукас ди Грасси. Несмотря на то, что бразилец участвовал в 14 из 20 гонок чемпионата, он занял по его итогам третье место, уступив вице-чемпиону Бруно Сенне 1 очко. По итогам сезона команда одержала 4 победы (3 у ди Грасси и 1 у Петрова). В чемпионате GP2 Asia 2008—2009 года за команду Campos выступали Виталий Петров и Серхио Перес. Команда заняла третье место в чемпионате, Петров (1 победа) и Перес (2 победы) заняли 5 и 7 место в личном зачете соответственно.

По окончании сезона 2008 года Адриан Кампос продал свою часть акций команды испанскому бизнесмену Алехандро Агагу, команда сменила название на Barwa Addax.

Заявка на участие в Формуле-1

Команда Campos Racing подала заявку на участие в чемпионате мира Формулы-1 2010 года 22 мая 2009 года. Адриан Кампос объявил о том, что новая команда будет называться Campos Meta 1 (мадридская компания Meta Image, заявленная как титульный спонсор команды, является спортивным агентством, занимающимся проведением соревнований и подбором спонсоров, а также работающим в сфере PR и маркетинга).

12 июня 2009 года FIA опубликовала предварительный список участников чемпионата мира 2010 года — все действующие команды остались, а из новичков процесс отбора прошли, кроме Campos Grand Prix, US F1 и Manor Grand Prix. Одновременно с этим стало известно, что команда Campos заключила трехлетний контракт на поставку моторов с Cosworth, а её техническими партнерами стали компании Dallara Automobili и Xtrac. По словам Адриана Кампоса, для участия в чемпионате обе компании — Dallara и Campos Racing — образовали новое совместное предприятие Dallara-Campos. В работе над машиной были задействованы также Габриеле Тедоци, возглавлявший до этого технический департамент Minardi, и Бен Агатангела, работавший до этого специалистом по аэродинамике в Red Bull Racing и Honda. Всего планировалось набрать на работу около 200 сотрудников. Предполагалось, что руководить командой, базирующейся в Мадриде, будут Адриан Кампос и Хосе Рамон Карабанте, испанский предприниматель, оказывавший поддержку баскетбольной команде CB Murcia и всей испанской баскетбольной лиге.

Финансовые проблемы

Когда новые команды US F1, Manor и Campos подавали заявки на участие в чемпионате мира Формулы-1 2010 года, президент FIA Макс Мосли лоббировал ограничение бюджетов команд, установив предельный уровень затрат в £40 млн. Однако в течение последующих недель после опубликования списка участников под угрозой образования альтернативного чемпионата были заключены ряд договоренностей между FOTA и FIA, в том числе подразумевающие отказ от ограничения бюджетов. Заявка, поданная Campos, была принята при другой версии регламента, предусматривающей технические преимущества для команд, согласившихся на ограничение бюджета, и многие предполагали, что подписание нового Договора Согласия будет означать отказ испанской команды от участия в чемпионате, однако в Campos было решено продолжить подготовку к дебютному сезону.

18 ноября 2010 года стало известно, что команда Campos Meta 1 в дебютном сезоне получит правительственную поддержку — был подписан контракт с властями испанской провинции Мурсия, расположенной на юго-востоке страны. Контракт подразумевал не только финансовые выплаты, но и содействие в строительстве будущей штаб-квартиры команды, включающей конструкторское бюро, а также тестовой трехкилометровой прямой, на которой предполагалось проводить тесты аэродинамики.

31 октября 2009 года был подписан гоночный контракт с бразильцем Бруно Сенной, племянником трехкратного Чемпиона мира Формулы-1 Айртона Сенны.

Впоследствии появилась информация о том, что команда испытывает серьёзные финансовые проблемы: в условиях отмены ограничения бюджета было сложно найти потенциальных спонсоров и инвесторов, чтобы обеспечить финансирование, а существующие предварительные договоренности оказались на грани разрыва. Финансовая схема Campos Meta базировалась на возможной работе с испанскими спонсорами, не готовыми платить большие средства за сотрудничество с Фернандо Алонсо и Ferrari, однако изначальный план Адриана Кампоса потерпел неудачу — ни одна из сделок, на которые рассчитывали в команде Campos Meta 1, не состоялась: телекоммуникационный концерн Telefónica, упоминавшийся в числе потенциальных титульных спонсоров Campos Meta, предпочел спонсировать два Гран-При в сезоне 2010 года, нефтяная компания Repsol решила полностью сконцентрироваться на чемпионате MotoGP, банк Santander решил ограничиться спонсорской поддержкой Ferrari и McLaren, а также обеспечил переход Педро де ла Росы в BMW Sauber. Отказалась становиться спонсором и крупная компания Mutua Madrilena, бывший личный спонсор Фернандо Алонсо. Даже основной инвестор команды, фирма Meta Image, объявила о возникших финансовых проблемах и подвергла сомнениям перспективы сотрудничества с испанской командой.

К концу 2009 года появилась информация о том, что у команды не хватает денег, чтобы расплатиться с поставщиками, набор сотрудников был приостановлен, а спонсоры, которых привел Бруно Сенна, отказались платить обещанные деньги без гарантии участия команды в чемпионате. Адриан Кампос провел серию переговоров с Барри Уолшем, который руководил командой Ultimate (выступавшей в Мировой серии Renault и британской Формуле-3) и пытался выкупить в 2009 году часть акций команды Toro Rosso. Также прошли ряд встреч с южноафриканцем Тони Тешейра, бывшим владельцем серии A1GP. Среди потенциальных инвесторов назывался в том числе Нельсон Пике-старший, желавший таким образом получить достаточную степень влияния в команде и посадить за руль одной из машин своего сына. Однако никто из названных потенциальных партнеров не решил взять на себя часть финансового бремени команды.

