Хаан, Якоб Исраэль де

Якоб Исраэль де Хаан (нидерл. Jacob Israël de Haan; 31 декабря 1881, Клостервейн, провинция Дренте — 30 июня 1924, Иерусалим) — еврейский политический деятель в подмандатной Палестине, уроженец Нидерландов. Также был широко известен на родине как журналист и поэт.

Детство и юность

Якоб Исраэль де Хаан родился в Клоостервейне, деревне в провинции Дренте, и вырос в Заандаме. Он был младшим из восьми детей и получил традиционное еврейское образование. Его отец, Ицхак Ха-Леви де Хаан, был синагогальным кантором.

Сестра Якоба де Хаана была писательницей, писавшей в основном под псевдонимом «Керри ван Брюгген».

В период между 1903 и 1909 годами де Хаан изучал право и работал преподавателем. В эти годы он писал в социалистические журналы и переписывался со знаменитым голландским писателем того времени Фредериком ван Эденом.

Начиная с 1901 жил в Амстердаме, где написал повесть Pijpelijntjes (1904), названную в честь его нового соседа нидерл. De Pijp. В этой повести сильно прослеживались гомоэротические мотивы. Эта книга вызвала острые общественные противоречия и возмущение. В связи с этим де Хаан был вынужден покинуть отвергнувшие его социал-демократические круги. Он женился на Иоханне фон Маарсвиин в 1907 (приняв христианство), однако этот брак, по всей вероятности, был платоническим. Они разошлись в 1919 году, хотя никогда официально не разводились.

Интерес к иудаизму и прибытие в Иерусалим

Приблизительно в 1910 году де Хаан начал интересоваться иудаизмом, Израилем и сионизмом. По всей вероятности, причиной пробуждения этого интереса послужило тюремное заключение многих евреев-революционеров в царской России и его дипломатические усилия по их освобождению. Де Хаан поехал в Россию с рекомендательным письмом королевы Нидерландов Вильгельмины, и сумел «выторговать» у царя некоторое смягчение условий заключения евреев. Его дипломатическая работа в пользу улучшения положения российских евреев продолжалась 2 года и сделала его большим знатоком антисемитизма.

После первой мировой войны де Хаан переселился в Палестину полный желания содействовать воплощению сионистских идей. Первые годы в Палестине работал корреспондентом амстердамской газеты «Алгемеен ханделсблад» и лондонской «Дейли экспресс». В это же время познакомился в Иерусалиме с другим известным еврейским диссидентом и политиком Леопольдом Вайсом (Мухаммедом Асадом), с которым делится своими сомнениями в отношении сионизма.

Разочаровавшись в сионистском движении, де Хаан познакомился с Равом Йосефом Хаимом Зоненфельдом, лидером антисионистски настроенной части старого ишува, и стал его секретарём. Благодаря своим общественным связям Де Хаан смог установить контакты с Лигой Наций и эмиром Трансиордании Абдаллой ибн Хусейном.

Де Хаан пытался заключить с арабами и англичанами от имени Эда Харедит договоренности в обход сионистов, не признавая их руководства. Его деятельность вскоре вызвала недоумение, а затем угрозы сионистов, но Де Хаан наотрез отказался её прекратить. В ночь с 30 июня на 1 июля 1924 года он был застрелен на пороге синагоги больницы «Ша‘арей-Цедек» в Иерусалиме.

Ответственность за убийство лежит на активисте еврейского сионистского подпольного движения «Хагана» Аврааме Техоми, существуют версии о причастности к убийству высшего руководства Хаганы.

Литература (на английском и иврите)

• Nakdimon, Shlomo & Mayzlish, Shaul: De Haan: The first political assassination in Palestine (Hebrew edition. Modan Press, Tel Aviv, 1985).
• Sonnenfeld, Shlomo Zalman (adapted by Hillel Danziger): Guardian of Jerusalem: The Life and Times of Rabbi Yosef Chaim Sonnenfeld (Mesorah Publications, Brooklyn, 1983) ISBN 0-89906-459-0

Ссылки

• [cf.uba.uva.nl/nl/publicaties/treasures/text/t44.html Архив Амстердамского университета]
• [www.corpse.org/issue_5/critical_urgencies/giebels.htm Люди Гибельс о де Хаане]
• [www.jhm.nl/personen.aspx?naam=Haan,%20Jacob%20Israel%20de Амстердамский музей еврейской истории] Биография де Хаана
• [www.dbnl.org/auteurs/auteur.php?id=haan008 ссылки на произведения де Хаана]
• [www.dbnl.org/auteurs/beeld.php?id=haan008 Фотографии де Хаана]
• [www.gutenberg.org/author/Jacob+Israël+de+Haan Работы Jacob Israël de Haan] в проекте «Гутенберг»
• [www.jewsagainstzionism.com/resources/onlinebooks/martyrsmessage.cfm Некролог Эмиля Марморштейна на смерть де Хаана]

Отрывок, характеризующий Хаан, Якоб Исраэль де

– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.