Гаазе, Гуго

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хаазе Гуго»)
Перейти к: навигация, поиск
Гуго Гаазе

Гу́го Га́азе (нем. Hugo Haase; 29 сентября 1863, Ольштын (Алленштейн, Восточная Пруссия) — 17 ноября 1919, Берлин) — немецкий государственный деятель, лидер германской социал-демократии, юрист и пацифист.



Биография

Родился в семье сапожника и мелкого торговца-еврея. После окончания гимназии учился в университете Альбертина в Кёнигсберге, где изучал юриспруденцию и социальные науки. По окончании учёбы работал адвокатом, принимал участие во многих политических процессах, постепенно связав свою жизнь с социал-демократическим движением в Германии. В 1912 году переехал в Берлин.

В 1911—1917 годах Гаазе — один из председателей Социал-демократической партии. Депутат рейхстага в 1897—1907 годах и в 1912—1918 годах. 4 августа 1914 года выступил с речью в рейхстаге с обоснованием голосования Социал-демократической партии за военные кредиты. В дальнейшем занимает резко антивоенную позицию и разрывает отношения с официальными социал-демократами. В апреле 1917 года создаёт совместно с единомышленниками по отношению к войне, принадлежавшими к центристскому (Карл Каутский) и левому крылу (Карл Либкнехт, Роза Люксембург) социал-демократии, Независимую социал-демократическую партию Германии. Во время Ноябрьской революции 1918 года был, совместно с Эбертом, председателем Временного правительства Германии — Совета народных уполномоченных.

После образования Коммунистической партии Германии выступал против радикального крыла в своей партии, настаивавшего на сотрудничестве с коммунистами. В то же время резко осудил расправу правительственных войск над восставшими военными моряками в дни рождества 1918 года, организованную по приказу Эберта. Стал жертвой покушения, совершенного душевнобольным.

Напишите отзыв о статье "Гаазе, Гуго"

Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Гаазе, Гуго

«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.