Команда оказалась выставленной, фактически, на продажу. По слухам, Адриан Кампос обратился к Берни Экклстоуну с просьбой о выплате аванса из будущих призовых за телетрансляции, чтобы компенсировать компании Dallara затраты на разработку шасси — очередной взнос оценивался в €7 млн. Дело дошло до того, что вопрос возможной помощи Campos и готовности команды к участию в чемпионате обсуждался на заседании комиссии Формулы-1. Ситуация стала критической после того, как стало известно, что у Campos Meta 1 нет денег, чтобы оплатить работу Dallara — шасси были спроектированы, изготовлены и могли быть переданы заказчику, однако деньги на счета итальянской команды не поступили. Этой ситуацией хотел воспользоваться Зоран Стефанович, не оставлявший надежд на дебют собственной команды Stefan Grand Prix в сезоне 2010 года на модифицированных Toyota TF110: покупка шасси Dallara вынудила бы Campos отозвать свою заявку на участие в чемпионата, чем и собирался воспользоваться серб. Также интерес к шасси проявляла и другая команда, US F1, но по другой причине: у американской команды не было собственного. Также в испанской прессе периодически возникали предположения о том, что перед началом сезона 2010 года команду может выкупить совладелец команды, Хосе Рамон Карабанте, чтобы в следующем, 2011 году, выгодно её перепродать.

Реструктуризация

После того, как Campos Meta пропустила первые предсезонные тестовые сессии, стало очевидно, что существует большая вероятность того, что команда не дебютирует в чемпионате мира Формулы-1 2010 года. Для того, чтобы команда успела разобраться со всем вопросами, как с финансовыми, так и организационными, до начала чемпионата, была проведена реструктуризация. Полный контроль над командой перешёл к испанскому предпринимателю Хосе Рамону Карабанте, в Campos пришли такие специалисты, как экс-глава Force India Колин Коллес и бывший технический директор Red Bull Racing Джефф Уиллис. По слухам, чтобы избежать ущерба имиджу Формулы-1, в проект вмешался лично Берни Экклстоун — именно по его инициативе Колин Коллес получил должность руководителя испанского проекта. В качестве источника средств был использован контракт с индийским пилотом Каруном Чандхоком В этой ситуации было озвучено, что машина команды впервые появится на трассе только на Гран-При Бахрейна — в пятницу накануне дебютного этапа сезона.

19 февраля 2010 года в команде подтвердили, что испанский предприниматель Хосе Рамон Карабанте получил полный контроль над командой, а Колин Коллес сменил Адриана Кампоса на посту руководителя команды. Планировалось, что команда останется в Испании, хотя в первых гонках для работы будут использоваться цеха Dallara, а Коллес возьмет на себя роль управляющего директора и будет отвечать за подготовку команды к первой гонке чемпионата. При этом основатель команды Адриан Кампос и её управляющий директор Даниеле Аудетто остались ни у дел.

3 марта 2010 года было официально объявлено о переименовании команды Campos — команда будет выступать в сезоне 2010 года под названием HRT F1 — Hispania Racing F1 Team; презентация команды и болида HRT F110 прошла днем позже, в Мурсии, на юго-востоке Испании. Там же была представлена официальная раскраска и названы имена гонщиков — как и ожидалось, напарником Бруно Сенны стал Карун Чандхок.

Сезон 2010

См. также: Сезон 2010 Формулы-1

Старт сезона на Гран-при Бахрейна для команды выдался очень трудным. Только что реструктурированная команда получила болиды буквально в последний момент. Механики успели собрать болид Бруно Сенны лишь к концу первой практики, а Чандхок не смог принять участия ни в пятничных, ни в субботних тренировках. Возникла вполне реальная угроза того, что гонщику испанской команды будет отказано в выходе на старт Гран-При, но к началу квалификации все проблемы на машине индийского гонщика удалось устранить, и он смог проехать несколько кругов, что дало ему возможность выйти на старт Гран-При как гонщику, участвовавшему в одной из практик уик-энда — FIA включает в это понятие как свободные заезды, так и квалификацию.

На Гран-При Австралии 2010 года пришлось первое важное достижение испанской команды — первый финиш в гонке. Карун Чандхок закончил Гран-При, заняв высокую 14 позицию, при этом отстав от лидера на 5 кругов. Результат, показанный индийским гонщиков в этой гонке, так и остался лучшим достижением команды в сезоне 2010 года. В своем третьем Гран-При HRT выполнила одну из ключевых задач, озвученных перед началом сезона: обе машины добрались до финиша без особых проблем. Карун Чандхок и Бруно Сенна показали 15 и 16 результат соответственно.

После Гран-При Китая в команде приняли решение приглашать по ходу сезона опытных гонщиков для участия в пятничных тренировках, чтобы те помогли правильно оценить уровень шасси и способствовали улучшению результатов. 17 апреля было объявлено, что Сакон Ямамото подписал с HRT F1 контракт резервного и тест-пилота до конца сезона 2010 года, а 5 мая стало известно, что аналогичный контракт подписал Кристиан Клин.

На Гран-при Великобритании Бруно Сенна был заменён на резервного гонщика команды, Сакона Ямамото. Японец по ходу сезона уже появлялся на трассе за рулем HRT F110 — в рамках пятничной тренировки перед Гран-При Турции. Произошедшая замена была очень неожиданной, поскольку ещё в четверг Бруно Сенна участвовал в промомероприятиях команды и готовился к гонке. Первоначально замена бразильца объяснялась тем, что спонсоры Бруно Сенны и Каруна Чандхока задержали очередные выплаты команде, и команда заранее рассматривала вариант замены одного из гонщиков. Но после Гран-При появилась другая информация — виной всему оказалось обычное электронное письмо. Брунно Сенна написал сообщение, в котором подверг весьма жесткой критике методы руководства Колина Коллеса, и по непонятным причинам отослал его в том числе самому Коллесу. Последний решил наказать бразильского гонщика, отстранив его от участия в Гран-При.

Со следующего Гран-при Германии Сакон Ямамото заменил Каруна Чандхока. Индийского гонщика заменили из-за активности спонсоров Сакона — японец принес в команду € 4,6 млн за выступления в оставшихся гонках сезона, тогда как группа компаний Jaypee Group, финансировавшая выступления Чандхока, не нашла средств (Чандхок внес на счета команды только € 2 млн из предусмотренных контрактом восьми). Рассматривался также вариант, при котором Сакон Ямамото мог бы по очереди заменять Бруно Сенну и Каруна Чандхока, но этому препятствовал контракт бразильского гонщика.

На этом изменения в составе гоночной команды не закончились: Кристиан Клин заменял Сакона Ямамото во все дни сингапурского уик-энда, поскольку у японского гонщика возникли проблемы со здоровьем (пищевое отравление). Для Кристиана эта гонка стала первой с Гран-При Италии 2006 года. В квалификации перед Гран-При Кристиан Клин показал 21 результат, более чем на секунду опередив своего напарника по команде Бруно Сенну, но в гонке финишировать не удалось: подвела поломка в гидравлической системе. Так как замена гонщиков носила временный характер, уже на следующием Гран-При Японии Сакон вновь сел за руль. На Гран-При Кореи, проходившем в сложных погодных условиях, команда добилась лучшего в сезоне результата: Бруно Сенна финишировал 14-м, его партнер по команде Сакон Ямамото стал 15-м. В двух последних Гран-При Бразилии и Абу-Даби Кристиан Клин вновь заменял Сакона Ямамото.

Также как и в двух других новых командах чемпионата, гонщики Hispania Racing не заработали очков, так что место в Кубке Конструкторов определялось лучшей позицией на финише. HRT опередила Virgin Racing по большему числу 14-х мест (3 и 2 соответственно), хотя по скорости на трассе испанские машины чаще всего были последними, и закончила сезон 2010 года на 11 месте, уступив Lotus.

Сотрудничество с Toyota Motorsport

См. также: Toyota TF110

Шасси для чемпионата 2010 года по заказу Campos Meta построила итальянская фирма Dallara Automobili S.p. А, но ещё в межсезонье возникли задержки с выполнением финансовых обязательств, а затем в команде произошла смена руководства. После начала сезона выяснилось, что характеристики построенных Dallara машин не соответствовали стандартам современной Формулы-1, кроме того, на протяжении первых шести Гран-при Dallara не дорабатывала шасси. Поэтому после Гран-при Монако сотрудничество HRT и Dallara прекратилось по взаимному решению обеих сторон.

После объявления о расторжении контракта с Dallara руководство HRT объявило о существующих переговорах с Toyota Motorsport о производстве машин для испанской команды на сезон 2011 года. После ухода заводской команды из Формулы-1 в конце 2009 года, в Toyota решили не распускать персонал и сохранить базу; японская компания стала поставщиком инжиниринговых услуг, и в 2010 году работала с несколькими командами Формулы-1, в том числе и с HRT, занимаясь исследованиями и разработками, связанными с автоспортом. Toyota Motorsport также предоставляла Pirelli машину TF109 и бригаду инженеров для тестирования резины, но в интересах компании была продажа шасси, пока они ещё не устарели. Таким образом, при должном финансировании проекта, Toyota была готова предложить Hispania два не участвовавших в гонках шасси TF110, переделанные под двигатели Cosworth, услуги собственных специалистов, а также развитую инфраструктуру базы в Кёльне. Сумма сделки осталась неизвестной, по некоторым источникам, она могла составлять величину порядка $30 млн.

Однако HRT не осуществила предусмотренные контрактом выплаты, и в Toyota Motorsport приняли решение прекратить сотрудничество с испанской командой.

Сезон 2011

См. также: Сезон 2011 Формулы-1

Сезон 2011 года команда решила начать, полностью сменив состав гонщиков. Неожиданно для всех, первым гонщиком стал Нараин Картикеян. До этого индийский гонщик провел лишь один полный сезон за Jordan в 2005 году, и в преддверии первого Гран-при Индии смог заручиться спонсорской поддержкой и собрать необходимый бюджет для участия в Формуле-1 за рулем HRT; Картикеян заплатил за место в испанской команде около € 8 млн, основную часть этого бюджета обеспечил индийский автоконцерн Tata. Примечательно то, что гонщик сообщил информацию о подписании контракта в персональном миниблоге за день до официального подтверждения командой.

9 марта команда назвала имя второго пилота команды. Напарником Нараина Картикеяна стал Витантонио Льюцци. За несколько месяцев до этого в Force India подтвердили контракт с Полом ди Рестой, и Витантонио Лиуцци, несмотря на действовавший контракт, остался без места в индийской команде. На тот момент вакансия основного гонщика оставалась только в HRT. Немаловажным стало то, что Force India выплатила итальянцу солидную денежную компенсацию за досрочное расторжение контракта, и используя эти средства, Витантонио смог получить место второго гонщика HRT.

Перед последним заседанием FOTA (Ассоциации команд Формулы-1), 16 декабря 2010 года, испанская команда проинформировала, что желает приостановить членство в этой организации (испанская команда вошла в FOTA в конце 2009 года на стадии подготовки к дебюту проекта Campos Meta). Представители FOTA назвали причиной исключения испанской команды неуплату ежегодных взносов в размере € 100 тыс.: в сезоне 2010 года все команды, за исключением HRT, заплатили свой взнос ещё в феврале. По утверждениям источника, близкого к команде, HRT заплатила FOTA по € 25 тыс. в 2009-ом и 2010-ом, но отказалась вносить оставшуюся сумму из-за несогласия с политикой организации, направленной лишь на поддержку крупных команд.

Мы покинули FOTA, поскольку она защищает главным образом интересы больших команд. Мы предпочитаем инвестировать деньги в развитие машины, чем платить членские взносы в организацию, от которой не получаем никакой пользы. (Руководитель HRT Колин Коллес в интервью индийской газете Hindustan Times) Оригинальный текст (англ.)   We left because FOTA defends mainly the interests of the big teams. We see no benefit in paying money for being part of it. We prefer investing our money in the car, instead of paying membership fees that don't benefit to us.

21 января подписано и опубликовано соглашение с дизайнером Даниэлем Саймоном о создании для команды нового корпоративного имиджа.

1 февраля в Валенсии предсезонные тесты Hispania Racing начали с переходной версией болида. За рулём сидел Нараин Картикеян — единственный на тот момент подтверждённый пилот команды.

8 февраля на официальном сайте команды были представлены изображения F111 — нового болида.

11 марта F111 была представлена официально во время заключительных предсезонных тестов на трассе в Барселоне. Команда сама создала новую машину под руководством технического директора Джефа Уилиса и главного конструктора Пола Уайта. Дизайн машины был предложен Даниэлом Саймоном. Однако принять участия в тестах команде так и не удалось. Руководство команды объяснило это проблемами с испанской таможней, которая не пропустила необходимые детали нового болида. Хотя высказывалась и другая версия: настоящей причиной могло быть то, что команда попросту не успела подготовить все детали к нужному сроку.

Несмотря на заявления о полной готовности команды к новому сезону, сборка двух шасси F111 продолжилась на первом Гран-при Австралии в Мельбурне. По ходу первой сессии свободных заездов на одной из машин HRT запустили двигатель, но довольно скоро стало ясно, что гонщики не смогут принять участие в первой пятничной тренировке. Команде вновь не хватало некоторых компонентов, кроме того, переднее антикрыло F111 не прошло обязательный краш-тест FIA, и команда была вынуждена использовать прошлогодний носовой обтекатель. В итоге, механикам HRT в пятницу удалось собрать только одну машину: в самом конце второй сессии F111 всё же покинула боксы, Витантонио Льюцци проехал короткий установочный круг и вернулся в боксы, не показав времени. В общей сложности, за все время тренировок гонщики команды проехали только пять кругов на двоих. В квалификации Льюцци и Картикеян не преодолели рубеж 107% и не были допущены к гонке, однако HRT попросила судей допустить гонщиков на старт Гран-при, поскольку в регламенте была предусмотрена такая возможность. Однако судьи отказали команде в праве участия в воскресной гонке, аргументировав своё решение тем, что гонщики по ходу тренировок не показывали относительно высоких результатов.

После Гран-при Европы в австралийской прессе впервые появилась информация о том, что протеже команды Red Bull, австралийский гонщик Мировой серии Renault и резервный и тест-пилот команды Toro Rosso, Даниэль Риккардо, может дебютировать уже на Гран-при Великобритании в составе испанской команды, вытеснив основного гонщика Нараина Картикеяна. Некоторое время ни HRT, ни Red Bull и Toro Rosso не выступали с официальным заявлением, но уже 30 июня Hispania официально подтвердила заключение контракта с Даниэлем Риккардо. О том, какого пилота в команде он заменит, руководство испанской команды сразу не объявило. Лишь на практике перед Гран-при Великобритании стало известно, что Риккардо займет место Картикеяна. Несмотря на ротацию пилотов по ходу сезона, индийский гонщик позже по ходу сезона выступил на первом Гран-при Индии в составе HRT. Информация об очередной смене состава гонщиков появилась на пресс-конференции, посвященной началу продаж билетов на первый индийский Гран-при, а непосредственно перед началом Гран-при стало известно, что место Нараину на эту гонку уступил Витантонио.

Перед Гран-при Бразилии команда HRT анонсировала, что в её составе в утренней пятничной тренировке произойдет замена: вместо Витантонио Льюцци возможность сесть за руль F111 во время уикенда получил Ян Хароуз, участник молодёжной программы Gravity. За неделю до Гран-при чешский гонщик уже участвовал в молодёжных тестах в Абу-Даби за HRT. По итогам тренировки Хароуз уступил Риккардо полсекунды.

В заключительной квалификации перед Гран-при Бразилии гонщики HRT добились лучшего квалификационного результата в сезоне, опередив гонщиков Marussia Virgin и заняв 21 и 22-е место (Витантонио Льюцци опередил своего напарника, Даниэля Риккардо). После квалификации команда приняла решение сменить двигатель на машине Льюцци, но судьи не стали пересматривать результат итальянского гонщика, поскольку это был один из восьми разрешенных моторов.

Гонщикам HRT не удалось реализовать преимущество, полученное в квалификации: на старте обе машины Marussia Virgin вырвались вперед. На машине Льюцци в момент старта активировалась система, препятствующая остановке мотора, и его машина осталась стоять на месте в тот момент, когда гонщик бросил сцепление. Однако, несмотря на это, итальянский гонщик HRT удержался впереди своего напарника: Риккардо пропустил соперников по собственной вине, плохо среагировав на стартовые огни. Для австралийского гонщика HRT гонка сложилась не слишком удачно, Риккардо начал гонку на более мягкой резине, однако показывал нестабильные результаты. На втором отрезке гонщик быстро израсходовал резину, что стало причиной более ранней остановки в боксах. Сменив резину на более жесткую, Риккардо столкнулся с проблемой её прогрева, и его ближайший соперник, гонщик Marussia Virgin Жером Д’Амброзио, смог оторвался от преследователя. В итоге, Даниэль Риккардо закончил гонку 20-м, отстав от победителя гонки, Марка Уэббера (Red Bull) на 3 круга. Витантонио Льюцци смог навязать борьбу гонщикам Marussia Virgin, однако столкнулся с технической проблемой (генератор) и вынужден был сойти с гоночной дистанции на последних кругах Гран-при (62-й круг из 71-го).

Продажа команды

Перед началом сезона 2011 года в Hispania искали партнера, который мог бы финансировать выступления команды за часть её акций. В частности, переговоры о сотрудничестве шли с компанией Convers Group, принадлежащей российскому бизнесмену Владимиру Антонову. В собственности последнего находятся компании Spyker (команда с одноимённым названием участвовала в Формуле-1 в 2007 году) и SAAB, а в сезоне 2010 года его Snoras Bank был спонсором команды Renault. Поэтому Convers Group была нужна команда, которая не представляла бы интересы автомобильных брендов, такая как Hispania. Однако переговоры затянулись, и Антонов вложил деньги в другие проекты: компания Convers Group создала спортивное подразделение и стала владельцем прав на чемпионат мира по ралли WRC.

В середине сезона у Hispania все же сменились владельцы: 4 июля 2011 году испанский фонд Thesan Capital приобрел контрольный 90% пакет акций Hispania Racing за €24 млн, выкупив их у прежнего владельца — бизнесмена Хосе-Рамона Карабанте. Новыми владельцами команды HRT стали два испанских бизнесмена: Хосе-Луис Мачо и Сантьяго Коррал. Смена руководства команды привела к кадровым перестановкам: уже бывший руководитель команды, Карабанте покинул руководящий пост, вместе с ним работы лишился Альба Саиз, возглавлявший службу коммуникаций. Новые владельцы назначили советником компании Thesan Capital испанца Луиса Переса-Сала, бывшего гонщика Формулы-1 (1988-1989, Minardi-Cosworth). Также изменения произошли и в названии команды: было принято решение по-прежнему использовать аббревиатуру HRT, однако новые владельцы отказались от слова Hispania в официальном названии команды, поскольку оно совпадало с названием группы компаний, принадлежащих Карабанте.

Очередная смена владельца команды породила слухи о том, что частью новой стратегии команды будет приглашение испанского гонщика. Считалось, что наилучшие шансы были у 23-летнего Хавьера Вильи, бывшего гонщика GP2 и тест-пилота BMW.Sauber, который мог по примеру Даниэля Риккардо занять место Витантонио Льюцци до окончания сезона 2011 года. Однако новое руководство команды впоследствии отказалось от этой идеи, не в последнюю очередь из-за того, что молодой гонщик не нашёл требуемой спонсорской поддержки. В итоге, команда подписала двухлетний контракт с Педро де ла Росой, в 2011 году являвшегося тест-пилотом McLaren, а также по ходу сезона участвовавшего в одной гонке за Sauber (Гран-при Канады, 12 место). Испанский гонщик займет место основного гонщика команды в сезонах 2012 и 2013 годов.

По окончании сезона владельцы команды приняли решение расстаться с Колином Коллесом, занимавшем пост руководителя HRT на протяжении двух лет, с 2010 по 2011 год. Согласно пресс-релизу команды, увольнение Коллеса стало частью долгосрочной программы развития, принятой новыми владельцами после покупки команды у Хосе-Рамона Карабанте. Пост руководителя оставался вакантным только один день: 15 декабря стало известно, что преемником Коллеса стал Луис-Перес Сала, до этого занимавший на протяжении нескольких месяцев должность консультанта испанской команды.

Сезон 2012

См. также: Сезон 2012 Формулы-1

Подтвердив контракт только с Педро де ла Росой, HRT не стала называть имя его напарника. Формально у Витантонио Льюцци был действующий двухлетний контракт с испанской командой, однако, по словам гонщика, он мог быть расторгнут со стороны команды в случае, если найдется гонщик, имеющий серьёзную спонсорскую поддержку. Помимо этого, контракт был подписан с прежним руководителем команды, Хосе-Рамоном Карабанте.

Подписывая бумаги, мы говорили о долгосрочном будущем и развитии HRT, так что сейчас у меня есть контракт на 2012-й, но под ним стоит подпись прежнего руководителя, поэтому моё будущее в команде весьма сомнительно. Витантонио Льюцци

Вакансия второго пилота в HRT оставалась незанятой до начала февраля, когда стало известно о подписании контракта с Нараином Картикеяном, решившим продолжить сотрудничество с испанской командой после восьми Гран-при в сезоне 2011 года.

В межсезонье, в начале февраля, HRT покинули два ведущих инженера команды - глава производственного департамента Саймон Дженкинс и Жаки Экелярт, контролировавший процесс создания машины HRT F112. Первого заменил Дэвид Кэмпбелл, а руководство над работой над новой машиной взял на себя главный конструктор Жан-Клод Мартенс, присоединившийся к испанскому коллективу в конце 2011 года.

Как и в сезоне 2011 года, HRT не принимала участие в открывающей сезон 2012 года гонке (Гран-при Австралии). Во время квалификации гонщикам команды не удалось преодолеть рубеж в 107% от времени лидера первой сессии, и поскольку по ходу свободных заездов HRT F112 не продемонстрировала результатов, превышающих порог 107%, стюарды Гран-при приняли решение не допускать гонщиков HRT на старт гонки.

В отличие от гонки в Мельбурне, где гонщики HRT не смогли выйти на старт, на дождевом Гран-при Малайзии как Педро де ла Роса, так и Нараин Картикеян смогли добраться до финиша. До остановки гонки на 9-м круге из-за сложных погодных условий, индийский гонщик HRT занимал высокую десятую позицию (гонщик стартовал на дождевой резине, тогда как большинство гонщиков выбрало промежуточный тип резины). Во время подготовки к рестарту Гран-при механики HRT, обслуживающие машину Педро де ла Росы, не смогли вовремя покинуть стартовое поле, в результате чего гонщик был наказан штрафным проездом по пит-лейн.

На 15-м круге в реальном споре за позицию Дженсон Баттон (McLaren), пробивавшийся вперед после своего пит-стопа, не справился с управлением, его машину снесло и она задела HRT Нараина Картикеяна: переднее крыло МР4-27 было повреждено, после чего гонщику McLaren пришлось ехать в боксы за новым носовым обтекателем.

Мне никак не удавалось прогреть шины, так что это полностью была моя вина. Я ударил по тормозам, заднюю часть машины понесло, и мне было сложно сбросить скорость. Я попытался преодолеть поворот, но уже ничего не смог предпринять и врезался в Картикеяна Дженсон Баттон

На 48-м круге Гран-при произошёл инцидент между Нараином Картикеяном и Себастьяном Феттелем (Red Bull): после пит-стопа Феттель оказался позади Нараина Картикеяна, который проигрывал немецкому гонщику 1 круг. Картикеян несколько поворотов сдерживал Феттеля, и при обгоне между ними произошёл контакт. Помимо прокола левой задней шины, в результате контакта на машине гонщика Red Bull был поврежден воздуховод системы охлаждения заднего левого тормоза. После инцидента Феттель несколько раз продемонстрировал Картикеяну средний палец, а в пост-гоночных комментариях назвал индийского гонщика "идиотом".

Феттель пытается обвинить меня в своих неудачах. Думаю, он расстроен тем, как складывается этот сезон после доминирования в прошлом году, но обвинять другого гонщика, выставлять его в дурном свете, непрофессионально [...] Отставшие на круг должны пропускать машину лидера, когда им показывают синий флаг, но это не значит, что при этом я должен выехать за пределы трассы. Не стоит называть других идиотами просто потому, что они выступают на менее быстрых машинах Нараин Картикеян

Рассмотрев обстоятельства столкновения с Себастьяном Феттелем, стюарды Гран-при возложили вину за инцидент на Нараина Картикеяна и оштрафовали его прибавкой двадцати секунд к результату на финише (эквивалент штрафа с проездом по пит-лейн). В итоге гонщики HRT поменялись позициями: Педро де ла Роса был классифицирован на 21-й позиции, а Картикеян – на 22-й.

Выход из Чемпионата

Thesan Capital не были компетентны в вопросах Формулы-1 и вложили деньги в команду ради её последующей скорой продажи, однако отсутствие результатов на трассе и организационной инфраструктуры привело к тому, что по ходу сезона покупателя найти не удалось, и текущий владелец разочаровался в своем активе.

Признаком того, что испанская команда может прекратить участие в чемпионате, стала информация, озвученная Берни Экклстоуном во время Гран-при Абу-Даби 2012 года. Тогда стало известно, что HRT осталась единственной командой, не подписавшей Договор Согласия. Впоследствии, накануне Гран-при США инвестиционная компания Thesan Capital опубликовала на сайте команды официальное заявление о переговорах с потенциальными покупателями, а сотрудники команды получили уведомление о возможном увольнении в декабре. Согласно попавшей в прессу информации, владельцы пошли на продажу команды из-за тяжелой финансовой ситуации и надеялись получить сумму в размере порядка € 40 млн., чтобы погасить задолженность перед банком Barco Popular, в том числе по кредитам, взятым прошлыми владельцами. Объективно, стоимость команды была завышена, так как у неё не было серьёзных активов, кроме лицензии на участие в чемпионате, старых шасси и гоночного оборудования, и поскольку в команду нужно было ещё вложить сумму порядка $ 30 млн., чтобы провести сезон 2013 года на уровне предыдущего, команде не удалось найти нового владельца.

По возвращении с финального Гран-при в Бразилии владельцы команды не позволяли сотрудникам покинуть базу в Мадриде до тех пор, пока они не согласятся подписать документ о расторжении контракта с HRT. После того, как команда не попала в заявочный лист на участие в сезоне 2013 года, стало очевидным, что HRT оказалась первой командой, покинувшей чемпионат, после ухода Toyota в конце 2009 года.

Деятельность команды была прекращена 30 ноября 2012 года, о чём в своем микроблоге сообщил технический директор команды Тони Кукерелла

После Формулы-1

Активы HRT приобрела компания Teo Martin, специализирующаяся на утилизации автомобильных запчастей. Teo Martin стала владельцем шасси 2011-го и 2012-го годов, шоу-кара, трейлеров, инструментов, оборудования, мебели и другого имущества. Впоследствии Тео Мартин и Карлос Молла (испанский предприниматель) достигли соглашения с организаторами гоночной серии BOSS GP, и две машины F111 будут выставлены на старт этого чемпионата (в гонках серии участвуют старые машины с открытыми колесами разных лет выпуска и построенные для разных формул, в том числе для Формулы-1).

Результаты выступлений в Формуле-1

Статистика выступлений гонщиков

В данной таблице приведена статистика выступлений гонщиков, выступавших за Hispania/HRT, в квалификациях и гонках Гран-при. Лучшее достижение выделено в каждой колонке. В колонке «В команде» показаны относительные квалификационные результаты гонщиков одной команды. В последней колонке указан процент от дистанции Гран-при, в которых участвовал гонщик.

Сезон	Гонщик	Квалификации							Гран-при
		Стартовая позиция			Участие в сессиях			В команде	Позиция на финише		Общая дистанция
		Средняя	Лучшая	Худшая	1	2	3		Средняя	Лучшая	Круги	Км.	%
2010	Бруно Сенна	22.33	18	24	18	0	0	13 - 5	19.28	14	700	3517.875	64.17
	Кристиан Клин	23.00	22	24	3	0	0	2 - 1	20.67	20	149	731.710	79.58
	Сакон Ямамото	22.71	19	24	7	0	0	1 - 6	18.71	15	331	1848.158	85.88
	Карун Чандхок	23.50	22	24	10	0	0	4 - 6	18.00	14	479	2382.071	78.82
Источник
2011	Витантонио Льюцци	22.29	20	24	17	0	0	13 - 4	20.44	13	847	4306.286	83.23
	Даниэль Риккардо	22.55	20	24	11	0	0	5 - 6	20.27	18	559	2928.477	86.60
	Нараин Картикеян	23.00	22	24	8	0	0	0 - 8	20.38	17	438	2082.321	86.48
Источник
2012	Педро де ла Роса	21.84	20	24	20	0	0	17 - 3	20.00	17	928	4878.801	83.76
	Нараин Картикеян	23.11	21	24	20	0	0	3 - 17	21.00	15	897	4568.250	79.11
Источник

Статистика выступления команды

Легенда к таблице

В таблице перечислены результаты всех Гран-при Формулы-1, в которых принимал участие пилот. Строками таблицы являются сезоны, столбцами — этапы Гран-при. В каждой клетке указаны сокращённое название этапа и результат гонщика, дополнительно обозначенный цветом. Расшифровка обозначений и цветов представлена в нижеследующей таблице. Пример Описание 1 Победитель 2 Второе место 3 Третье место 5 Финишировал в очковой зоне 12 Финишировал вне очковой зоны НКЛ Финишировал, но не классифицирован 15 Участвовал вне зачёта, либо по отдельной классификации 18 Не финишировал, но классифицирован Сход Не финишировал и не классифицирован НКВ Не квалифицирован НПКВ Не предквалифицирован ДСК Дисквалифицирован ИСК Исключён из протокола тест Тестер по пятницам НС Участвовал в гран-при в качестве боевого пилота, но не стартовал в гонке Т Травмирован или болен ОТК Отказ от участия НТР Прибыл на гран-при, но не участвовал даже в тренировках НПР Был заявлен в числе участников гран-при, но не прибыл к началу соревнований О Гонка отменена Не участвовал Поул-позиция Быстрый круг

Сезон	Шасси	Двигатель	Ш	Пилоты	1	2	3	4	5	6	7	8	9	10	11	12	13	14	15	16	17	18	19	20	Место	Очки
2010	HRT F110	Cosworth CA2010	B		БАХ	АВС	МАЗ	КИТ	ИСП	МОН	ТУЦ	КАН	ЕВР	ВЕЛ	ГЕР	ВЕН	БЕЛ	ИТА	СИН	ЯПО	КОР	БРА	АБУ		11	0
				Карун Чандхок	Сход	14	15	17	Сход	14	20	18	18	19
				Бруно Сенна	Сход	Сход	16	16	Сход	Сход	Сход	Сход	20		19	17	Сход	Сход	Сход	15	14	21	19
				Сакон Ямамото							тест			20	Сход	19	20	19		16	15
				Кристиан Клин					тест				тест						Сход			22	20
2011	HRT F111	Cosworth CA2011	P		АВС	МАЗ	КИТ	ТУЦ	ИСП	МОН	КАН	ЕВР	ВЕЛ	ГЕР	ВЕН	БЕЛ	ИТА	СИН	ЯПО	КОР	ИНД	АБУ	БРА		11	0
				Нараин Картикеян	НКВ	Сход	23	21	21	17	17	24		тест				тест	тест	тест	17
				Витантонио Льюцци	НКВ	Сход	22	22	Сход	16	13	23	18	Сход	20	19	Сход	20	23	21		20	Сход
				Даниэль Риккардо									19	19	18	Сход	НКЛ	19	22	19	18	Сход	20
				Ян Хароуз																			тест
2012	HRT F112	Cosworth CA2012	P		АВС	МАЗ	КИТ	БАХ	ИСП	МОН	КАН	ЕВР	ВЕЛ	ГЕР	ВЕН	БЕЛ	ИТА	СИН	ЯПО	КОР	ИНД	АБУ	СОЕ	БРА	12	0
				Педро де ла Роса	НКВ	21	21	20	19	Сход	Сход	17	20	21	22	18	18	17	18	Сход	Сход	17	21	17
				Нараин Картикеян	НКВ	22	22	21	Сход	15	Сход	18	21	23	Сход	Сход	19	Сход	Сход	20	21	Сход	22	18
				Даниэль Клос					тест				тест	тест	тест	тест				тест
				Ма Цинхуа													тест	тест				тест	тест

Ссылки

• [www.hrtf1team.com/en/ Официальный сайт]  (англ.) (исп.)
• [www.facebook.com/HRTF1Team Официальная страница в Facebook]  (англ.) (исп.)
• HRT (команда Формулы-1) в «Твиттере» (англ.) (исп.)
• [www.youtube.com/hrtf1team/ Канал пользователя HRT F1 на YouTube]  (англ.) (исп.)
• [wildsoft.ru/cha.php?l=H&id=201001020/ Шасси Формулы 1 команды HRT на WildSoft.ru]  (рус.)

Отрывок, характеризующий HRT (команда Формулы-1)

Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
«Ну и пускай такой то обокрал государство и царя, а государство и царь воздают ему почести; а она вчера улыбнулась мне и просила приехать, и я люблю ее, и никто никогда не узнает этого», – думал он.
Пьер все так же ездил в общество, так же много пил и вел ту же праздную и рассеянную жизнь, потому что, кроме тех часов, которые он проводил у Ростовых, надо было проводить и остальное время, и привычки и знакомства, сделанные им в Москве, непреодолимо влекли его к той жизни, которая захватила его. Но в последнее время, когда с театра войны приходили все более и более тревожные слухи и когда здоровье Наташи стало поправляться и она перестала возбуждать в нем прежнее чувство бережливой жалости, им стало овладевать более и более непонятное для него беспокойство. Он чувствовал, что то положение, в котором он находился, не могло продолжаться долго, что наступает катастрофа, долженствующая изменить всю его жизнь, и с нетерпением отыскивал во всем признаки этой приближающейся катастрофы. Пьеру было открыто одним из братьев масонов следующее, выведенное из Апокалипсиса Иоанна Богослова, пророчество относительно Наполеона.
В Апокалипсисе, главе тринадцатой, стихе восемнадцатом сказано: «Зде мудрость есть; иже имать ум да почтет число зверино: число бо человеческо есть и число его шестьсот шестьдесят шесть».
И той же главы в стихе пятом: «И даны быта ему уста глаголюща велика и хульна; и дана бысть ему область творити месяц четыре – десять два».
Французские буквы, подобно еврейскому число изображению, по которому первыми десятью буквами означаются единицы, а прочими десятки, имеют следующее значение:
a b c d e f g h i k.. l..m..n..o..p..q..r..s..t.. u…v w.. x.. y.. z
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 20 30 40 50 60 70 80 90 100 110 120 130 140 150 160
Написав по этой азбуке цифрами слова L'empereur Napoleon [император Наполеон], выходит, что сумма этих чисел равна 666 ти и что поэтому Наполеон есть тот зверь, о котором предсказано в Апокалипсисе. Кроме того, написав по этой же азбуке слова quarante deux [сорок два], то есть предел, который был положен зверю глаголати велика и хульна, сумма этих чисел, изображающих quarante deux, опять равна 666 ти, из чего выходит, что предел власти Наполеона наступил в 1812 м году, в котором французскому императору минуло 42 года. Предсказание это очень поразило Пьера, и он часто задавал себе вопрос о том, что именно положит предел власти зверя, то есть Наполеона, и, на основании тех же изображений слов цифрами и вычислениями, старался найти ответ на занимавший его вопрос. Пьер написал в ответе на этот вопрос: L'empereur Alexandre? La nation Russe? [Император Александр? Русский народ?] Он счел буквы, но сумма цифр выходила гораздо больше или меньше 666 ти. Один раз, занимаясь этими вычислениями, он написал свое имя – Comte Pierre Besouhoff; сумма цифр тоже далеко не вышла. Он, изменив орфографию, поставив z вместо s, прибавил de, прибавил article le и все не получал желаемого результата. Тогда ему пришло в голову, что ежели бы ответ на искомый вопрос и заключался в его имени, то в ответе непременно была бы названа его национальность. Он написал Le Russe Besuhoff и, сочтя цифры, получил 671. Только 5 было лишних; 5 означает «е», то самое «е», которое было откинуто в article перед словом L'empereur. Откинув точно так же, хотя и неправильно, «е», Пьер получил искомый ответ; L'Russe Besuhof, равное 666 ти. Открытие это взволновало его. Как, какой связью был он соединен с тем великим событием, которое было предсказано в Апокалипсисе, он не знал; но он ни на минуту не усумнился в этой связи. Его любовь к Ростовой, антихрист, нашествие Наполеона, комета, 666, l'empereur Napoleon и l'Russe Besuhof – все это вместе должно было созреть, разразиться и вывести его из того заколдованного, ничтожного мира московских привычек, в которых, он чувствовал себя плененным, и привести его к великому подвигу и великому счастию.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из армии.
Курьер был один из знакомых Пьеру московских бальных танцоров.
– Ради бога, не можете ли вы меня облегчить? – сказал курьер, – у меня полна сумка писем к родителям.
В числе этих писем было письмо от Николая Ростова к отцу. Пьер взял это письмо. Кроме того, граф Растопчин дал Пьеру воззвание государя к Москве, только что отпечатанное, последние приказы по армии и свою последнюю афишу. Просмотрев приказы по армии, Пьер нашел в одном из них между известиями о раненых, убитых и награжденных имя Николая Ростова, награжденного Георгием 4 й степени за оказанную храбрость в Островненском деле, и в том же приказе назначение князя Андрея Болконского командиром егерского полка. Хотя ему и не хотелось напоминать Ростовым о Болконском, но Пьер не мог воздержаться от желания порадовать их известием о награждении сына и, оставив у себя воззвание, афишу и другие приказы, с тем чтобы самому привезти их к обеду, послал печатный приказ и письмо к Ростовым.
Разговор с графом Растопчиным, его тон озабоченности и поспешности, встреча с курьером, беззаботно рассказывавшим о том, как дурно идут дела в армии, слухи о найденных в Москве шпионах, о бумаге, ходящей по Москве, в которой сказано, что Наполеон до осени обещает быть в обеих русских столицах, разговор об ожидаемом назавтра приезде государя – все это с новой силой возбуждало в Пьере то чувство волнения и ожидания, которое не оставляло его со времени появления кометы и в особенности с начала войны.
Пьеру давно уже приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее, ежели бы не мешала ему, во первых, принадлежность его к тому масонскому обществу, с которым он был связан клятвой и которое проповедывало вечный мир и уничтожение войны, и, во вторых, то, что ему, глядя на большое количество москвичей, надевших мундиры и проповедывающих патриотизм, было почему то совестно предпринять такой шаг. Главная же причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что он l'Russe Besuhof, имеющий значение звериного числа 666, что его участие в великом деле положения предела власти зверю, глаголящему велика и хульна, определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно совершиться.


У Ростовых, как и всегда по воскресениям, обедал кое кто из близких знакомых.
Пьер приехал раньше, чтобы застать их одних.
Пьер за этот год так потолстел, что он был бы уродлив, ежели бы он не был так велик ростом, крупен членами и не был так силен, что, очевидно, легко носил свою толщину.
Он, пыхтя и что то бормоча про себя, вошел на лестницу. Кучер его уже не спрашивал, дожидаться ли. Он знал, что когда граф у Ростовых, то до двенадцатого часу. Лакеи Ростовых радостно бросились снимать с него плащ и принимать палку и шляпу. Пьер, по привычке клубной, и палку и шляпу оставлял в передней.
Первое лицо, которое он увидал у Ростовых, была Наташа. Еще прежде, чем он увидал ее, он, снимая плащ в передней, услыхал ее. Она пела солфеджи в зале. Он внал, что она не пела со времени своей болезни, и потому звук ее голоса удивил и обрадовал его. Он тихо отворил дверь и увидал Наташу в ее лиловом платье, в котором она была у обедни, прохаживающуюся по комнате и поющую. Она шла задом к нему, когда он отворил дверь, но когда она круто повернулась и увидала его толстое, удивленное лицо, она покраснела и быстро подошла к нему.
– Я хочу попробовать опять петь, – сказала она. – Все таки это занятие, – прибавила она, как будто извиняясь.
– И прекрасно.
– Как я рада, что вы приехали! Я нынче так счастлива! – сказала она с тем прежним оживлением, которого уже давно не видел в ней Пьер. – Вы знаете, Nicolas получил Георгиевский крест. Я так горда за него.
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.
Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.